– Нет! Это не понадобится!
– Вы, может быть, беспокоитесь обо мне? Не надо! Мне уж семьдесят. И я не помню, чтобы когда-нибудь боялась собственных детей.
Сара достала из сумки папку с бумагами и отдала Терри.
– Это все, что осталось после Джоффри. Я записала на обороте папки номер моего телефона. Позвоните, когда понадоблюсь, И пожалуйста, помогите мальчикам. Это моя единственная просьба. Они бросят прежнее занятие, я знаю. Главное – следите за Морой.
Сара поднялась, пожала Терри руку и, кивнув, ушла.
Терри остался сидеть, погруженный в размышления. Мора носила его ребенка. Он вспомнил, какой она была в их первую ночь: доверчивая, покорная. Вспомнил лучистые глаза, податливое тело и почувствовал, что слезы жгут его горло. Какой она была нежной! Этот аборт исковеркал всю ее жизнь! Она часто говорила, что любит детей. Вспомнил Терри и их последнюю ночь. Это была близость двух зрелых людей. Ее прохладная кожа, как и тогда, пахла мускусом. А о ребенке она опять ничего не сказала. Почему?
Никто из них не заводил семьи. Они были рождены друг для друга. Теперь он это понял и схватился за голову.
– С вами все в порядке? – Терри очнулся и увидел коренастую, небольшого роста официантку. Она стояла рядом и с тревогой смотрела на него.
– Да, благодарю вас.
– Но выглядите вы ужасно.
Терри встал и бросил на столик три фунтовых монеты.
– Ничего особенного. Так, неприятные новости. Вот и все.
Он вышел на морозный воздух, зажав папку под мышкой. Он познакомится с документами попозже. А сейчас пойдет пешком и будет думать.
Мора и Уильям снова легли в постель и буквально не выпускали друг друга из объятий. Впервые за несколько дней Мора улыбнулась. Наконец-то кто-то заботится о ней. А Уилли заботился, она это знала. Она забудет плохое, тяжелое, хоть на время, и сосредоточится на хорошем.
Мора все еще была молода, но письмо Майкла напомнило ей о том, как быстротечно время, и в голову пришла мысль о Терри Пезерике. Так бывало всегда, стоило ей подумать о чем-то серьезном. В это же самое время Терри Пезерик стоял у "Риджентс-парка" и думал о Море.
Оба строили планы. Мора и не подозревала, что в один прекрасный день их планы сольются, и это будет как взрыв бомбы.
Терри оказался в затруднительном положении. Уже прошла неделя с того дня, как Сара передала ему документы. В достоверности записей Джоффри Терри был уверен. Имена и даты не вызывали сомнений. Беспокоило одно обстоятельство. Почти все его коллеги были куплены Морой, и не только коллеги, кое-кто из начальства тоже, например, его старший инспектор. И теперь, вооруженный всей этой информацией, Терри не знал, что с ней делать. Ведь речь шла не о нескольких взяточниках, а о целой армии, против которой должна была выступить горстка честных людей. В любом случае это затронет не только его друзей, но и всю лондонскую полицию.
Теперь стало ясно, что за похищением золота в 1985 году стояли Мора и Майкл Райаны. У Терри в руках были доказательства. Джоффри Райан даже приложил карту маршрута, которой пользовались преступники. И на этой карте было множество отпечатков пальцев, в этом Терри тоже не сомневался. Он даже знал, у кого в настоящий момент хранится золото. Казалось бы, лучшего и желать нечего, но как пустить информацию в ход, если во всем этом дерьме по уши сидят полицейские?
Терри чуть не плакал от досады. Теперь он смотрел на своих коллег совершенно другими глазами и, слушая их доклады о поимке преступников, отлично понимал, что они умышленно копают не там, где надо, стараясь отвести подозрения от Райанов.
Ничего удивительного, что Мики и Море все сходило с рук. Райаны контролировали не только участок на Вайн-стрит, но и центральное бюро всего Вест-Энда. Просто невероятно! Везде у них были "свои люди" – и в Брикстоне, и в Килберне, и в Баркинге. На каждом участке, как минимум, одно "ухо".
Теперь наконец у Терри была вся необходимая информация, чтобы покончить с Райанами. Даже их мать стала его союзницей. И все же руки у него были связаны. Если корабль Райанов пойдет ко дну, он потащит за собой и полицию. Смешно, черт побери! Что же до Темплтона... он и так по уши погряз в различного рода аферах и давно был бы за решеткой, если бы не связи. Таким образом, Терри предстояло дать бой нескольким высокопоставленным мошенникам.
Он позвонил в Отдел специальных расследований. Вот куда он передаст документы, и пусть считают, что им повезло. А ему почести не нужны, он сыт по горло, его просто тошнит от всего этого.
Ведя разговор, Терри что-то машинально рисовал на стопке лежавшей перед ним бумаги и только позже обнаружил, что нарисовал пронзенное стрелой сердце.
Руководитель Отдела Марш смотрел в окно на раскинувшийся перед ним город. Стемнело, и на той стороне Темзы вспыхивали огни, похожие на огни маяков. Уже почти три часа он сидел погруженный в размышления. Информация, переданная ему молодым детективом-инспектором, напрочь лишила его покоя. Целых десять лет он мечтал о такой информации, а теперь, когда она буквально приплыла к нему в руки, не знал, как поступить, и ждал своего начальника, которого, к счастью, не обнаружил в списке коррумпированных. Если информация достоверна, а Марш подозревал, что именно так оно и есть, тогда разверзнется земля и поглотит всю полицию Вест-Энда.
При мысли о том, что ему предстояло вытащить на свет Божий, он покачал головой: Пезерик не знает, что собственными руками вырыл себе могилу. И это самое печальное. Никто больше не пожелает иметь с ним дело после того, как бульварные газетенки сделают из этого сенсацию. Полицейские не должны порочить своих, кем бы они ни оказались. Как врачи – пациентов.
В полночь Терри позвонили домой и сообщили, что в двенадцать сорок пять его будет ждать Марш. Садясь в машину, он вдруг понял, что затеянное им дело может раскручиваться годами. В конечном счете Мора Райан будет выведена из игры, но стоит ли это того, чтобы идти на такие неприятности?
Марш принял Терри в задней комнате дома с террасой в Уимблдоне.
Вот уже час он вел с ним осторожный разговор, а когда сделал паузу, чтобы раскурить сигару, Терри сказал:
– Вы пытаетесь мне доказать, что люди, облеченные властью, уплывут, даже не заплатив по счетам?
Закашлявшись от сигарного дыма, Марш прикрыл ладонью рот и стал объяснять:
– Послушай-ка, сынок, все дело в том, что среди этих людей есть полицейские с двадцатилетним стажем. И они тихо уйдут в отставку...
– И будут получать свои пенсии и доплаты за ранний выход на пенсию! – В голосе Терри слышалось отвращение. – Это просто невероятно, Марш! Я представил вам доказательства о коррупции в грандиозных масштабах, об этом можно только мечтать, а у вас хватает нахальства утверждать, будто все взяточники выйдут сухими из воды!
Марш кивнул:
– Я понимаю твои чувства, сынок.
– Нет, не понимаете! Даже представления о них не имеете. Я испытываю горечь и отвращение. Эти люди много лет находились на содержании у известных преступников, а вы говорите, что невозможно заставить их платить по счетам. Зато из-за них пострадает какая-нибудь мелкая рыбешка, вроде Добина.
– Послушай, сынок...
– Я вам не "сынок"! – Терри хватил кулаком по столу. – Мы тут с вами копошимся, будто какие-нибудь взломщики среди ночи. Не хочу верить, что продажные полицейские спокойно отправятся отдыхать, не получив даже пинка на прощание. Мы, как воры, тайком встречаемся по ночам в обшарпанных домах, а те, кто пенки снимал, благополучно выберутся из этой истории. Так, шеф, не пойдет!
– Послушайте, Пезерик! Если это просочится на улицы, нас всех перетрахают. А представьте ярость, которую это вызовет, когда пронюхает пресса! Ты об этом подумал? Полицию тогда станут презирать больше, чем бандита, ворующего газовые счетчики! Нам этого просто не пережить. Единственное, что мы можем сделать, – это начать разгребать у себя внутри. Виновные, зная, что их схватили за шиворот, уйдут из полиции. И это все, чего мы можем добиться! Станешь постарше, поймешь, что я прав. Иначе вся нечисть, которая сидит за решеткой, все эти насильники, мошенники и убийцы начнут вопить, требовать пересмотра дел, ссылаясь на то, что засадивших их полицейских "накололи". Слишком много наших людей замешано в коррупции, так что лучше сохранить это в тайне. Конечно, уход из полиции чересчур малая плата за то, что они натворили, но иного пути у нас нет, поверь мне.
