– Ну ... – Билл почесал затылок. – Например, вчера она выходила и дожидалась, пока леди Тилпот с племянницей усядутся в коляску, а потом сразу же вернулась в дом.

– Как она выглядела?

– Прекрасно, разумеется. – Билл вытер рот рукавом. – Сроду не видел женщины красивее. У нее волосы, как ... как ... – он заглянул в свою кружку, – как у светлого эля.

– Как сотерн, – рассеянно поправил Рамзи.

– Пожалуй, – согласился Билл. – Красивые, как ни назови. Но только она показалась мне напуганной и ...

Рэм схватил его за запястье. Удивительно, сколько силы скрывается в этих длинных изящных пальцах!

– И какой?

Билл смущенно пожал плечами:

– Одинокой. Она показалась мне ... одинокой. Убейте, не знаю почему, но именно так я и подумал, когда увидел ее. И еще подумал, что все это очень грустно. – Он помотал головой, будто пытаясь прогнать бредовые мысли. – Глупо, да?

– Нет. – Рамзи отпустил его руку. – Нет, это не глупо. Это очень грустно.

– Проклятие! – Дэнд Росс сердито отбросил в сторону плеть вьющейся розы, которую пытался привязать к навесу над калиткой, и засунул в рот окровавленный палец. – Если крестоносец действительно принес эти чертовы желтые розы в дар монастырю Святой Бригитты за то, что тот спас его семью во время чумы, надо думать, он не очень-то обрадовался этому спасению. У них не шипы, а какие-то дьявольские кинжалы!

Дуглас Стюарт на минуту перестал обмазывать глиной старую стену, защищающую розовый сад от ветра, поднялся и вытер пот со лба.

– Вчера ты получил двадцать ударов розгой и даже не пикнул, а сегодня блеешь из-за какой-то пары царапин, как козленок.

– Вчера я эти удары заслужил, – терпеливо объяснил Дэнд. – А вот этим чертовым розам я не сделал ничего плохого, не считая того, что последние пять лет ухаживал за ними с материнской заботой.

– Наверное, твоя мать была та еще штучка, – лениво протянул Рэм, закатывая тяжелый камень в заранее вырытое углубление, – если ухаживала за тобой так же, как ты за цветами.

Кит Макнилл вошел в садик, неся перед собой в дрожащих от напряжения руках ящик, наполненный новыми камнями для ограды.

– У Дэнда не было матери, – вмешался он, услышав последние слова Рэма. – Он просто возник из мрака, как и прочее бесовское отродье. По крайней мере, так Джон Гласс рассказывал младшим мальчикам.

– Возможно, так оно и есть, – усмехнулся Дэнд, – но я слышал, как Джон рассказывал то же самое и о тебе.

– Пошел он к черту, этот Джон Гласс, – нахмурился Дуглас, самый серьезный из них. – После его рассказов все мальчики считают нас членами какой-то тайной секты.

– А разве это не правда? – спросил Рэм, И все остальные, прекратив работу, с интересом посмотрели на него.

– Объясни, что ты хочешь этим сказать? – потребовал Кит, всегда отличавшийся прямотой.

– Дэнд уже сказал. Мы целых пять лет трудимся в этом саду, возделывая его во имя Святой Церкви, как утверждает брат Фиделис. Но вам не кажется странным, что другие мальчики никогда не работают здесь? Только мы четверо.

– Я тоже думал об этом, – кивнул Дуг. – Часто думал.

– А брат Туссен? – продолжал Рэм. – Почему он не занимается фехтованием с другими? Я знаю, что иногда он и их чему-то учит, но совсем не так, как нас. – Он покрутил плечом, все еще ноющим после многочасовых упражнений, которые их заставлял проделывать бывший солдат, а ныне монах, брат Туссен.

– Так почему? – спросил Дэнд.

– Потому что нас к чему-то готовят, – убежденно ответил ему Дуглас. – К чему-то важному. К чему-то, что нам предстоит совершить вместе. И поэтому они хотят, чтобы мы стали ... как братья.

Это было похоже на правду. Рэм посмотрел на друзей. Кажется, они все так думают. Кит выглядел мрачным, но он и всегда выглядел таким, а Дэнд кивал с непривычной для него серьезностью.

– Ну что ж, – заговорил наконец Кит, – если настоятель этого хочет, я не стану спорить. Вы и так мои братья, и я отдам жизнь за любого из вас.

Только Кит – большой, сильный и молчаливый – мог сказать подобную высокопарную фразу, не опасаясь быть высмеянным Дэндом. Или, вполне возможно, самим Рэмом.

– Я тоже, – заявил Дуглас.

– И я, – пробормотал Дэнд. Он посмотрел на Рэма, и в его глазах загорелся огонек. – А ты, Рэм? Что-то ты не торопишься сказать, что готов за меня умереть.

– Боже праведный! – Рэм преувеличенно тяжело вздохнул, не желая показывать друзьям, как много они значат для него. С тех пор как он потерял все, что у него было, они стали его единственной семьей. И он твердо знал, что и остальные чувствуют то же самое. – Ну уж если придется за кого-то умирать, то я вполне смогу сделать это и за вас. И тогда всю оставшуюся жизнь вам придется вспоминать меня и прославлять мое имя. Представляю, как вам это надоест. Особенно Дэнду.

– Я думаю, – медленно сказал Дуглас, – что нам всем надо поклясться в верности друг другу.

Можно не сомневаться, что Дуглас постарается устроить целый спектакль даже там, где в нем нет никакой необходимости. Но Дэнд, ухмыляясь, уже вытянул вперед окровавленную руку.

– Будем клясться на крови? – невинно предложил он. – Я готов.

– Да! – торжественно провозгласил Дуглас. – На крови розы!

Не дожидаясь согласия остальных, он схватил рукой плеть, которую подвязывал Дэнд, и с силой сжал ее. Поранив ладонь в нескольких местах, он поморщился от боли. – Черт, ну и колючки! Теперь вы!

И, как ни странно, они его послушались.

Хелена подскочила от резкого хлопка.

– Простите, мисс Нэш! – Лакей, который всего лишь развернул салфетку, извинялся, но его выражение было не виноватым, а, пожалуй, удивленным.

– Все в порядке, Саймон.

Хелена знала, что ее странное поведение уже начинает вызывать недоумение у слуг. Она нервничала, вздрагивала от каждого звука, пугалась собственной тени. Так больше нельзя. Это должно когда-нибудь прекратиться.

Она подняла глаза, но, встретившись с укоризненным взглядом Флоры, опять опустила их и сосредоточила свое внимание на яйце всмятку. Она была уверена, что подруга ничего не скажет ей в присутствии слуг, но упорно избегала Флору уже пять дней, с того самого несчастного вечера в Уайтфраерсе. Нет, не просто избегала, она ее предала.

Ночью Флора тихонько скребла в дверь ее комнаты, но Хелена притворялась, что не слышит. Когда вчера в коридоре плачущая подруга схватила ее за рукав и попросила уделить ей хоть несколько минут, Хелена убежала, пробормотав: «Поговорим позже». Но она и не собиралась выполнять этого обещания. Она просто трусит. Жалко, мерзко трусит.

Некоторое время Хелена даже думала о том, чтобы скрыться из этого дома и предоставить Флору ее судьбе. И остановило Хелену вовсе не чувство долга и не привязанность к подруге, а то, что ей некуда было бежать. Нет на свете такого места, где она могла бы почувствовать себя в безопасности. Перспектива занять деньги под гарантию сестры и купить собственный домик уже не казалась такой заманчивой. Разве сможет она жить там одна или хотя бы с несколькими малознакомыми слугами? Кто защитит ее, если однажды Демарку покажется, что Хелена его ослушалась? И он решит наказать ее ... По крайней мере, здесь ее почти всегда окружают люди, по дому снует целая армия слуг, а хозяйка внушает страх всему Лондону.

Она опять взглянула на Флору, которая с отсутствующим видом ковыряла вилкой в тарелке. Бледного лица девушки не оживляло даже веселое палевое платье, которое всегда так ей шло. В очередной раз Хелену пронзило болезненное чувство вины. Она понимала, что должна как можно скорее поговорить с подругой, но все ее мысли были сейчас заняты только лордом Демарком.

Несколько раз она осмеливалась выйти из дома одна, и каждый раз он оказывался рядом, наблюдал за нею. Никогда не приближаясь, он смотрел с другой стороны сквера, как она покупает пирожные, ждал ее, сидя в коляске на другой стороне улицы, когда она выходила из библиотеки или от модистки.