— Ася, а ты сама понимаешь эти стихи? — спросила она.

— Конечно! Непонятно только, при чем тут Торквато Тассо, а в остальном… Загс как красиво!

— Вот! Именно к этому я и хотела вас подвести! Вас привлекает красота, а вернее, красивость! А что за ней?

— А на фиг за красотой чему-то быть? — спросил Марат Исаков. — Вы же сами нам рассказывали, Пушкин говорил: поэзия должна быть глуповата. Стихи Северянина — просто воплощение поэзии! Глуповатые, красивые, музыкальные! Разве нет?

— Да чушь собачья! — решительно высказалась Таня Воротынцева. — Набор слов!

— Понимала бы ты что-нибудь!

— Да тут и понимать нечего! Абракадабра!

— Сама ты абракадабра!

— Дети, успокойтесь! — крикнула Марфуша. — Спорить надо цивилизованно! А вы…

Заваривший всю эту кашу Женька Зимин довольно ухмылялся. Время урока утекало безвозвратно…

— Марфа Кузьминична! — канючила Лялька. — Объясните мне: она куда на коне-то въехала? В гастроном?

— Нет в супермаркет! — отбрил её Макс Гольдберг. — Понимаешь, Дубова, она там на весь гарем продукты закупает, потому и приехала на лошадке! Чтоб тяжести не таскать!

Тут уж все грохнули, даже Марфуша. Макс не часто подает голос, но уж скажет — как рублем подарит.

Короче, урок литературы прошел небесполезно — в классе появились две новые клички: Княжна Инстасса и Абракадабра — Таня Воротынцева.

Следующий урок — химия. Я, как всегда, судорожно листала учебник на перемене. И не зря. Химичка вызвала меня первой. Но не успела я и рта раскрыть, как в класс вбежала запыхавшаяся Лялька и выкрикнула с торжеством:

— Монахову и Корбут — к директору!

— А в чем дело, Дубова? — спросила Нина Васильевна.

— Не знаю! Я бежала по коридору, а Алиса Петровна мне и говорит: «.Передай Нине Васильевне, чтоб отпустила Монахову и Корбут. Они мне срочно нужны.

— Что ж, идите! — пожала плечами Нина Васильевна. — Опять, что ли, банду поймали?

Мы с Мотькой переглянулись. Что бы это значило?

В кабинете у Лисы Алисы сидела ещё и наша классная руководительница Клавдюшка. Она была вся красная, взволнованная,

— Так! — сказала Лиса Алиса, когда мы вошли, — Признавайтесь лучше сами! Я все знаю!

— Да в чем признаваться-то, Алиса Петровна? — в один голос спросили мы с Мотькой.

— Это ваших рук дело?

— Что? — искренне недоумевали мы.

— Алиса Петровна, я же вам говорила, этого не может быть, — пролепетала Клавдюшка.

— Признавайтесь; это вы устроили катавасию с бомбой?

Час от часу не легче!

— Алиса Петровна! — закричала Мотька. — Да вы что? Зачем нам это надо!

— Вот это я и хотела бы выяснить!

— А почему вы решили, что это мы? — спросила я, — Дедукция моя сработала мгновенно, — Уж не Дубова ли вам эту мысль подкинула?

Алиса вдруг смутилась. Но взяла себя б руки.

— При чем здесь Дубова? Я вас спрашиваю! Есть у меня сведения, что это вы, — уже без прежней уверенности проговорила она.

— Сведения? Какие? От кого? — перешла в наступление Мотька. — Устройте нам тогда очную ставку с тем, кто нас обвиняет! А если обвинение анонимное, то его и рассматривать не стоит.

— Ишь какие законницы выискались! — возмутилась Лиса Алиса.

Клавдюшка наша давно уже стояла, глядя в окно. Ей было неловко за Алису, так легко поверившую чьему-то, скорее всего Лялькиному, ложному доносу.

— А вы знаете, во что обходятся подобные истории? Не говоря уж о моральном ущербе! — неуверенно продолжала гнуть свое Лиса Алиса — Она и сама уже понимала, что мы тут ни при чем, но отступить ей было сложно.

Я вновь вспомнила Джулию Уэйнрайт и страстно начала:

— Алиса Петровна! Ваши обвинения — голословные! Вы нас, что называется, на пушку берете! Вам уже ясно, что мы ни в чем не виноваты, но не знаете, как дать задний ход! Вы поверили Дубовой, которая просто сводила с нами счеты за собственную глупость: она оскандалилась на литературе и тут же понеслась доносить на нас! Но она отпетая дурища, а вот как вы, Алиса Петровна, могли в это поверить, или вам просто для галочки нужно найти преступника…

— Ася! — в ужасе от моей наглости воскликнула Клавдюшка.

Лиса Алиса помалкивала: видно, ей было не по себе.

— Не ожидала от вас, Алиса Петровна! Мы всегда считали вас человеком очень справедливым, а тут… Вы ухватились за первую попавшуюся версию, и благо бы ещё вам её кто-нибудь другой подсунул, а то Дубова, известная кляузница…

— Все, Монахова, я знаю, язык у тебя хорошо подвешен! — воскликнула Алиса. — Признаю, может, я и погорячилась с этим обвинением! Но вы поймите, — она вдруг резко сменила тон, — я две ночи не спала, а что мне пришлось пережить с этими саперами… Как же они выражались — вспомнить страшно! Ладно, девочки, простите меня, я женщина пожилая нервы сдали. И вы, Клавдия Сергеевна, извините меня!

— Да что вы, Алиса Петровна, — пробормотала Клавдюшка.

— А вы, девочки, и вправду совсем ничего об этом не знаете? — со слабой надеждой спросила Алиса. '

— Ничего! — совершенно искренне ответили мы.

— Ладно, ступайте в класс. Вы правы, я всегда гордилась своей справедливостью, а тут дала маху. Все, идите!

Мы вышли за дверь.

— А все-таки она классная тетка! — сказала Матильда.

— Да!

— Но ты, Аська! Какую речь толкнула! Просто Плевака!

До конца урока оставалось минут пять, и мы не спеша побрели к классу. Добрели мы до него, когда раздался звонок. Почти тут же появилась на пороге Нина Васильевна.

— Что случилось, девочки? — спросила она с тревогой.

— Ничего. Ложное обвинение, — громко сказала я. Лялька бочком старалась протиснуться мимо. Но Мотька преградила ей путь. И едва химичка скрылась из виду, как я на глазах у всего класса схватила Ляльку за куцый хвост. Она завизжала. — Можешь больше не утруждать себя доносами! Алиса тебе уже не поверит! — заявила я и, дернула один раз для острастки за хвост, отпустила её.

Лялька отскочила на безопасное расстояние и гнусным голосом провякала:

— Что, откупилась небось?

Это было так мерзко, что даже Витька Воскобойников возмутился и дал ей подзатыльник.

— Воскобойников! Как ты мог ударить девочку! — крикнул подоспевший Алексей Витальевич, математик.

— Девочку? А где вы видели девочку, Алексей Витальевич? Я просто вошь придавил!

— Какую вошь? — поразился математик и глянул с некоторой брезгливостью на Ляльку. Он, вероятно, решил, что у неё вши.

Сбежать с последних уроков сегодня не было никакой возможности. А нам хотелось торговать! Мы еле-еле высидели до конца занятий и помчались к метро. Митя и Костя уже были там.

— Привет!

— Чем нынче торговать будем, остатками?

— Нет, мы тут уже кое-чем разжились, — сообщил Митя. — Сигарет купили еще, и вот… — Он с гордостью продемонстрировал сумку, полную голубой туалетной бумаги. — Нам один тип предложил по тысяче за рулон!

— Какая хорошенькая! — обрадовалась Мотька. — Мягонькая! Класс! — И вдруг её охватил неудержимый смех. — Ой, не могу, — заливалась она.

— До что тут смешного? — удивился Костя.

— Погоди, отсмеюсь, скажу! — простонала Матильда. — Понимаешь, Аську сегодня в школе прозвали Княжной Инстассой, а она сортирной бумагой торговать будет! Ой, не могу!

— Какой княжной? — не понял Костя.

— Это у Северянина есть такая княжна, Инстасса! — объяснил Митя. — Красиво звучит! Парадокс, но вполне в духе нашего времени — княжна Инстасса туалетную бумагу продает!

Мы так ржали, что народ на нас глядел с недоумением.

— Ладно, кончай смехунчики! — скомандовал Костя. — Куда едем?

— На «Щелковскую»! — предложил Митя.

— Зачем нам с пересадкой ехать? — заартачилась Мотька. — Поехали в Беляево! Ни у кого там родни нет?

— Да вроде нет! Ладно, поехали в Беляево!

— Только предупреждаю — наборами торговать больше не буду! — решительно заявила я.

— А как же адвокатская практика? — полюбопытствовал Костя. — Хватит с меня, я сегодня уже выиграла процесс!