Столь постыдная перспектива вмиг заставила его не только отказаться от замысла, но и ступать более осторожно, дабы избежать какой-либо неприятности этого рода. Кроме того, нельзя же было и впрямь допустить, чтобы Макрон отправился блуждать по вражеским землям лишь с Празутагом и Боадикой. Ведь в этом случае могучий икен запросто смог бы во время сна перерезать римскому воину горло. А вот когда римлян двое и они спят по очереди, оберегая друг друга, учинить что-то подобное гораздо сложней.

«А вообще-то, — печально подумал молодой оптион, — тут как ни кинь — клин».

Нечего было Макрону заедаться с командующим, тогда и Катон никуда бы не сунулся. Короче, спасибо Макрону.

Полностью погрузившись в мысленное брюзжание, юноша потерял осторожность, перестал смотреть под ноги, за что тут же и пострадал. Зацепился ступней за одну из шатровых растяжек и, не сдержав возгласа, грохнулся наземь. Макрон резко развернулся:

— Тихо! Ты что, хочешь, на хрен, перебудить весь этот долбаный лагерь?

— Никак нет, командир. Виноват, — шепотом ответил Катон и, прижимая обеими руками к груди тяжелый узел, неловко поднялся на ноги.

— И не вздумай сказать, что ты вывихнул себе что-то.

— Никак нет, командир. Разумеется, нет.

В палатке зашевелились.

— Кто там?

— Никого, — рявкнул Макрон. — Давай, парень, топай, да смотри больше не падай.

Рядом с конским загоном стояла большая, тускло освещенная внутри палатка, служившая складом кавалерийского снаряжения и оружия. Макрон, а за ним и Катон нырнули под полог, в чад подвесных масляных ламп. Празутаг, Боадика и Веспасиан уже были там.

— Лучше вам переодеться прямо сейчас, — сказал Веспасиан. — Лошади и пони готовы.

Центурион с оптионом положили свои узлы и разделись до набедренных повязок. Чувствуя на себе любопытный и беззастенчивый взгляд Боадики, Катон торопливо влез в новую шерстяную тунику, натянул поверх нее кольчугу, вооружился мечом и кинжалом и потянулся к форменному плащу.

— Нет! — остановил его Веспасиан. — Вот ваша одежда.

Легат указал на пару поношенных и довольно грязных дорожных накидок.

— В них вы все же не будете слишком уж походить на солдат. Да, а вот это для ваших голов.

Он вручил добровольцам две полоски кожи, широкие посередине и сужающиеся к краям.

— Греки прибирают под такие повязки волосы. Наденьте их, чтобы вас не выдала ваша короткая военная стрижка. Может быть, так вы сойдете за пару греков… хотя бы издалека. Главное, не вступайте ни с кем в разговоры.

— Да, командир.

Оглядывая повязку, Макрон скривился, потом приладил ее на голову. Празутаг, прилежно следивший за всеми действиями римского центуриона, иронически оттопырил губу, а Боадика подмигнула Катону:

— Знаешь, почему-то в роли греческого раба ты выглядишь более убедительно, чем в роли легионера.

— Спасибо на добром слове.

— Оставьте шуточки на потом, — распорядился Веспасиан. — Идемте со мной.

Он подал знак Празутагу и вывел всю команду наружу, к коновязи, где терпеливо стояли четыре лошади в плотных попонах, скрывавших армейские клейма. К седлам их были приторочены переметные сумы. Кроме того, там же лазутчиков дожидалась пара навьюченных тюками с припасами пони.

— Пора вам отправляться. Начальник стражи у ворот предупрежден. Вы можете выезжать, не боясь, что какой-нибудь идиот вас окликнет.

Легат в последний раз окинул четверку взглядом и хлопнул Макрона по плечу.

— Желаю удачи.

— Благодарю, командир.

Макрон вздохнул, неуклюже закинул ногу на лошадиную спину, потом ухватился за седло, подтянулся и, проронив сквозь зубы пару проклятий, более-менее сносно расположился в седле. Катон, будучи выше ростом, забрался на своего коня с чуть меньшей натугой.

Празутаг что-то пробормотал, обращаясь к Боадике, и Макрон резко дернулся.

— Что он сказал?

— Поинтересовался, не сподручней ли вам двоим топать пехом?

— Вот как? Тогда передай ему…

— Довольно, центурион, — оборвал его Веспасиан. — Отправляйтесь!

Воин-икен и молодая туземка с привычной легкостью вскочили в седла и порысили к лагерным воротам. Макрон с Катоном, ведя в поводу вьючных пони, последовали за бриттами. Когда под копытами лошадей захрустела подмерзшая дорожная грязь, Катон в последний раз оглянулся через плечо. Веспасиан уже отвернулся от них и шагал к своей теплой палатке. Спустя миг его фигура растаяла в ночном мраке.

Впереди показалась караульная будка, прозвучал тихий приказ. Запорный брус ворот сдвинули в сторону, одна створка их сошла с места, открыв широкую щель. Легионеры проводили проезжавших сквозь нее всадников любопытными взглядами, однако молчком, согласно полученным указаниям. Сразу за валом Празутаг дернул поводья и направил коня вниз по склону к тому самому лесу, откуда несколько дней назад выехали жрецы Темной Луны, чуть позже обезглавившие морского префекта.

Оказавшись за пределами надежного лагеря, да еще без щита и без шлема, Катон вдруг почувствовал себя ужасающе уязвимым. На душе было муторно, хуже, чем перед боем. Гораздо хуже. Впереди лежала вражеская территория, причем эти враги нимало не походили на тех, с какими римляне сталкивались доселе. Глядя на запад, где даже смутные очертания холмов казались лишь порождением и продолжением ночи, молодой оптион сам не знал, то ли его подводят глаза, то ли вся эта чернота и впрямь сплошь заполнена шевелящимися тенями друидов.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

К тому времени, когда солнце выбралось из-за молочно-белой черты горизонта и словно бы нехотя повисло над ней, маленькая кавалькада по хорошо утоптанной проезжей тропе, которую обступали вековые раскидистые дубы, чьи могучие силуэты отчетливо выделялись на фоне быстро светлевшего неба, уже углубилась в лес. Продвижение ее сопровождалось карканьем и хлопаньем крыльев: стаи ворон, почуявших приближение всадников, то и дело снимались с ветвей.

Землю в лесу покрывал толстый слой прошлогодней листвы. Снег почти сошел, воздух был сырым и холодным. Разлитое вокруг уныние угнетало, и Катон настороженно вертел головой, высматривая врага. Он ехал замыкающим, позади него, взбивая копытами мертвые листья, тащился лишь вьючный пони. Другой такой пони, привязанный к седлу Макрона, брел непосредственно перед лошадью юноши. Сам же центурион, непривычно простоволосый, напряженно покачивался на спине статного кавалерийского скакуна, но мрачность окрестности не внушала ему особого беспокойства. Куда больше его интересовала ехавшая впереди женщина.

Боадика, по-прежнему прятавшая лицо под надвинутым капюшоном, хранила ледяное молчание и, насколько Макрон мог судить, с тех пор как отряд покинул лагерь, ни разу не оглянулась.

Это озадачивало: ведь центуриону казалось, что новая и столь внезапная встреча с ним, несомненно, должна была всколыхнуть в девушке хоть какие-то чувства. Однако в ходе краткого разговора, состоявшегося прошлым вечером, она не выказала по отношению к нему ничего, кроме холодного безразличия. И теперь, удаляясь от лагеря, тоже предпочитала молчать, словно и не была с ним знакома. Впереди гордячки, бесстрастно озирая тропу, неторопливо рысил Празутаг, восседавший на самом рослом коне, какого только смогли отыскать, и от этого выглядевший совсем уж огромным. Во время инструктажа икен подчеркнуто игнорировал римлян и общался через Боадику с одним лишь легатом.

Глядя на львиную гриву волос дикаря, Катон гадал, много ли помнит гигант о той ночи в Камулодунуме, когда он, пьяный и злой, вытаскивал своих родственниц из набитого римлянами кабачка. Как бы там ни было, но после этого случая отношения своевольной красотки с Макроном разладились. Возможно, Несса права, и Боадика и Празутаг больше чем просто кузен и кузина.

В том же, что из всех лояльных к римлянам бриттов помочь генералу Плавту в беде вызвались именно эти двое, юноша не находил ничего удивительного. Он с легкостью отнес этот казус к тем прихотливым капризам судьбы, что без конца выпадали на его долю. Задание было опасным само по себе, и, уж разумеется, сложные заморочки Макрона и Боадики вкупе с горячностью и родовой кичливостью Празутага ничуть дела не упрощали.