— Позвоните, как только приедете, — ответила она.

— Может быть, нам не откладывать до Нью-Йорка? У вас найдется свободный вечер, пока вы в Берлингтоне?

— Пожалуй, только сегодня, — после минутной паузы ответила Дениз, но тут же разочарованно воскликнула:

— О, я совсем забыла! Сегодня у нас обедает доктор Пирсон, и, разумеется, мое присутствие обязательно. Приходите и вы, если хотите.

О'Доннел усмехнулся, представив, как удивится Джо Пирсон. Однако благоразумие взяло верх.

— Благодарю, — ответил он. — В таком случае нашу встречу действительно придется отложить до Нью-Йорка.

— Мы можем встретиться после обеда, когда отец и доктор Пирсон засядут за шахматы. Тогда им уж никто не нужен.

— Прекрасно, — обрадовался О'Доннел. — Когда?

— В половине десятого.

— Заехать за вами?

— Не стоит. Лучше встретимся в городе. Это сэкономит время. Скажите где.

О'Доннел назвал ресторан. Повесив трубку, он посмотрел на часы. Надо спешить в операционную.

Шахматная партия длилась уже сорок минут. В погруженной в полумрак библиотеке стояла тишина. Свет лампы, висевшей над шахматным столиком, освещал лишь доску, оставляя лица партнеров в тени. Откинувшись на спинку кресла и вертя в руках рюмку, Суэйн изучал ситуацию, складывающуюся на шахматной доске: только что Пирсон, игравший белыми, пошел ферзем…

Оставив рюмку с недопитым коньяком, Суэйн передвинул пешку на два поля вперед.

— Говорят, в больнице перемены? — отрывисто произнес он, нарушая тишину.

Джо Пирсон тоже пошел пешкой.

— Кое-какие есть, — ворчливо ответил он. Снова воцарилось молчание. Казалось, время остановилось. Старый магнат шевельнулся в кресле.

— Вы их одобряете? — Наклонившись вперед, он подвинул слона на два поля вправо и не без злорадства посмотрел на противника.

— Не все, — сердито ответил Пирсон и занял ладьей свободную линию.

Юстас Суэйн не спешил с ответным ходом. Прошла минута, две, три. Наконец, приняв вызов, он поместил ладью черных на ту же линию.

— Если они вам не по душе, у вас есть возможность наложить вето.

— Что? Какое вето? — рассеянно переспросил Пирсон и быстро пошел конем в центр доски.

— Я обещал Ордэну Брауну и этому, как его, вашему главному хирургу четверть миллиона долларов на больничное строительство, — сказал Суэйн, поместив королевского коня перед конем противника.

Последовала длительная пауза. Наконец Пирсон через все поле взял слоном пешку черных и объявил Суэйну шах.

— Это большие деньги, — спокойно промолвил он.

— Я поставил условие. Деньги дам лишь в том случае, если вы по-прежнему останетесь полновластным хозяином в своем отделении. — Черные должны были защищаться, и Суэйн подвинул короля на соседнее поле.

Пирсон задумчиво смотрел поверх головы партнера в темноту.

— Я тронут, — наконец просто сказал он.

Взгляд его снова вернулся к фигурам на доске. Подумав с минуту, он нашел для своего коня такую позицию, что и без того терпящий бедствие черный король оказался в безвыходном положении.

Суэйн наполнил рюмки.

— Мир в наше время принадлежит молодым, — сказал он. — Впрочем, так всегда было. Но у стариков осталась еще кое-какая власть.., и достаточно ума, чтобы воспользоваться ею. — Глаза Суэйна сверкнули, и королевской пешкой он снял угрожавшего его фигурам белого коня.

Пирсон задумчиво поглаживал подбородок.

— Вы говорите, Ордэн Браун и О'Доннел знают о вашем условии? — спросил он и ферзем взял королевскую пешку.

— Я прямо сказал им об этом, — ответил магнат и своим слоном побил слона белых.

Пирсон тихонько засмеялся. Трудно было понять, что так развеселило его — ход противника или только что сказанные слова. В мгновение ока ферзь белых встал рядом с черным королем.

— Шах и мат, — тихо произнес Пирсон. Хотя Суэйн проиграл партию, в его взгляде, обращенном на Пирсона, было явное одобрение.

— Вы все такой же молодчина, Джо. Ничуть не меняетесь, сколько я вас знаю.

Музыка умолкла, и танцевавшие пары вернулись к своим столикам.

— О чем вы думали во время танца? — с улыбкой спросила Дениз у Кента О'Доннела.

— О том, как хорошо было бы повторить этот вечер.

Дениз слегка приподняла свой бокал:

— Пью за то, чтобы вам почаще приходили в голову подобные мысли.

— Я тоже с удовольствием выпью за это. Они сидели за столиком в одном из немногих фешенебельных ночных ресторанов Берлингтона.

— Вы часто бываете в Берлинггоне? — спросил О'Доннел.

— Довольно редко, — ответила Дениз. — Я приезжаю сюда, только чтобы повидаться с отцом. Я не люблю этот город. — И, рассмеявшись, спросила:

— Надеюсь, я не задела ваши патриотические чувства?

— Разумеется, нет. Но ведь вы родились здесь? Можно мне называть вас просто Дениз?

— Конечно. К чему формальности? Да, я родилась и училась здесь. Но тогда была жива моя мать.

— Почему вы выбрали именно Нью-Йорк?

— Мне кажется, это мой город. К тому же в Нью-Йорке жил муж. — Она впервые упомянула о муже и сделала это спокойно и непринужденно. — Когда мы расстались, я поняла, что не хочу покидать Нью-Йорк. Ни один город не может с ним сравниться.

— Пожалуй, вы правы, — согласился О'Доннел. Дениз очень красивая женщина, подумал он. И вместе с тем она проста и естественна. Ей очень идет это платье, элегантное и, без сомнения, дорогое. О'Доннел вдруг подумал, что Дениз, в сущности, очень богата. Разумеется, как он мог забыть, что она единственная наследница старого Суэйна. Нет, эта мысль особенно не волновала его. Он просто подумал, что впервые ухаживает за богатой женщиной.

— Расскажите о себе, — сказала Дениз. — Я умею слушать.

— В сущности, рассказывать нечего.

Но О'Доннел не заметил, как с увлечением начал рассказывать о работе в больнице Трех Графств, о своих планах и надеждах. Дениз слушала с интересом, лишь изредка задавая вопросы. Ее интересовало его прошлое, друзья и знакомые. О'Доннел ей нравился, ее удивляла глубина его суждений и оценок.

Когда официант вежливо напомнил им, что бар клуба закрывается, и справился, не хотят ли они заказать еще напитки, Дениз отрицательно покачала головой. Посмотрев на часы, О'Доннел с удивлением убедился, что уже час ночи. Поскольку Дениз сразу же отпустила машину, О'Доннелу предстояло доставить ее домой.

Когда они спустились в фойе, Дениз с сожалением сказала:

— Как жаль, что надо уходить. Напрасно мы не заказали еще вина.

— Мы можем заехать ко мне, если хотите, — предложил О'Доннел, сам несколько удивившись собственной дерзости.

— Прекрасная мысль, — просто сказала Дениз. Вечер был тихий и теплый. О'Доннел медленно вел машину… Пока он готовил коктейли, Дениз стояла у открытого окна, глядя на огни города и темную ленту реки.

— Давно я не готовил традиционных коктейлей. Надеюсь, вам понравится, — сказал он, передавая ей бокал.

— Как и все в вас, Кент, — сказала Дениз своим мягким глуховатым голосом. Глаза их встретились.

Телефонный звонок в соседней комнате нарушил тишину. Резкий, требовательный, он повторился, и игнорировать его было невозможно. Когда О'Доннел пересек гостиную и, войдя в спальню, снял трубку, через открытую дверь он видел, как Дениз не спеша собирает свои вещи: перчатки, сумочку, меховую накидку. Вспыхнувшее было чувство досады мгновенно улеглось: звонили из больницы. О'Доннел внимательно слушал, что говорил ему дежурный врач, задавая короткие вопросы. Состояние больного, которого он накануне оперировал, резко ухудшилось.

— Еду, — быстро сказал О'Доннел. — Приготовьте все для переливания крови.

Затем он позвонил швейцару и попросил вызвать для Дениз такси.

Доктор Пирсон обычно рано ложился спать, однако после игры в шахматы с Юстасом Суэйном это не всегда ему удавалось. На следующий день он чувствовал себя неважно и бывал особенно раздражительным. Шахматная партия не замедлила сказаться и в это утро.