Всю дорогу Дунк отчитывает меня. Я не в настроении это слушать.

Это все, что я помню до того, как отключится в своей кровати, предварительно заблевав ее.

Воскресенье, 30 октября

Келлер

Если бы существовала премия «Самый большой в мире мудак», то вчера вечером я бы определенно выиграл ее. На душе так дерьмово.

Когда просыпается Дунк, мы идем в «Граундс», покупаем по чашке кофе и возвращаемся в квартиру для тет-а-тет разговора.

— Келлер, дружище, что вчера было? — Я знаю, что тебе нравится Кейт, но вчера все было за гранью. Это не был Келлер, которого я знаю. Никогда не видел тебя таким.

Дунк не столько ругается, сколько просто разговаривает.

— Я знаю, — говорю, не отводя взгляда от своей чашки кофе.

— Ты разговаривал с ней сегодня утром?

Качаю головой, что вызывает острую боль. Даже от мысли о разговоре меня охватывает ужас. Я должен извиниться, но пока не готов к этому. Я не зол на нее, нет. Я зол на себя. Не хочу, чтобы она снова видела мою злость, даже если она направлена не на нее.

— Она была тут вчера, ты знаешь?

Вот это новости.

— Что? Кейти приходила сюда?

— Да, через минут тридцать, после того, как мы вернулись домой.

Отлично. А я отключился в луже собственной блювотины. Это говорит о многом.

— Она переживала за тебя.

— Она переживала за меня?

Он кивает.

— Мы долго разговаривали. Ты много для нее значишь, Келлер. Ей было очень больно видеть тебя таким расстроенным.

Закрываю лицо руками.

— Я обращался с ней, как с куском дерьма, Дунк. Я обращался с ней, как с куском дерьма, а она не хочет, чтобы я расстраивался. — Смеюсь от того, насколько абстрактна вся эта ситуация.

— Я знаю, ты отказываешься от любых потенциальных отношений из-за того, что случилось с Лили, но прошло уже почти четыре года. Я тоже ее любил, дружище, но настало время двигаться вперед.

Тру ладонями горящие глаза. Сейчас ее имя не причиняет мне боль, как раньше.

— А что насчет Стеллы?

Он приподнимает брови с таким видом, как будто у него нет ответа на этот вопрос.

— Послушай, Бэнкс, это твоя жизнь, но Кейт очень хороший человечек. Она так добра к Шелли, ты видел, как она изменилась с тех пор, как общается с Кейт. Шелли без ума от нее, а это означает, что и я тоже. Поговорив с ней вчера, я могу честно сказать, что Кейт, наверное, самый заботливый и искренний человек, которого я встречал. Она то, что нужно, дружище. Я задал ей кучу вопросов, и она ответила на все, хотя и не обязана была. У нее с Гасом очень близкие отношения, но я верю, когда она говорит, что они просто друзья. Она знает парня всю свою жизнь.

— Она спала с ним, — прерываю я его.

Он снова поднимает брови.

— А ты никогда ничего не делал, не думая о последствиях, Бэнкс?

— Да, но…

Он обрывает меня на полуслове:

— Но что, чувак? Ты даже не знал ее тогда. Не суди. Это нечестно.

У Дунка хорошо получается рассматривать ситуации со всех сторон.

— Ты прав, — выдыхаю я. Голова все еще гудит, но я приподнимаю подбородок и смотрю ему прямо в глаза. — Она мне очень нравится, Дунк. До ужаса. И меня это пугает. Кейти вызывает во мне желание бросить все к черту и переписать будущее. — Мое будущее было расписано, когда я родился. Даже когда я напортачил, мне пришлось очень скоро вернуться в привычную колею. Родители позаботились об этом.

Он улыбается, встает и хлопает меня по спине.

— Я бы мог тебе сказать все это еще два месяца назад. Нужно было просто спросить меня, и тогда не было бы всех этих неприятностей.

— Позвонить ей? — спрашиваю Дунка. Кажется, он лучше в этом понимает, чем я.

— Извиниться нужно обязательно. Отдохни сегодня, а завтра, когда сможешь трезво мыслить, позвонишь ей.

Понедельник, 31 октября

Кейт

Я проснулась с ужасной головной болью в пять утра, нет сил даже на то, чтобы вылезти из кровати и выпить ибупрофен. Боль не проходит все утро. Я знала, что так и будет. Я хотела этого. Сегодня день, которого я со страхом ждала с того момента как наступил октябрь. День рождения Грейс.

В первый раз за все время я до боли скучаю по Сан-Диего. Это такой вид боли, от которого скручивает живот, а голова болит настолько сильно, что я даже не могу нормально видеть. Единственное, что поможет мне — разговор с Гасом. Он в дороге, едет на выступление в Денвер.

По понедельникам, средам и пятницам я настолько загружена занятиями, что с 7:30 до 2:00 у меня нет даже десяти свободных минут. Как только лекция заканчивается, и я выхожу в коридор в 2:01, сразу же набираю Гаса.

— Опти, ты в порядке? — Совсем не похоже на обычное приветствие.

Пытаюсь казаться веселой. Мне уже давно не приходилось притворяться.

— Бывало и лучше. — Едва ли.

— Тяжелый день, да?

— Да. — Это и признание, и согласие, и принятие. Всего в одном маленьком слове.

В груди все сжимается, а горло начинает чесаться. Я знаю, что как только открою рот, то начну плакать. А я не плачу. На моей памяти делала это всего лишь раз. Это было ужасно. Как будто меня разорвало на миллионы кусочки, которые невозможно снова склеить. Не хочу еще раз проходить через этот ад.

Гас некоторое время молчит, а потом начинает рассказывать историю. Господи, я люблю этого парня. Даже по телефону, он знает, что я просто хочу слышать его голос.

— Я все утро думал о Грейс и решил, что если бы у меня была возможность выбрать в какой точке мира сегодня провести время, я бы пожелал оказаться в Сан-Диего и рыбачить на пирсе с тобой и Грейс. Никогда не забуду, как Грейс впервые поймала рыбу. Она вытащила ее из воды и была так возбуждена, пока не осознала, что у нее на крючке настоящая живая рыба. Она сразу расстроилась и стала умолять меня снять и бросить ее воду пока рыбка не умерла.

Эта история немного успокаивает мою боль.

— Да, но на следующей неделе она снова захотела рыбачить.

— И мы никогда не вешали наживку ей на крючок после того случая. — Гас уже не грустит. Я слышу улыбку в его голосе. — Она могла часами сидеть на своем месте и смотреть на удочку. Каждые пять минут она думала, что поймала большую рыбу и как сумасшедшая начинала сматывать леску, пока из воды не показывался крючок. И никогда не огорчалась, что на нем ничего не было. Только облегченно вздыхала.

Я могу представить эту картинку, как будто все было только вчера. Именно это мне и было нужно.

— Что она обычно говорила тебе по дороге домой? Кажется, в рыбной ловле удача обошла меня стороной, Гас.

Он смеется.

— Да, каждый раз.

— А ты отвечал ей: «Это не тебя удача обошла стороной, это просто у рыбы был очень удачный день. К тому же, мы все равно ее не едим, а Ма, если захочет, всегда может купить в магазине»

— Она всегда широко улыбалась в ответ. Так, что ее глаза превращались практически в щелки.

— А потом ты обычно втягивала щеки и вытягивала губы, как у рыбы. А Грейс хохотала и говорила, какая ты дурочка.

Теперь Гас смеется громче.

— У Грейси был самый красивый смех. Она смеялась все время. В этом вы были очень похожи: обе любили смеяться.

— Она была такая счастливая, Гас. Самый счастливый человек, которого я встречала. И даже когда жизнь была полным дерьмом, она не сдавалась и всегда улыбалась. Господи, я так скучаю по ней.

— Я тоже, Опти. Я тоже.

Обычно я стараюсь избегать неприятных разговоров, потому что они вызывают негативные мысли, а порой и того хуже — негативные действия. Но к восьми часам вечера, покидая столовую, я поняла, что достигла своего предела и с чистой совестью могу признаться, что...

Сегодня Действительно Отстойный день.

Я скучаю по Грейс, голова все еще гудит, а желудок болит. По дороге в комнату молюсь: Пожалуйста, Господи, пусть Шугар сегодня не будет дома. Мне нужны тишина, покой и хороший сон.

Даже еще не открыв дверь, слышу голос Шугар. Наверное, сегодня, у Бога выходной.