В большом двухэтажном доме, единственном в Бряшеве, толпились кметы. Войчемира долго не пускали. Наконец он встретил знакомого сотника, и тот провел его наверх. В темном коридоре Войчемира вновь задержали и, в конце концов, провели к одной из дверей. Войча осторожно заглянул, ничего не заметил в полутьме, но, набравшись смелости, кашлянул и вошел.

Вначале он увидел Пораду. Девушка стояла у столика, выжимая белый платок над небольшим серебряным тазом. Увидев Войчу, она всхлипнула, но, взяв себя в руки, поднесла палец к губам и шепнула: «Спит!». Войча огляделся и только тогда заметил невысокое ложе у самой стены, рядом с которым неярко горел бронзовый светильник. Поверх ложа была накинута большая медвежья шкура. Войчемир хотел спросить, как дела у братана Сварга, но внезапно услыхал негромкое:

— Кто?

— Да я это! — Войча бросился к ложу. — Братан, ты как?

Сварг лежал недвижно, укрытый густым мехом по самый подбородок. Лицо заострилось, побелело, у рта легли острые складки, подросшая нечесанная бородка странно топорщилась.

— Войча!

Губы слегка шевельнулись, сложились в улыбку. Сварг попытался привстать, застонал, качнул головой;

— Хорошо, что успел, брат.

— Ты чего…— начал было Войча, но слова «помирать собрался?» застряли в горле. Ибо стало ясно — Светлый Кей Сварг, сын Мезанмира, внук Хлуда, умирает.

— Садись.

Войча присел на лавку, не зная, о чем говорить, да и надо ли вообще раскрывать рот. Брат вновь улыбнулся:

— Как сиверы? Бунтуют?

Войча вздрогнул. Такого вопроса он почему-то не ждал, но попытался ответить как можно веселее:

— Да куда им бунтовать, оглоедам? Они за эти… права борются. Ничего, братан, я их…

— Не надо, — улыбка исчезла, глаза смотрели серьезно. — Они тебе нужны будут… Ории больше нет, Войча.

Войчемир хотел возразить — бурно, горячо, но осекся. Брат прав — Великой Ории уже нет.

— Даже страшно, Войча… Отец мечтал создать великую державу, назвать ее своим именем. Новым .Именем — на века. А мы не сберегли даже его наследства. Улад разрушит то, что уцелело. Плохо…

Он помолчал, затем медленно повернул голову:

— Там, на столике…

Войча недоуменно оглянулся и увидел небольшое глиняное блюдце, на котором лежало что-то непонятное, похожее на темную каплю.

— Возьми.

Вблизи «капля» показалась еще более странной. Металл тяжелый, темно-серый, с двумя глубокими царапинами крест-накрест.

— Руками не трогай — яд… Этим в меня попали. Самострел, но какой-то необычный. Стреляли за пятьсот шагов.

Войча кивнул, подумав, что брат — настоящий воин. Даже сейчас он думает об оружии.

— Выходит, и я не все знаю о войне… Сварг поморщился, застонал. Неслышно подошла Порада с мокрым платком в руке, но Сварг вновь поморщился:

— Потом… Это первая загадка, брат. А вторая — мятеж. Я видел, как бунтуют, но это что-то другое. Савмат словно сошел с ума. Людей как заговорили. Ты бы их видел…

— Так… Может и правда? — осторожно заметил Войча.

— Есть следок, — Сварг помолчал и закончил тихо, еле слышно. — Рахманы. Только они могут такое.

Войчемир еле удержался от удивленного: «Да быть не может!». Зачем Ужику и его Патару мятежи поднимать? Но тут же вспомнил — война. Думал ли он еще год назад, что Кеи будут убивать друг друга?

— Сейчас иди. Вечером…

Сварг не договорил, умолк, голова бессильно откинулась на подушки. Подошла Порада, вытерла мокрым платком побелевший лоб и взглянула на Войчу полными отчаяния глазами, словно тот мог чем-то помочь брату. Войча тяжело встал и медленно направился к двери, чувствуя боль и обиду — на себя, опоздавшего, и на богов, поступивших столь жестоко. Мать умерла, батю убили, сестренка пропала, только и оставался братан Сварг, и вот… За что, Матушка Сва?!

В доме было полно людей, но Войчемир оказался никому не нужен. Издали он увидел Челеди и удивился, что Кейна не рядом с мужем. Видать, совсем плохи у них дела, если в такой день рядом со Сваргом не она, а Порада! Повстречал кое-кого из знакомых дедичей и Кеевых мужей, которые небрежно кланялись при встрече и спешили дальше. В конце концов Войча ушел к своей сотне, разместившейся у самых ворот. На душе было горько. Братан умрет, все эти людишки разбегутся кто куда, и что дальше? Ехать обратно в Тустань? Но ведь братишка Улад едва ли оставит его в покое! Война? Но без Сварга он много не навоюет. Тустань превратится в груду дымящихся головешек, а недотепы-сиверы проклянут Кея, погубившего их страну. Бежать? Но куда? Кому он нужен, Кей-изгой? Войча пожалел, что не остался вместе с Хальгом и Мислобором. Они, наверное, уже в Ольмине, а то и за далеким холодным морем, на родине наставника. Втроем бы они не пропали! Но думать об этом поздно. Вновь вспомнился сон, странный костер и голоса, сулившие ему смерть. Выходит, все верно! И напрасно Ужик в этом непонятном сне защищал его. Да что Ужик? Может, он сейчас тоже воюет вместе со своими рахманами!

Войчу позвали вечером, когда ранние осенние сумерки уже затопили город. Он знал, зачем. Братан Сварг объявит свою последнюю волю. Идти было тяжко, но деваться некуда. Он — Кей, и его место возле Светлого.

В маленькой комнате, где лежал брат, теперь было полно народу. Кеевы мужи в богатых шубах, сотники и тысячники в темных плащах, какой-то чаклун в высокой огрской шапке. Порады не было, зато у изголовья умирающего стояла Челеди — невозмутимая, странно спокойная.

Войчу даже близко не подпустили. Он остался у дверей, затертый между душными шубами. Вокруг стоял смутный шум, люди негромко переговаривались, но вот к ложу Сварга подошел кто-то из дедичей, наклонился… Голоса стихли. Дедич обернулся:

— Светлый будет говорить. Настала тишина, послышался тихий, неузнаваемый голос:

— Я, Сварг, Светлый Кей Ории, сын Мезанмира, внук Хлуда…

Умирающий замолчал. Люди терпеливо ждали. Челеди обернулась, словно пытаясь найти кого-то, заметила Войчу и коротко кивнула.

— Я ухожу в Ирий, куда ушли мой дед, мой отец и мои братья. Перед ними мне держать ответ. Здесь же, на земле, мне нечего завещать — ни земель, ни сокровищ. У меня осталось одно — правда…

Войча заметил, что некоторые стали переглядываться, на лицах появилось любопытство. О чем скажет умирающий Кей?

— Пред ликом Смерти, перед моими предками, ждущими меня в Ирии, и перед богами я клянусь… Я не убивал и не приказывал убивать моих братьев — Улада, Валадара и Рацимира. Кто виновен в этом — мне неведомо, и я завещаю вам найти истину и наказать Убийцу Кеев…

Послышался негромкий шум. Войча почувствовал — собравшиеся не верят. Умирающий не может лгать. Но кто же убийца? Не Мислобор же, не изгой-Войча!

— Мы, дети Мезанмира, не сберегли Орию, нашу державу. Я не верю, что брат мой, Кей Улад, будет править, как надлежит Светлому. И поэтому я открою то, в чем поклялся молчать. Но смерть освобождает от клятвы… Войчемир!

Войча вздрогнул, почувствовав, что все взоры обратились на него. Затем опомнился и начал быстро протискиваться к ложу брата. Сварг лежал недвижно, укрытый до подбородка, но не медвежьей шубой, а темно-красным покрывалом, и на голове его тускло светился Железный Венец. Глаза были закрыты, но вот веки дрогнули…

— Мой отец повелел нам, своим старшим сыновьям, молчать о том, что случилось в день, когда был убит мой дядя, Кей Жихослав. Он был убит по приказу отца, но это не тайна. Тайна в другом…

Войча замер. Зачем брат говорит об этом? И отец, и дядя ушли в Ирий, старая кровь давно высохла…

— Когда умер мой дед, Светлый Кей Хлуд, он завещал Венец младшему — Мезанмиру, моему отцу. Кей Жихослав не подчинился и попытался убить его. Отец был ранен, но выжил. Войско поддержало его, и отец начал войну. Кей Жихослав сумел первым приехать в Савмат.

Войче вспомнилось, как семья спешно покидала Тустань, как гнали коней по узким лесным дорогам… Отец успел — чтобы упасть, обливаясь кровью, на пороге Кеевых Палат.

— Жихослав знал, что дедичи и Кеевы мужи не дадут ему провозгласить себя Светлым. Тогда он поступил иначе. Ночью, в присутствии двенадцати своих друзей, он надел на себя Железный Венец. Это было сделано тайно, но согласно всем обычаям и обрядам. На следующее утро его убили.