В кабинет ко мне явился Карличек и со своей обычной бесцеремонностью заявил:

- Эту бабу из ювелирного так и хочется как следует взгреть. У нее две продавщицы, которые не переставая хихикают и как заведенные нагло твердят вам прямо в глаза: «Это вам безумно идет». Просто немыслимые дуры! Я и сам почувствовал себя круглым идиотом.

- Узнали что-нибудь важное? - перебил я его.

- Маловато, - вздохнул Карличек. - Янтарное ожерелье стоило тысячу двести. Заведующая вспомнила, что сдавала сдачу с тысячи крон. Значит, покупательница платила двумя купюрами по тысяче крон. И тут же она утверждает, что две тысячи сразу ни от кого не получала, а если даже и так, то в банке ей, дескать, сказали, что только одна тысяча краденая. С серьгами дело получше. Хотя они, как утверждает заведующая, стоили не больше тысячи. Там у них оказались еще одни точно такие же, похожие как две капли воды. Эти серьги я прихватил с собой. Вот они.

Карличек вынул из кармана коробочку довольно грубой работы и выложил на стол две янтарно-желтые овальные сережки, прикрепленные позолоченной цепочкой к двум крестикам, похожим на дорожные знаки.

- Страшное дело, правда? И они уверяли меня, что это серьги. Их и гвоздь в стене не удержит, а где уж нежному ушку нынешней женщины. Только прикиньте на вес. Каждая не меньше пяти унций. Отдайте приказ, - решительно заявил он, - и я отправлюсь по следам этих сережек.

- Никакого приказа, - охладил я его пыл. - Садитесь.

И я попросил принести мне кофе, а для него жидкий чай.

- И слушайте, - сказал я. - Со вчерашнего дня появились новости.

Карличек стал весь внимание. Выслушав меня, он задумался и сказал, что мы не должны ни во что впутывать старшего лейтенанта Ленка. Но подозрительные факты налицо, в частности наведение справок неизвестным лицом в больнице. Причины могут быть самые разные. Но факт остается фактом: кто-то старается установить, что происходит со старшим лейтенантом Ленком. А что с ним может быть? Одно из двух: или он жив, или нет.

В ответ я сказал:

- Бог их знает, кого это печалит или радует, но старший лейтенант Ленк, скорее всего, останется жив. И значит, им начнут усиленно интересоваться. Правда, теперь уже не в больнице. Там этого посетителя приметили. Значит - в другом месте.

- Думаете, у Дворской? Карличек вздохнул.

- Думаю, да. И ее опеку я хотел бы поручить вам. Состояние здоровья Ленка - хороший предлог. Будьте настороже, в данном случае нужна вся ваша активность.

- Что это значит? - Он беспокойно заерзал.

- Это значит - смотреть во все глаза, не происходит ли вокруг что-нибудь подозрительное. Расспросите Дворскую, не замечает ли она чего. Присмотритесь, не стремится ли кто-то установить с ней контакт. Пригласите ее, скажем, в театр, в кафе и при этом незаметно следите за ее окружением. Человека, который станет встречаться с ней чаще других, нам придется взять под наблюдение.

- Гм-гм, согласится ли она на такого телохранителя?

- Согласится. И даже будет благодарна. Язык у вас подвешен неплохо, значит, собеседник вы приятный, вам остается лишь постараться. Жених ей вполне доверяет, интрижки она не заведет. Он может спокойно отлеживаться в больнице, сколько ему нравится. Вы танцуете?

- Нет, - испуганно ответил Карличек.

- Тем лучше. Пригласят ее танцевать, а вы, сидя за кружкой пива, будете наблюдать. А Гелена Дворская расскажет вам, о чем беседовал с ней ее партнер. Уж на это, я думаю, вы способны.

Вид у Карличека был самый несчастный.

- У вас будут кое-какие расходы, - продолжал я, - вам возместят их из особого фонда.

Карличек теперь смотрел на меня таким тоскливым взором, что мне от всего сердца стало жаль его.

- А другой работы для меня у вас не найдется? - спросил он.

- Ваше новое задание - свидетельство особого доверия. И уже хотя бы потому вы должны держать себя в рамках.

- Я? Почему?

- Вы не должны стремиться во всем заменить Ярослава Ленка, - продолжал я свои безжалостные поучения, - и мне хотелось бы, чтобы вы об этом постоянно помнили. Надеюсь, вы понимаете меня? У вас неплохие способности, и вы можете стать исключительно полезным сотрудником, но следите, чтобы вас не подвела какая-нибудь ваша слабость.

Я и вправду думал, что сейчас самое время подвергнуть Карличека этому испытанию огнем.

В одном из сообщений сотрудника нашей группы Лоубала говорилось о двух мужчинах, которые за минуту до взрыва увидели из вагона поезда молодую девушку в пестром платье. Она ехала на велосипеде по тропинке через поле к железной дороге. Вполне вероятно, что это было на 286-м километре. Один из пассажиров утверждал, что велосипедистка была метрах в пятидесяти, другой считал, что метрах в двадцати от полотна. Оба откровенно признались, что девушка привлекла их внимание. Они припоминали густой кустарник у насыпи, на миг скрывший девушку. В кустарнике, как и вообще вокруг, они никого не видели.

Третьим лицом, тоже заметившим кое-что, был машинист. Он ожидал сигнала стрелочника и смотрел направо по ходу поезда. Из паровозной будки он увидел человека, лежащего в поле так, чтобы видеть поезд. Его голова была покрыта темной круглой шляпой. Совпадало не только место, где угрозыск обнаружил примятую пшеницу, но и описание усталого туриста, переночевавшего в деревенской гостинице. Во всяком случае, костюм этого туриста свидетельствовал, что ему пришлось лежать в поле, и турист этот действительно был в темно-зеленой круглой шляпе.

Благодаря этим настойчивым розыскам было доказано лишь одно: девушку застрелили тогда, когда поезд уже прошел 286-й километр, а не раньше.

Довольно скудные результаты примененной на практике теории о психологическом барьере сознания нисколько не обескуражили Карличека.

- Еще не все сообщения получены, - заметил он, - возможно обнаружатся какие-нибудь новые факты.

- Было бы очень кстати, - сказал я.

Потом я спросил его, вернул ли он сережки в магазин. Он ответил, что пока нет.

- Так верните их, эти сережки нам ничего не дадут. Возможно, купюра попала в магазин из вторых, а то и из третьих рук. А может, это вообще был пробный шар и кое-кто просто выжидал, чем все кончится. И теперь уже знает, что поймал нас на крючок.