Позднее, когда они втроем ехали в машине, после долгого молчания Амелия наконец сказала:

— Ты думаешь, это серьезно — эти четверть миллиона?

— Вполне, если он не передумает, — ответил Ордэн Браун.

— Мне кажется, тебя предупредили? — сказал О'Доннел.

— Да, — спокойно произнес Ордэн, но не стал далее обсуждать этот вопрос.

О'Доннел мысленно поблагодарил его за тактичность. Пирсон — это, по сути дела, его, О'Доннела, проблема. И Ордэну не стоит ломать над этим голову.

Они высадили О'Доннела у отеля, где он жил. Прощаясь с ним, Амелия вдруг сказала:

— Да, кстати, Кент, Дениз не разведена, но живет отдельно от мужа. У нее двое детей школьного возраста, и ей тридцать девять лет.

— Зачем ты ему все это говоришь? — удивился Ордэн.

— Потому что он хочет это знать, — улыбнулась Амелия. — Надо быть женщиной, чтобы понимать это, милый.

“Действительно, почему она решила сказать мне это?” — раздумывал О'Доннел, стоя на тротуаре перед отелем. Возможно, она слышала, как, прощаясь, Дениз Квэнтс дала ему свой телефон и просила позвонить, как только он будет в Нью-Йорке. О'Доннелу вдруг пришла в голову мысль, что, пожалуй, ему не следует отказываться от поездки в Нью-Йорк на предстоящий съезд хирургов. И снова вдруг вспомнилась Люси Грэйнджер. Он вдруг почувствовал легкое чувство вины перед ней. Он направился к дверям отеля.

— Добрый вечер, доктор О'Доннел, — вдруг услышал он и, обернувшись, увидел молодого хирурга-стажера Майка Седдонса, а рядом с ним миловидную брюнетку, лицо которой показалось ему знакомым.

— Добрый вечер, — ответил он, вежливо улыбнувшись, и отпер собственным ключом стеклянную дверь отеля.

— Он чем-то расстроен, — сказала Вивьен Лоубартон.

— С чего ты взяла, детка? — весело воскликнул Майк. — Когда взбираются так высоко, как он, я думаю, все невзгоды остаются позади.

Молодые люди только что вышли из театра, где смотрели довольно удачный спектакль. Во время представления они много и с удовольствием смеялись и держались за руки, как настоящие влюбленные. Майк пару раз клал руку на спинку кресла и, словно невзначай, касался плеча Вивьен. До спектакля они успели пообедать в ресторане и наговорились вдоволь. Майк расспрашивал ее, почему она пошла в школу медсестер. Она сказала ему, что серьезно обдумала этот шаг, и он поверил. Что-что, а характер у этой девушки есть.

— Если я что решила, то непременно сделаю, — подтвердила Вивьен.

Майк думал, глядя на профиль девушки: “Только не теряй голову, парень, ничего серьезного, простое увлечение”.

— Пойдем через парк, — предложил он, коснувшись руки Вивьен. — Ну вот, я так и знала! Старая песня, — засмеялась она. Но почему-то не стала противиться, когда он увлек ее через ворота парка в темноту аллеи.

— Я знаю сколько угодно старых песен, хочешь услышать еще одну? — пошутил он.

— Какую, например? — Несмотря на полную уверенность в себе, голос ее дрогнул.

— Ну, вот эту… — И, взяв ее за плечи, Майк повернул ее к себе и крепко поцеловал в губы.

Вивьен почувствовала, как забилось сердце, но уверенность в себе все еще не покидала ее. Майк Седдонс нравился ей. Она уже знала это. И когда он снова поцеловал ее, она охотно ответила на его поцелуй. Майк привлек ее к себе.

— Какая ты красивая, — прошептал он. — Милая, милая Вивьен…

Их губы снова встретились. Не думая больше ни о чем, Вивьен в порыве безотчетной нежности прильнула к нему.

Вдруг резкая обжигающая боль в колене заставила девушку громко вскрикнуть.

— Что, что с тобой, Вивьен?

— Нога, колено, — простонала она. Боль то утихала, то снова накатывалась какими-то волнами. — Майк, моя нога! Мне надо сесть. — Она вся сжалась от боли.

— Вивьен, если тебе неприятно, что я… — начал было Майк.

— О, Майк, поверь мне, я не притворяюсь. Мне очень больно…

— Прости, Вивьен…

— Я знаю, что ты подумал. Но это правда, Майк.

— Тогда объясни мне, где болит. — Это говорил уже врач. — Покажи.

— Вот здесь, в колене.

— Спусти чулок. — Опытными пальцами хирурга он осторожно ощупал ее колено. — Раньше бывали боли?

— Однажды, но не такие сильные, и все сразу прошло.

— Как давно?..

— Месяц назад.

— Ты показывалась врачу?

— Нет. А что? — В голосе ее прозвучала тревога.

— Небольшое затвердение. Надо завтра же показаться нашему ортопеду Люси Грэйнджер. А теперь пошли-ка домой, детка.

Прежнего радостного настроения как не бывало. По крайней мере сегодня его уже не вернуть — это понимали оба.

Вивьен поднялась, опираясь на руку Майка. Он внезапно почувствовал тревогу, желание помочь ей и защитить ее.

— Ты сможешь идти?

— Да. Мне почти не больно.

— Только до ворот, а там мы поймаем такси. — И чтобы хоть немного развеселить встревоженную девушку, сказал шутливым тоном:

— Ну и пациентка мне попалась. Где уж там гонорар получить! Изволь везти ее домой на собственные деньги.

— Ну, докладывайте, — ворчливо сказал доктор Пирсон, склоняясь над бинокулярным микроскопом.

Заглядывая в историю болезни, доктор Макнил стал зачитывать данные, одновременно передавая патологоанатому предметные стекла. Они сидели рядом за одним столом.

— Удаление аппендикса…

— Кто оперировал?

— Доктор Бартлет.

— Молодчина. Операция сделана вовремя. Взгляните-ка сюда, Макнил.

Доктор Пирсон проводил обычный патологоанатомический разбор случаев. Привлекая к этому в целях инструктажа молодого врача Макнила, стажирующегося в больнице, он одновременно пытался хоть как-то ликвидировать задолженность своего отделения перед хирургией по гистологическим заключениям. Удаление аппендикса было сделано Бартлетом две недели назад, и пациент давно выписался. В данном случае заключение патологоанатома носило характер простой формальности и лишь подтверждало верный диагноз хирурга.

— Следующий случай, — промолвил Пирсон, приняв от Макнила новую партию предметных стекол.

В это время дверь отворилась, пропустив Баннистера. Взглянув на спины Пирсона и Макнила, он бесшумно проследовал в дальний угол зала и стал складывать в шкаф истории болезни.

— Это из самых последних, — сказал Макнил. — Срезы сделаны пять дней назад. Хирург ждет нашего заключения.

— С последних давайте сегодня и начнем. А то хирургия опять поднимет крик, — желчно заметил Пирсон.

Макнил хотел было напомнить ему, что еще две недели назад он предлагал именно так изменить порядок рассмотрения анализов, но главный патологоанатом упорно продолжал придерживаться хронологического порядка. “Зачем мне лишние неприятности”, — подумал Макнил и промолчал.

— Соскоб кожной ткани. Больная пятидесяти шести лет. Разросшееся родимое пятно. Как вы думаете, это не злокачественная меланома?

— Возможно, — пробормотал Пирсон, прилаживая линзы микроскопа. — И вместе с тем это может быть безобидный синий невус. А ваше мнение, коллега? — И он уступил Макнилу свое место у микроскопа.

Макнил знал, как легко ошибиться в диагнозе и принять злокачественную меланому за синий невус. Он быстро перебрал в памяти все известные характеристики. Они были убийственно похожи. И, взглянув в глаза Пирсона, он честно признался:

— Не знаю. Хорошо бы сравнить с предыдущими случаями. У нас ведь есть материалы?

— Разумеется, но нам с вами понадобился бы год, чтобы разыскать их в архивах. Надо, однако, когда-нибудь начать картотеку.

— Вы говорите об этом уже пятый год, — раздался сзади скрипучий голос Баннистера.

— А вы что здесь делаете? — резко обернулся Пирсон.

— Привожу в порядок дела. То есть делаю то, чем должен был бы заниматься технический работник, если бы он у нас был.

“И сделал бы это куда лучше тебя”, — подумал про себя Макнил. Он прекрасно понимал, как запущена документация в отделении патологии, как необходимо модернизировать всю технологию обработки материалов. В других больницах все это уже пройденный этап. А здесь все идет по старинке.