Мой взгляд опустился к Джанне: так хотелось забрать ее в свои объятия и убаюкивать, но я знал, что должен позволить им сделать свою работу. Я не знал, что делать. Я не мог ничего. Мои глаза были мокрыми от беспомощных слез. Когда женщина полицейский шагнула ко мне с парой наручников и сказала:

– Я должна одеть их. – Я просто рассеянно кивнул головой. Когда она защелкнула на мне наручники, появилась вторая бригада парамедиков и занялась Джошем.

Женщина-полицейский, должно быть, вызвала вторую бригаду, пока я отделывал Джоша. Мне хотелось закричать им, чтобы оставили его гнить там. Он не заслужил никакой помощи. Он заслужил наручники или пулю в голову. Приехали еще полицейские, они усадили меня и Яна спинами к ближайшей стене. Ян ответил на вопросы, потому что я не реагировал. Мои глаза были прикованы к Джанне.

Моя девушка была ранена, и я ничего не мог сделать, чтобы облегчить ей боль. Я не защитил её. Я не явился вовремя, чтобы спасти её. Когда один из полицейских бросил окровавленный фонарик в мешок для улик, мне хотелось кричать.

Когда они повезли Джанну на каталке из кафетерия, а я не мог последовать за ней: я закричал.

В любви всегда присутствует некая доля безумия.

Но в этом безумии всегда есть какой-то смысл.

Фридрих Ницше³⁵

КАЛЕБ

– Я должен был врезать ему стулом по башке, – в сотый раз произнес Ян.

– Заткнись, – пробормотал я, лёжа на койке и прикрыв глаза предплечьем. Мне, возможно, приходится делить с ним камеру, но это не значит, что я должен смотреть на его рожу.

– Сколько ребер, думаешь, я сломал, Cи? – спросил Ян, делая вид, что не замечает того, что мне необходимо побыть одному.

– Не давай мне прозвищ. Мы не такие приятели, – выдавил я сквозь стиснутые зубы.

Каким-то образом я попал в ад. Мог ли я пропустить ту часть, где умер? Кто решил, что это отличная идея, посадить нас в общую камеру? Вчера вечером, Ян и я по очереди избили Джоша до полусмерти. Что заставило полицейских думать, что мы не кинемся друг на друга? Я много раз представлял себе, как врежу ему по роже, с тех пор как мы оказались здесь. Зная нас, если бы мы начали драться, то не остановились бы, пока нас не выкинули бы отсюда или не разделили.

После того, как парамедики увезли Джанну и Джоша в больницу, полицейские доставили меня и Яна в полицейский участок. Они допрашивали нас отдельно в течение нескольких часов, заставляя рассказывать нашу историю снова и снова. Мой отец появился с адвокатом, тем же самым, которого родители нанимали для меня раньше. К Яну явился только адвокат.

Когда полицейские не занимались мной, я волновался о Джанне. Я должен был больше беспокоиться, когда произошла эта история с Джошем. Я должен был знать, что он не оставит это просто так, и пойдет на крайние меры. Оглядываясь назад, да, были знаки, но моя голова была где-то в другом месте. Я растворился в Джанне, и перестал воспринимать серьезно все остальное. Глупая ошибка, и моя красивая девушка заплатила за неё.

До того как они закончили допрашивать нас, я попросил отца сбегать в больницу и проверить её. Я также игнорировал полицейских, пока они, наконец, не дали мне знать, что Джош на самом деле прикован наручниками к постели в больнице. Думаю, как только они поняли, что это он совершил с ней эту жестокость, то положить его в ту же больницу перестало казаться блестящей идеей.

Отец еще не вернулся, к тому времени как нас перевезли из полицейского участка в изолятор для несовершеннолетних. Они должны были освободить нас на поруки, как только появятся наши родители. Для Яна, это займет некоторое время, так как он был уверен, что его отец за границей.

Я не беспокоился о том, появится мой отец или нет. Моя мама уже была бы здесь, но она снова в Финиксе на арт-шоу. Если папа еще не вернулся из больницы, то на это есть уважительная причина. Я просто молился, чтобы он вернулся с хорошими новостями о Джанне.

Я, вероятно, должен быть благодарен Яну: он закрыл свой рот. Иначе я бы, вероятно, чокнулся. Уже чувствовал, что подхожу прямо к краю. Удовлетворения от избиения Джоша не было. То, что он сделал с ней… Какие-то сломанные ребра и разбитое лицо даже в малой степени не окупают того, что он заслужил. Он заслуживает ада. Забудьте про тюрьму, ему прямая дорога в ад.

Я стараюсь не сходить с ума от того, что не нахожусь с Джанной в данную минуту. Конечно же, в больнице ее мамаша, и папа, вероятно, прямо сейчас летит на самолете из Хьюстона. Но она нуждается во мне. И мне очень нужно увидеть ее.

Я слышал, как парамедики перечисляли ее травмы, знаю, там нет ничего опасного для жизни, но ей должно быть очень больно. И не только физически. У меня не было какого-либо опыта общения с теми, кто подвергся сексуальному насилию, но я мог себе представить, в каком комфорте и терпении она нуждалась.

Я сделаю все, чтобы для нее это прошло как можно лучше. Меня рвало на части от того, что она страдала. Я отчаянно хотел быть рядом с ней и метался по камере как зверь.

– Калеб Моррисон, – сказал низкий голос с той стороны камеры. Автоматически, я развернулся, ведомый желанием выйти.

– Да?

– Твой отец здесь, чтобы забрать тебя домой, – сообщил мне охранник, отпирая решетку.

– Слава Богу, – вздохнул я.

Я выскользнул из камеры, прежде чем охранник смог полностью открыть решетку. Она с лязгом закрылась за мной, и я повернул голову, чтобы с сожалением посмотреть на Яна:

– Извини, мужик.

Он пожал плечами, развалившись на верхней койке.

– Не беспокойся, уверен, отец появится здесь когда-нибудь на следующей неделе.

Чувствуя неловкость, я быстро кивнул ему:

– Увидимся.

И пошел по коридору впереди дежурного. Как только я увидел ждущего меня отца, то начал задавать вопросы:

– Как она? Она спрашивала обо мне? Она очнулась?

Папа выглядел взволнованным и старался не смотреть мне в глаза.

– Калеб, мы поговорим об этом, когда вернемся домой.

– Я не собираюсь домой! Я еду в больницу! – я практически проорал ему, когда мы вышли из здания.

Он остановил меня на стоянке, положив руку на плечо.

– Джулия распорядилась, чтобы тебя не пускали к Джанне в палату.

Скинув его руку, я быстрее двинулся к машине.

– Это бред! Подвези, чтобы я забрал свою машину со школьной стоянки, и я сам поеду туда.

Отец уселся за руль и вздохнул.

– Хорошо, я отвезу тебя в больницу, но не жди, что попадешь к ней в палату. Её отец, Крис, уже там и Джулия дала ему нагоняй.

Пока мы ехали в больницу, отец рассказал мне о состоянии Джанны. Гипс на обоих запястьях, закрытый перелом челюсти, внизу наложили швы. Очень тяжело было слушать это, но я должен знать. Когда он закончил, я отвернулся к окну, чтобы папа не увидел мои мокрые глаза. Зная, что мне в этот момент нужно уединение, папа молчал, я должен был все это переварить.

Автомобиль остановился в гараже, и я выскочил. Меня распирало нетерпение, пока папа вышел и обошел вокруг машины. Не зная номера ее палаты, я был вынужден ждать, чтобы он отвел меня к ней.

– Калеб, она, может быть, и не очнулась пока. Сегодня утром она по-прежнему была без сознания.

– Прошло уже больше двенадцати долбаных часов с тех пор как это произошло, и она, вероятно, интересуется, где же я, чёрт возьми! – я закричал на него, желая на кого-то вылить свою боль и разочарование.

Мой папа обнял меня, и я позволил. Позволил ему попробовать унять тот беспорядок, который захватил меня изнутри. Но ничто не могло заставить меня почувствовать себя лучше.

– Насколько всё плохо, папа?

Мой папа прерывисто вздохнул, и я понял, что для него это тоже трудно. Я любил Джанну, но и он тоже. Мой отец был её отчимом последние три года. Он немного разжал объятия, пытаясь совладать с собой.

– Они зашили её, есть отёки и синяки, но они думают, что она полностью поправится. – Вздох сорвался с его губ, но он заметно сглотнул, беря себя в руки. – Они думают, она все-таки сможет иметь детей. Он использовал фонарик, так что, по крайней мере, мы не должны беспокоиться о беременности. Больной ублюдок. – Здесь мой отец остановился, вытирая глаза.