Долгое молчание, последовавшее за восклицанием патофизиолога, нарушил Приликла.

– Друг Хьюлитт, – прощелкал он, – нам бы хотелось пройтись по той тропе, которой вы прошли в детстве, начиная от отверстия в ограждении сада до дерева, с которого вы упали. Если вы готовы, пожалуйста, ведите нас.

Оказавшись за забором, Хьюлитт пошел медленно. Ему приходилось продираться сквозь высокие густые заросли, с виду похожие на земную траву, если, конечно, сильно не приглядываться. В траве сновали мелкие насекомые, которых тоже с первого взгляда можно было принять за земных. Хьюлитт шел, время от времени поглядывая на жаркое синее небо с редкими белыми облачками – все как на Земле. Стиллман шел следом за ним, но помалкивал. Остальные сильно отстали и о чем-то разговаривали, Хьюлитт не слышал. Скорее всего они разговаривали о нем.

Хьюлитт злился. «Обсуждают мою последнюю выдумку», – думал он.

– Знаете, поначалу я засомневался, доктор Стиллман, – признался Хьюлитт немного погодя, решив немного отвлечься от мрачных мыслей. – Но вас я тоже узнал. Только тогда вы показались мне намного выше ростом, но, наверное, четырехлетним малышам все взрослые кажутся великанами. А так вы не очень изменились.

– А я бы вас не узнал, – отозвался Стиллман, улыбнулся и похлопал себя по наметившемуся брюшку. – Вы выросли вверх, а я – вширь.

– Как удачно, что вы до сих пор здесь, – продолжал разговор Хьюлитт. – А я думал, что Корпус Мониторов гоняет своих сотрудников по всей Галактике.

– Мне очень повезло, что я работаю здесь, – ответил Стиллман.

Шагов тридцать они прошли молча. Хьюлитт уже начал гадать, уж не обидел ли он чем Стиллмана, когда тот заговорил:

– Тут, на Этле, положение с развитием культурных контактов такое, знаете ли... деликатное, поскольку аборигены настолько похожи на нас. Когда имеешь дело с инопланетянами, на тебя совершенно не похожими, и возникает какой-то конфликт, то на компромисс идут, как правило, обе стороны. Здесь же мы пытаемся и понять, и постепенно переориентировать цивилизацию, пошедшую неверной дорожкой. Вернее, им всякой чепухой забил головы их император – привил народу параноидальную ксенофобию, вот они и начали сражаться с несуществующей угрозой. Нам пришлось долго завоевывать доверие местных жителей и доказывать им – знаете, мы до сих пор им это доказываем, – что другие разумные существа – такие же, как они: не плохие и не хорошие, а просто другие.

Еще в то время, когда вы тут жили, у нас на базе уже работали несколько местных сотрудников. – В голосе Стиллмана прозвучали ностальгические нотки. – Нам хотелось развеять этланскую ксенофобию за счет совместной гармоничной работы бок о бок с ними. Время от времени мы отправляли сотрудников-этланцев под тайным прикрытием на всяческие общественные мероприятия. Безусловно, все планировалось самым тщательным образом. Они оказывались зрителями на разных спортивных соревнованиях, ходили на экскурсии по осмотру достопримечательностей. Нам же самым важным представлялись случаи, когда удавалось отправить этланцев в школы, где они могли посмотреть на детей, понаблюдать за ними, поговорить. Сейчас персонал базы и подразделение по Культурным Контактам на три четверти состоит из этланцев и только на одну – из землян и представителей других видов, так что культурная программа осуществляется отлично.

Однако проблема осложнена тем, что хотя этлане – чудесный, дружелюбный народ, они жутко гордые. Даже я порой забываю, насколько они отличаются от нас, и могу допустить ошибку. Именно поэтому Шеч-Рар – пусть он от природы лишен обаяния и обходительности – так встревожен тем, что на Этлу явилась гурьба инопланетян с непонятной миссией и будет тут расхаживать, не понимая существующего положения дел.

Вы только не принимайте этого на свой счет, – попросил Стиллман. – Просто я вам только что в сжатом виде представил свою лекцию, которую я читаю здесь каждому офицеру Корпуса – новичку.

Хьюлитт решил, что сейчас отвечать Стиллману не стоит. Остальные догоняли их – видимо, им было интересно послушать, о чем разговаривают Хьюлитт со Стиллманом. Оба некоторое время шли молча. В конце концов Стиллман рассмеялся и снова заговорил:

– Если офицер не без способностей, предан работе и ему удается завоевать расположение и доверие этланцев, начальство заинтересовано в том, чтобы задержать его здесь на возможно более долгий срок, дабы процесс укрепления связей продолжался. Вероятно, я продемонстрировал совершенно необычное рвение в этом смысле: заявил, что желаю жениться на этланке и остаться здесь, когда уйду в отставку. Я вам потому и сказал, что мне повезло.

– Понятно, – кивнул Хьюлитт.

Видимо, собеседник уловил его смущение.

– Вы только не подумайте, что это что-то вроде «седины в бороду и беса в ребро», – заверил Хьюлитта Стиллман. – Мы познакомились, когда я тут только второй год работал. Она тогда была... в общем, у этланцев это называется «Мать-наставница» – так зовутся тут те, кто занимается воспитанием и обучением детишек от четырех до семи лет. Моя будущая жена стала первой этланкой, решившейся поделить свою работу с тралтанской учительницей. Она тогда уже успела понять, что самое лучшее время для борьбы с предрассудками – это то, когда дети еще не успели их понабраться от родителей. Она была вдовой. На ту пору здесь хватало вдов и сирот. У нас своих детей быть не могло, это понятно, поэтому мы усыновили четверых, пока были достаточно молоды для того, чтобы...

– Доктор, – догнав их, вмешалась в разговор Мерчисон. – Я знаю, что видовые различия препятствуют размножению, но мы смогли бы получить ответы на многие клинические загадки или обрели бы еще большую загадку, если бы вам было известно исключение из этого правила. Вы знаете хотя бы об одном таком случае? Если это так, то не был ли один из родителей Хьюлитта аборигеном? А может быть, он сам был усыновленным этланским сиротой?

Стиллман покачал головой.

– Простите, мэм. Я хорошо знал его родителей еще до того, как у них родился мальчик, и присутствовал при родах.