Как мы и предполагали, интерес к Ярославу Ленку был все-таки проявлен, и, разумеется, интересующиеся им лица воспользовались для этого именем Гелены Дворской. И наш пост в больнице, и все расходы Карличека, выплачиваемые ему из особого фонда, - все оказалось пустым номером.

- Все это доказывает, - сказал Карличек, немного успокоившись, - что в банде активно действует особа женского пола. По-видимому, та, что в ювелирном магазине расплатилась тысячекронной купюрой.

Все это было похоже на правду, но настоящая правда, вскоре выплывшая наружу, оказалась такова, что мне захотелось напиться. Я должен был бы сразу до этого додуматься, ибо все было просто, как колумбово яйцо. Если вы следите за моим рассказом, то вы тоже все поймете.

А пока что я постарался сделать только одно - сохранить спокойствие.

- Карличек, - сказал я, - несите свою службу и дальше, к сожалению, другой работы у меня для вас нет.

И Карличек по-прежнему оставался бдительным спутником Гелены Дворской, но мы не установили ничего нового вплоть до шестого ноября, когда опасность для Ленка миновала и я наконец смог с ним побеседовать.

Я пригласил в больницу двух стенографистов. Вид у Ярослава Ленка был неважный, но держался он спокойно. Как сотрудника органов безопасности, мой допрос его не очень волновал. Для начала я предоставил ему рассказать обо всем самому, с остановками и паузами, и не задавал никаких пристрастных вопросов. Таким образом я выполнил требование врачей, которые боялись утруждать пациента, но, естественно, мало что выяснил.

К. моему удивлению, случай с Ленком словно бы подтверждал эту необыкновенную теорию о психологическом барьере в сознании. Точнее всего Ленк описал минуту, когда он отвернулся от окна и был неожиданно ослеплен и оглушен взрывом. Когда после многочисленных уколов и операции к нему впервые вернулось сознание, ему сразу представилась вся картина перед самым взрывом, и он спросил себя, что же случилось. Из ответов других Ленк уяснил только, что произошел таинственный взрыв, после которого остался в живых он один, Но вскоре он снова потерял сознание и долго не приходил в себя. Я рассказываю об этом так подробно потому, что именно здесь и заключен тот «детективный ключ», или, лучше сказать, то колумбово яйцо, которое, к сожалению, мне не удалось поставить.

Наверное, можно было извлечь из памяти Ленка более подробные воспоминания, но нам пришлось на время это отложить.

Я рассказал о нашей беседе Карличеку, заметив, что, возможно, его психологический барьер в сознании еще на что-нибудь пригодится, но не заметил особой радости на его лице.

- У меня возникли большие трудности, - стал жаловаться он в ответ. - Я было решил, что самое удобное - ходить с Геленой на танцы. Именно там к ней цепляются всякие типы. Их число дошло до двадцати трех человек. Но вряд ли наша банда с 297-го километра так многочисленна. Из этих двадцати трех одиннадцать тут же назначили ей свидания, на которые она не явилась. С ней вели беседы на самые различные темы, спрашивали, например, что это за типа она повсюду таскает с собой, но никаких подозрительных намеков, которых мы ожидали, за этим не следовало. Если так пойдет и дальше, то скоро мы с Геленой перевыполним план и число ее кавалеров дойдет до сотни. Гелене опротивело быть приманкой, да и теперь потеряло смысл водить ее по всяким злачным местам, поэтому я предлагаю прекратить это дурацкое занятие.

Я похлопал его по плечу.

- Ну что ж, давайте прекратим. Пожалуй, вам больше не следует с ней встречаться. Ее жениху день ото дня становится лучше, сведения о его здоровье она может получать теперь иным способом, а вскоре ей, пожалуй, и самой разрешат его навестить.

Мои слова явно не обрадовали Карличека.

- Ладно, - сказал он, - но думаю, снимать наблюдение еще рановато.

Я согласился, чтобы все пока оставалось как было, но решил поскорее подыскать ему другое занятие.

С Геленой Дворской я поговорил сам. Все-таки она заслужила, чтобы ей рассказали правду о причинах катастрофы на железной дороге и о том, что преступников разыскивают. Возможно даже - она сразу меня поняла, - они сейчас кружат около нее, но нет, ничего такого она не заметила. Карличек ей явно пришелся по душе. По ее словам, он симпатичный парень и юмора ему не занимать, да и в отношении ее он вел себя весьма корректно.

Через десять дней после первого допроса я беседовал с Ярославом Ленком вторично.

Его здоровье явно улучшилось. Ленк, по-видимому, быстро шел на поправку. И поэтому я решил расспросить его обо всем подробнее. Как утверждал Ленк, когда поезд проходил 286-й километр, он смотрел в окно вагона с левой стороны. Не видел ли он девушку, подъезжавшую к железнодорожному полотну на велосипеде?

Нет, он никого не видел.

Он сказал об этом весьма уверенно. По словам двух других свидетелей, пассажиров этого поезда, девушка в своем ярком платье выделялась как цветок орхидеи. И была от поезда не больше чем в двадцати метрах. Правда, заметили ее только два эти пассажира. Ярослав Ленк, не очень-то обращавший внимание на девушек, мог и в самом деле ее не заметить. И я должен был исходить из того, что девушки у полотна не было, хотя другие ее видели, а потом она была найдена мертвой. Именно это несоответствие и приближало меня к истине, но тогда я об этом не догадывался. Ленк понимал всю важность нашей беседы и мучительно старался припомнить все подробности, пока у него не разболелась голова. Лучше бы я спросил его о чем-нибудь другом. Я не очень многого достиг в этот день своими расспросами.

Потом в коридоре у меня состоялось тихое совещание с тремя врачами.

Пациент не слишком нервничает, ожидая посещения своей невесты. И возможно, напротив, свидание с Геленой Дворской его подбодрит, словно инъекция оптимизма, повысит его жизненный тонус.

- Ведь ему предстоит еще немало пролежать на больничной койке, - сказал главный врач. - Он не должен страдать от этого вынужденного одиночества, иначе он может впасть в апатию. Если, судя по вашим словам, его пребывание в больнице уже перестает быть тайной, думаю, ему незачем чувствовать себя в заточении. А родственников у него нет.