Легат нисколько не сомневался в том, что его слова всколыхнут в душе молодого Катона массу честолюбивых надежд. Всякий римский легионер втайне мечтает о повышении в чине, даже если он туп, нерадив и несобран и вообще мало что понимает в воинском ремесле. Но в данном случае Веспасиану не пришлось особо кривить душой: ведь паренек уже доказал, что ему не занимать ни ума, ни отваги, а значит, он вполне сможет справиться и с более ответственной должностью… ежели в том, конечно, возникнет нужда.

Правда, поскольку вероятность успешного завершения предприятия была ничтожно малой, на миг захлестнутый всплеском восторга Катон после недолгого размышления отнес все сказанное к пустому словесному звону. Испокон веку командиры всех армий пичкали подобными сказками отправляемых ими на гибель солдат. И он злился на себя за то, что чуть было не попался в ловушку. Горькая мысль, что его числят олухом, не давала ему покоя всю ночь.

— Дурак, — бормотал он себе под нос, ворочаясь на набитом сухим папоротником тюфяке и мрачно кутаясь в толстое армейское одеяло.

Снова и снова Катон пытался выбросить из головы назойливую круговерть полученных прошлым вечером впечатлений, но бессонница столь же упорно опять и опять подсовывала ему их.

Удивление, которое испытали приятели, увидав Боадику с ее грозным кузеном, зеркально отобразилось на лицах Плавта и Веспасиана.

— Вижу, вы уже знакомы, — улыбнулся наконец Плавт. — Это многое упрощает.

— Не уверен, командир, — ворчливо отозвался Макрон, искоса меряя взглядом высившегося над ним гиганта. — Когда мы виделись в последний раз, этот малый не выказывал особых симпатий к римлянам.

— Правда?

Плавт посмотрел Макрону в глаза.

— К римлянам вообще или только к тебе?

— Командир?

— Тебе следует знать, центурион, что этот икен сам вызвался нам помочь. Когда я сообщил совету старейшин о бедственном положении моих близких, он выступил вперед и заявил, что готов сделать для их спасения все, что возможно.

— И ты поверил ему, командир?

— Пришлось. Какой еще у меня был выбор? И ты теперь будешь действовать с ним совместно. Это приказ.

— Мне казалось, мы добровольцы.

— Вы взялись выполнить это задание по своей воле, но, раз уж взялись, должны опять подчиняться приказам. Повторяю, ты будешь во всем считаться с мнением Празутага. Он знает местность, обычаи дуротригов и, что важней, посвящен во многие таинства друидов Темной Луны. Для нас это большая удача. Поэтому поглядывай на него, действуй, как он, и лови каждое его слово… вернее, то, что произнесет от его имени эта молодая особа, потому что наш друг в латыни совсем не силен. Кстати, мне кажется, вы с ней тоже встречались.

— Можно сказать, и так, командир, — негромко ответил Макрон, сопровождая свои слова осторожным кивком Боадике.

— Центурион Макрон, — улыбнулась красавица. — Рада видеть тебя в добром здравии. Как поживает твой очаровательный оптион?

Катон от растерянности сглотнул и буркнул что-то невразумительное.

Празутаг с подозрением покосился на римлян, но потом снова вернулся к вину. Бритт налегал на него с таким рвением, что огромные красные капли то и дело срывались с кончиков его светлых роскошных усов.

— Какой тонкий ценитель, — пробормотал Веспасиан и взволнованно поднял бровь, когда великан, жадно выхлебав второй кубок, опять потянулся к кувшину.

— Ну, раз уж выпивка столь хороша…

Боадика, следуя примеру сородича, взяла со стола полный кубок и твердой рукой поднесла его к губам:

— За наше благополучное возвращение.

С этими словами она до капли осушила кубок, потом со стуком вернула его на место и усмехнулась, глядя на римских военачальников. Те были в шоке. Римлянки из хорошего общества никогда не вели себя так.

Празутаг что-то буркнул и слегка подтолкнул Боадику, чтобы та перевела его слова.

— Он говорит, вино неплохое.

Веспасиан криво улыбнулся и сел.

— Ну вот, с формальностями покончено, а у нас мало времени. Центурион, сейчас я дам твоей команде последние наставления и отпущу вас, чтобы все смогли отдохнуть. Итак, лошади, оружие и припасы уже готовы, так что вы сможете покинуть лагерь еще до рассвета. Важно, чтобы ваш отъезд из расположения легиона прошел скрытно, да и после вам предстоит передвигаться главным образом по ночам, а днем отлеживаться в укрытиях. Однако нельзя исключать, что обстоятельства заставят вас с кем-нибудь сталкиваться, и потому вам нужна легенда, способная оправдать ваше появление в тех краях. Купцов из вас не получится, артистов тоже, так что остается одно. Празутаг будет исполнять роль странствующего борца, состязающегося за деньги со всеми желающими, Боадике предстоит изображать его жену, вы же двое сойдете за греков, бывших солдат, а ныне телохранителей кочующей пары. Бродячие торговцы, артисты и атлеты часто путешествуют по владениям бриттов.

Перед мысленным взором Катона тут же возникли картины резни, учиненной дуротригами в разоренном поселке.

— Прошу прощения, командир, но, памятуя о том, что эти разбойники творили у атребатов, какие имеются основания полагать, что они не прихлопнут нас походя там, где их власть безраздельна?

— Вообще-то обычаи очень многих народов запрещают осквернять злодеяниями родные края. В чужих землях можно сколько угодно убивать, насиловать, грабить, но накидываться на мирных путников дома — весьма дурной тон. Так недолго отпугнуть всех торговцев, в чем ни одно племя не заинтересовано. По крайней мере, дикари континента не обижают гостей почем зря. Однако здесь, на острове, разумеется, могут царить и иные порядки. Поэтому будьте предельно внимательны, ведь о друидах мы знаем немногое и понятия не имеем, что за идеи они вселяют в умы, одурманенные их волшбой. В том лучше разбирается Празутаг, так что следуйте всем его указаниям, но, конечно, присматривайте за ним в оба глаза.

— Да уж, будьте уверены, присмотрю, — пробурчал Макрон, окуная нос в кубок.

— Командир, ты и вправду считаешь, что у нас есть этот шанс? — опять подал голос Катон. — Разве сейчас, когда римская армия вот-вот перейдет в наступление, дуротриги не станут относиться к чужакам с большим подозрением, чем обычно?

— Спору нет, слишком уж полагаться на их простодушие, конечно, не стоит, но, надеюсь, какое-то время у вас еще есть. Празутага кое-где могут помнить, и это тоже вам на руку. В поселения варваров вы оба не суйтесь, пусть поначалу ваши сопровождающие выяснят, что там да как. Их задача — вызнавать все, что может иметь отношение к плененной семье. Главное, не упустить ни малейшей зацепки, а найдя след, идти по нему, пока он не доведет вас до цели.

— Командир, как я понимаю, у нас всего двадцать дней. До истечения срока, назначенного друидами.

— Да, это так, — ответил за легата Плавт. — Но если они пройдут и… и худшее все же случится, я бы хотел, по крайней мере, предать тела своих близких достойному погребению. Даже если от них останутся только пепел да кости.

Орел нападает - i_001.png

Чья-то рука ухватила Катона за плечо и энергично встряхнула. Тело его от внезапного пробуждения напряглось, глаза открылись.

— Тсс! — донесся из тьмы шепот Макрона. — Тихо! Нам пора. У тебя все готово?

Катон кивнул, но потом сообразил, что в темноте центурион все равно не видит его кивка, и подтвердил вслух:

— Так точно, командир.

— Хорошо. Тогда пошли.

Все еще не отдохнувший и не испытывавший ни малейшего желания расставаться с относительным теплом палатки, Катон поежился и выполз наружу, прихватив приготовленный заранее, еще перед тем, как он лег спать, узел. Там находились завернутые в запасную тунику кольчуга, меч и кинжал. Копья, щиты и прочее снаряжение обоих уходящих в рейд добровольцев оставались в лагере: предположительно до их возвращения. Правда, Катон нимало не сомневался в том, что вскоре они достанутся кому-то другому.

Пока юноша между темными рядами палаток пробирался за своим командиром к конюшням, страх перед тем, что ждет его впереди, начал брать в нем верх над всеми прочими чувствами, и он всерьез стал прикидывать, почему бы в такой темноте ему, скажем, не оступиться и не подвернуть лодыжку. Дело это вполне вероятное и формально снимающее любые возможные обвинения в трусости, но Катон тут же представил себе, каким презрением преисполнятся к нему центурион и легат, даже если они промолчат и ничего вслух не скажут.