Черемош мыслями был уже в Рум-городе. На радостях он предложил выпить, благо прекрасное румское вино можно было купить в Тирисе на каждом углу, но Згур отказался. Разговаривать было не о чем, а просто пить не хотелось. Улада тоже молчала и вскоре ушла в свою комнату, даже не попрощавшись. Черемош сник и шепотом пожаловался, что девушка ничего не желает слышать о свадьбе, хотя еще в Валине они обо всем договорились и даже поклялись в святилище Матери Сва. Згур лишь пожал плечами, предположив, что Улада просто устала за эти недели. Черемош охотно согласился и сразу повеселел. Он был явно готов вновь пуститься в рассуждения о прелестях рум-ской столицы, но Згур поспешил распрощаться. Все кончилось, и обманывать доверчивого парня он больше не мог.

Ночью не спалось. Згур лежал на спине, закинув руки за голову, и старался думать о том, что предстоит ему в Ко-ростене. Сначала он пойдет к дяде Барсаку, затем вернется в Учельню… Нет, он попросит у дяди Барсака несколько дней, чтобы съездить в Бусел. Жаль, маме нельзя будет рассказать правду. Для нее он был в Савмате. Значит, опять лгать! От одной мысли об этом становилось тошно…

Сон пришел не скоро — тяжелый, вязкий, словно ранняя осенняя ночь. Вокруг была тьма, сквозь которую неясно проступали контуры высоких бревенчатых изб. Рядом с ним стояли кметы в знакомых сполотских кольчугах, и он что-то говорил — громко, горячо. Его слова подхватывали, повторяли, и в дружном хоре десятков голосов слышалась ненависть. Згур знал — это лишь сон, но тревога не уходила. Сейчас он совершит что-то страшное, непоправимое, о чем станет жалеть всю оставшуюся жизнь. Надо остановиться, замолчать! Но поздно. Его рука взлетает вверх, к темному, покрытому тяжелыми тучами небу, и он слышит знакомое:

— Всех! Всех, кто выше тележной чеки!

В первый миг Згур не понял, чьи это слова, но кметы откликнулись дружным ревом, и стало ясно — это сказал он, и ничего уже не изменить — страшное, чего он боялся, случилось. Темноту рассек свет факелов, огонь плеснул на деревянные крыши, и послышался вопль — отчаянный вопль сотен обреченных…

Згур открыл глаза и долго лежал в темноте, боясь встать, боясь даже поднять руку, чтобы вытереть со лба холодный пот. Только что он сделал что-то ужасное, чему нет и не может быть прощения. И то, что это случилось во сне, почему-то ничуть не успокаивало…

Шаги он услыхал издалека — сработала давняя привычка. Кто-то шел по коридору — быстро, решительно. Згур вскочил, выглянул в окно — ночная улица была пуста. Значит, ничего страшного. Даже если начнут ломать дверь, он успеет уйти…

Шаги приблизились к двери, затем наступила тишина. Згур ждал, и вот послышался стук — такой же решительный, громкий. Рука потянулась к рукояти меча, но он вовремя вспомнил о Черемоше. Вдруг парню приспичило выпить среди ночи? Такое порою бывает…

— Згур! Это я, открой!

Этого он не ожидал. Хотя нет, чувствовал. Весь вечер чувствовал, потому и ушел пораньше…

— Никак проснуться не мог? — Улада оглянулась, брезгливо передернула плечами. — Ну и дыра! Впрочем, у меня не лучше. Что стоишь, сядь! И зажги огонь, я не собираюсь разговаривать в темноте!

Лучина затрещала, запахло гарью, и длинный нос девушки вновь брезгливо дернулся. Затем что-то тяжелое упало на ложе.

— Пересчитай! Ровно пятьдесят, как договаривались. Мешок — серый, круглый, с затейливой тамгой, нанесенной красной охрой. Згур приподнял, хмыкнул:

| — Серебро?

| — Пересчитай! Чтобы потом не говорил, что тебя обманули! Я не обсчитываю слуг!

Згур лишь усмехнулся. Неужели длинноносая хочет его оскорбить? Зачем? Стоило ли приходить за этим среди ночи?

— Я не возьму твое серебро, сиятельная. И ты это знаешь!

— Знаю? — Она подалась вперед, глаза блеснули. — А почему я должна знать? Ты что, рассказал мне правду?

Ты же лгал, наемник! Лгал с первого дня! Лгал мне, лгал Черемошу! Может, и себе самому…

—Да.

Внезапно ему стало легко, словно с плеч свалился тяжкий неподъемный груз.

— Я лгал тебе, Улада. И оправдаться мне нечем. Прости…

— Простить?! — девушка вскочила, взмахнула рукой. — Ты! Предатель! Таких, как ты…

Внезапно она всхлипнула, рука бессильно повисла…

— Но почему? Что тебе надо от меня? Что?!

— Чтобы не было твоей свадьбы. Слово было сказано, Згур закрыл глаза и заговорил медленно, спокойно, словно разговаривая сам с собой.

— Твой отец, Великий Палатин, союзник Края. Но недавно мы узнали, что он хочет выдать тебя за Кея Велегоста, чтобы потом помочь ему захватить Железный Венец и самому править Орией. Край в этом не заинтересован. Варта Края поручила мне сорвать свадьбу. Сорвать любой ценой. Мне лишь запрещено убивать твоего отца и Кея. Вот и все.

…Именно так объяснил ему дядя Барсак, глава Варты. Згур хотел спросить, есть на это приказ Правительницы, но не решился. Тысячник Барсак уже двадцать лет руководил тайной службой, и не сотнику из Бусела спорить с тем, кто отвечает за безопасность Края…

— Так просто! А я-то думала…

Улада смотрела в темное окно, голос звучал глухо, еле слышно.

— Тогда почему ты не убил меня? Зачем было рисковать?

— В Валине меня легко было найти, а потом… Он не договорил. Как объяснить то, что и самому понять трудно?

— А потом ты не хотел, чтобы тебя мучила совесть, так? Твоя чистая совесть, сотник Згур, альбир Кеевой Гривны! Тебе хотелось крепко спать по ночам, правда? Ты ведь боишься привидений?

Згур медленно встал, отвернулся, лицо уткнулось в холодную стену.

— Полгода назад, на войне, мне пришлось убить много людей. Безоружных… Детей, женщин… Но тогда была война! Мне… Мне не приказывали убивать тебя! Сейчас нет войны, и пусть твой отец — предатель…

— Повернись!

Пощечина обожгла щеку, Улада била наотмашь — раз, другой, третий…

— Сволочь!

Во рту стало солоно — губа была разбита. Згур усмехнулся.

— Не смей смеяться! Думаешь, совершил подвиг?

— Нет… Просто выполнил приказ. Обычный приказ… Внезапно ее лицо дрогнуло, и Згур понял, что Улада плачет. Она плакала беззвучно, долго, наконец с силой

провела ладонью по глазам.

— Что смотришь? Доволен?

— Нет, — с трудом выговорил он. — Нет…

— А я довольна, наемник! Я получила ответ! Помнишь, ты обещал, что я пойму?

Обещал? О чем она? Но память уже подсказала: Дол, клубящийся туман, серебристый огонь впереди. «Зачем ты пришел за мной?..» Да, тогда он ответил…

— Ты… Ты помнишь?

Улада долго молчала, затем грустно усмехнулась:

— К сожалению, помню. Я все помню, Згур! Сколько раз ты меня спасал? Знаешь, такое бывает только в сказке. Прекрасный Кей спасает любимую из огня, вырывает ее из пасти Змея… Но ты не прекрасный Кей из сказки, наемник. Ты просто лазутчик, который служит своим господам. Что тебе обещали за это? Наверное, таким, как ты, не нужно серебро. Ты хочешь большего, Згур! Ты хочешь стать героем! Но лазутчики не бывают героями, даже если они летают на Змеях и не боятся спуститься в преисподнюю!

Згур прикрыл глаза. Она права. Он хотел стать героем. Таким, как отец. Он, Згур, сын Месника, Мстителя за Край…

— Наверно, ты права, Улада. Чего ты хочешь?

— Хочу? — ее голос дрогнул. — Чего я хочу? Я хочу расплатиться с тобой, сотник Згур! Расплатиться — и забыть о тебе навсегда! Ты спас мне жизнь — и не один раз. Наемник получает серебро, тот, кто любит, — любовь. А что надо тебе? Что? Отвечай?

Ничего…

Потуши лучину.

Он промедлил, и Улада ударом ладони загасила трепещущий огонек. Згур, еще не понимая, отступил на шаг, но внезапно почувствовал, как ее руки ложатся ему на плечи.

— Молчи! Скажешь хоть слово — убью и тебя, и себя. Молчи…

Она долго не могла снять с себя рубаху и, скрипнув зубами, рванула ворот. Ее тело было холодным, как лед, как туман, клубившийся над черной Рекой, и столь же ледяными казались большие неумелые губы. Ей было больно и страшно, и Згур чувствовал ее боль и ее страх, но Улада молчала, и лишь однажды застонала — коротко, зло. Наконец, когда все кончилось, она оттолкнула его, встала и неверными движениями начала искать упавшую на пол одежду. Згур лежал, боясь пошевелиться. Этого не должно было случиться! Этого не могло быть!