– Это почему я трус? – возмутился черт под дружный хохот своих товарищей.

– Трус, трус,– подтвердил Бывалый, вытирая выступившие от смеха слезы.– Иван в точку попал.

– Погоняло у тебя такое будет,– успокоил Труса Илья.– И кончайте меня Иваном величать, надоело!

– А как к тебе обращаться? – пискнул Чебурашка.

– Ну, скажем, пахан… Нет, пахан больше Черепу подходит…

– Какому Черепу? – Круглая мордочка Чебурашки излучала искреннее любопытство.

– Кощею Бессмертному. А что, хорошо звучит. Пахан, погоняло Череп. Ну а меня лучше папой зовите… Да, папой…

«А почему бы и нет? – Илья хлебнул еще медовухи.– Пора привыкать. Меня теперь самого за глаза папой величать будут».

– Балбес,– представил он следующего черта Чебурашке. Теперь радостно ржал Трус. Ему вторил Бывалый. Балбес обиженно насупился.

– Погоди, посмотрим, как тебя обзовут,– пробурчал он расстроенно. Бывалый насторожился. Трус и Балбес замерли в радостном предвкушении.

– Бригадир ихний – Бывалый,– представил Илья последнего черта. Бывалый самодовольно улыбнулся, затем грозно нахмурился.

– Ну, че встали? – рявкнул он на Труса и Балбеса, старательно копируя «папу».

И работа закипела. Под чутким руководством Чебурашки из кладовых выкатывались бочки с медовухой. Из них лихо вышибалось дно, а содержимое перекочевывало в чан, под которым уже весело мерцали первые язычки пламени. Чан был так велик, что спокойно вместил в себя все годовые запасы хмельного Василисы.

Чебурашка задумчиво посмотрел на опустевшие бочки, положил палец в рот и принялся теребить «папу» за рукав:

– А что же теперь посадская дружина пить будет?

– Вот именно! – яростно кукарекнул в зеркало Никита Авдеевич. Трюмо шарахнулось в сторону, а медведица поспешно оттащила разъяренного петуха за хвост:

– Остынь, Никита Авдеевич. Зерцало-то здесь при чем?

– Нет, ну ладно, Иван,– продолжал кипятиться петух, барахтаясь в лапах Василисы,– разболтался там, в тридевятом царстве, дури нахватался, но Чебурашка! Ты смотри, что творит. Все закрома ему вывернул. И это наш домовой! Чем он его взял, а? Василиса? В толк не возьму.

– Ты Ивана не хай! Вижу, в нем ум государственный рождается. Мы вот – Чебурашка туда, Чебурашка сюда, а Иван ему должность придумал, начальником поставил. Вот он и старается. Ты смотри, какой гордый стоит. Нам еще у Ивана поучиться придется, как с челядью ладить. Не пойму только, почему он от имени своего отказывается. Папой величать себя требует… Странно это.

– Не Иван это! Помяни мое слово, не Иван! Подменыш! Басурман! Нехристь!

– Да какой же он нехристь? Ты посмотри, какой крест здоровенный на груди болтается.

К тому времени огонь в костре набрал силу и прекрасно освещал всех участников ночного действа. Но Никита Авдеевич смотрел не на крест. Глаза разъяренного петуха налились кровью при виде пара, со свистом вырвавшегося из длинной витой трубки Алхимериуса.

– Убью басурмана!!! – Петух таки вывернулся из лап медведицы и рванул вперед. На этот раз поймать строптивого воеводу Василиса не успела. С треском всполошенное трюмо вломилось в кусты, уворачиваясь от квохчущего петуха.

– Все! Хватит с меня! – донесся до Василисы удаляющийся крик зеркала, сопровождаемый яростным хлопаньем крыльев.– Варварство! Дикая страна! Так обращаться со специалистами! В эмиграцию… Прощай, сестра!

– Прощай… – обиженно пискнуло маленькое зеркальце, стиснутое в лапе Василисы.

Взмыленные черти как угорелые носились с ведрами между колодцем и костром. Проклятая трубка требовала неимоверного количества ледяной воды. Чуть зазеваешься – и из нее вместо вонючей жижи начинал вырываться не менее духовитый пар. На крылечке уже стояло первое ведро самогонки.

– Может, хватит, папа? – умоляюще спросил Бывалый, запаленно дыша. Трус и Балбес с надеждой косились в сторону бригадира, не прекращая, впрочем, работу.

– Никак нельзя,– категорически покачал головой Чебурашка, не дав вмешаться Илье.– Я уж не знаю, что из нашей медовухи получилось,– домовой выразительно посмотрел на ведро первача,– но раз начали, будем стоять до конца. Пока из трубки капать не перестанет.

– Да кто ты такой? – возмутился Бывалый, тяжело поводя боками.

– Прораб,– гордо сообщил Чебурашка, так высоко задрав нос, что бумажная треуголка слетела с его ушей и плюхнулась в ведро с переработанной медовухой.

– Папа! – рванул на груди невидимую рубаху Бывалый.– Скажи хоть, за что страдаем? – В его когтистых лапах остались черные шерстистые пучки волос.

– Ша, братва! Брэк! – Илья взял черпачок, погрузил его в ведро и протянул Бывалому.– Ты уж на прораба нашего не обижайся. Он все-таки только-только из домовых в люди выбился.

Чебурашка горестно хлопотал над разбухшей духовитой треуголкой, так и сяк пытаясь пристроить ее на уши. Шапка прорывалась, и коричневые ушки постоянно вылезали из-под размазанных газетных статей.

– И не расстраивайся так сильно,– продолжал меж тем Илья, глядя на Бывалого мутными глазами. Он уже успел снять пробу с неразбавленного пойла и теперь был в плывущем состоянии, располагающем к лирике.– Три ведра… и все. Я думаю, до утра хватит… а потом что-нибудь придумаем. Ну-ка хлебни, чертушка. Оцени качество.

Бывалый осторожно нюхнул и передернулся так, что полковша выплеснулось на землю.

– Ты что? – рассвирепел Илья, с трудом поднимаясь со ступеньки.– А ну пей! – Его пальцы попытались сжаться в кулак, но не послушались и сложились в дулю. Бывалый, памятуя недавние подвиги бравого капитана, решил, что «папа» собирается сокрушить его каким-то неведомым страшным приемом, и торопливо опрокинул в себя остатки литрового ковша неразбавленного спирта с целым букетом сивушных масел. Узкие зрачки кошачьих глаз Бывалого расширились, воздух со свистом вырвался из косматой груди и возвращаться назад не собирался. При виде мчащегося на него бригадира Трус, только что отошедший от колодца, выронил ведро, но Бывалый не дал ему упасть. В немыслимом фантастическом прыжке, которому позавидовал бы любой голкипер, черт перехватил заветную емкость и направил струю в широко открытую пасть. Трус и Балбес, бросив работу, осторожно приблизились к бригадиру. Бывалый, с трудом отдышавшись, помотал рогатой головой. Его зрачки медленно, но верно начали принимать первоначальную форму. Икнув пару раз, он уставился на своих сограждан из суверенного болота, блаженно улыбнулся, затем нахмурился и зарычал:

– Кто разрешил работу бросить? Слыхали? Тринадцать ведер, и все!

– Сделаем,– испуганно проблеяли черти.

– Смотрите! – Илья, покачиваясь, стоял на крыльце.– У нас с этим строго… ик! – Он растопырил пальцы рук, пытаясь изобразить ими что-то чертям.– За базар ответите… – Капитан грузно осел на ступеньки.– Как закончите, доложить.

Илья привалился к стене и поманил к себе пальцем прораба.

– Все хотел узнать, это откуда? – с трудом ворочая языком, вопросил Илья, ткнув в трубку, над которой трудились черти. Заглянув из-под его руки, Чебурашка определил направление, не спеша вернулся на место и, коротко вздохнув, ответил:

– Ведун у нас был. Башковитый мужик. Все камень философский искал и этот… как его… илисир.

– Чего?

– И-ли-сир,– старательно пояснил домовой,– илисир этой… как его… жизни.

– А-а-а… ну и как? Нашел?

– Нашел,– лаконично ответил Чебурашка.

– У-у-у,– прогудел Илья.– Молоток! Познакомишь.

– Не могу! – Чебурашка виновато посмотрел на Илью.

– Почему?

– Помер.

– Кто?

– Алхимериус.

– К-какой Алхимериус?

– Ведун.

– Т-так он же эликсир нашел.

– Вот от него и помер,– вздохнул домовой.– Так же вот котел кипел, только поменьше,– критически осмотрев чан, сообщил Чебурашка.– И вода на трубку сама текла. Он на нее ручеек отвел. Я, говорит, Чебурашка, илисир жизни нашел. Теперь мне все таинства бытия открылись, так что философский камень мне без надобности. Надо только этого илисиру внутрь побольше принять, ибо чую истину великую в нем.