— Я тогда любила одного человека. Не Ивора… Я… Алана ничего не рассказывала тебе?
— Нет…
Слово выговорилось с трудом. Мать ничего не говорила ему. Зато Улада… Наверно, Милена говорит о ее отце — настоящем отце, погибшем» возле Утьей Переправы, когда боги послали Сдвиг. Но при чем здесь мама?
— Не знаешь!.. — Глаза Милены на миг оказались рядом, и Згур не выдержал — отшатнулся. — И хорошо, что не знаешь, Згур! Улада тоже… знает не все. И хвала богам! Забудь, что я говорила тебе, волотич! Мертвые мертвы, они ждут нас в Ирии…
Милена отвернулась, помолчала немного, а затем заговорила иначе — спокойно и рассудительно, словно и не было ничего.
— Все решит Ивор, но, думаю, он не будет возражать. Завтра утром он вызовет тебя. Рада познакомиться с тобой, Згур, сын Навко Месника. Ты понравился моей дочери, она будет гордиться таким обручником.
Згур не поверил, да и сама Милена явно не верила тому,
что говорит. Похоже, ее это и не волновало. Ее мысли были далеко, может быть, там, в проклятом Савмате, где много лет назад неведомым образом перехлестнулись судьбы тех, кого Згур любил и ненавидел.
— Иди, Згур, — женщина отвернулась, взглянула в пустое темное окно. — Иди! Ты слишком похож… на него. На своего отца…
Услужливый холоп уже в который раз звал гостя на поварню, где Згура ждал ужин, но есть не хотелось. Не хотелось и спать, хотя в последние ночи, проведенные в пути, удавалось вздремнуть не больше двух-трех часов. Села по дороге в Валин попадались нечасто, а какой отдых у зимнего костра! Но сон не шел, и Згур решил спуститься вниз, надеясь, что холодный ветер, к которому он уже успел привыкнуть, успокоит, расставит все на свои места. В конце концов, ничего страшного не случилось. Он знал, на что идет. Может, даже лучше, что Палатина он увидит только завтра. Пусть сиятельная Милена сама расскажет мужу о наглом волотиче, посмевшем напрашиваться в обручники ее драгоценной дочурки!
После разговора с Миленой стража потеряла к Згуру всякий интерес, и он беспрепятственно спустился вниз. В сад, где чернели в снегу молчаливые яблони, идти не хотелось. Казалось, вновь откроется низкая, сбитая из толстых досок дверь, и из темноты прозвучит: «Подойди сюда, наемник!» Мысль была нелепой: Улада даже не знает о его приезде, а узнав — едва ли захочет говорить. Но в сад Згур не пошел, а спустился на задний двор, где было тихо и пусто, только собака у ворот скосила на незваного пришельца большой черный глаз, но лаять не стала. Невольно вспомнился совет наставника Отжимайло: сторожевой пес только за ворота смотрит. Достаточно подойти сзади да похвалить за службу — враз завиляет хвостом…
Мороз сразу же вцепился в уши, в кончики пальцев, стал щипать за щеки. Згур усмехнулся и поглядел в холодное небо. Звезд было почти не видать — холодный свет Луны — Серебряного Валадара — заливал небосвод, роняя острые тени на истоптанный за день снег. Было тихо — тихо и хорошо. Внезапно, совсем не к месту, вспомнился отец. Кто знает, может, он тоже был здесь, в день, когда
пришел к Волчонку, чтобы вызволить маму. Может, так же стоял, глядел на снег… Хотя нет, тогда было лето, да и не стал бы сотник Велги попусту глазеть по сторонам. Будь отец на его месте…
Внезапно Згуру представилось, как он идет темным коридором, находит дверь, за которой — Улада. Наверно, стражи там нет, разве что сонная холопка, которой нетрудно заткнуть рот. И… И что? Бежать? Однажды Улада уже поверила ему. К тому же он дал слово Велегосту, поклялся Матерью Болот, а эту клятву волотич не способен нарушить. И дело даже не в слове, не в клятве, и даже не в просьбе широкоплечего парня с изуродованным лицом, который назвал его сотником в страшную Ночь Солнцеворота…
Вначале почудилось, что зарычала собака. Згур удивленно оглянулся, но пес и не думал лаять. К тому же звук доносился откуда-то сзади. Там была стена и две двери, одна — через которую он вышел сам, и вторая…
Рычание повторилось, и на этот раз Згур все понял. Рычали люди — там, за дубовой дверью происходило что-то странное. Послышался глухой, сдавленный крик, снова рычание — и тяжелая дверь с треском распахнулась. Даже не распахнулась — слетела с петель. Из темного проема слышалась какая-то возня, сопение, снова крик, уже погромче — и на снег выскочил чугастр.
Згур даже моргнуть не успел — застыл, не веря своим глазам. Чугастров, правда, ему прежде видеть не доводилось, но как выглядит лесное чудище, в Буселе знал каждый мальчонка. Огромный, лохматый, ручищи словно грабли, а уж рычит…
Чугастр зарычал, и Згур с досадой вспомнил, что отдал меч дворцовой страже. Между тем чудище одним прыжком оказалось посередине двора и, подняв голову к холодной луне, что есть силы завопило, размахивая руками. В ответ из-за двери послышался дружный вопль полудюжины голосов:
— Держи! Уйдеть! Уйдеть! Веревку, веревку ташшы!
Чугастр быстро оглянулся, ударил в грудь могучим кулачищем и что-то проревел в ответ. Странное дело, рев чудища звучал вполне членораздельно. Згур даже готов был поклясться, что зверюга помянул чью-то матушку или бабушку.
И тут только до Згура начало доходить. «Чугастр» был хоть и бос, зато в рубахе и портках, да и ликом походил скорее на человека. Правда, сей лик был весьма страховиден, седоватая бородища торчала дыбом, длинные нечесаные волосы падали на глаза…
— Хватай! Хватай яво, разбойника! Веревки, веревки ташшы, тудыть-растудыть-перетудыть!..
Згур невольно рассмеялся, дивясь собственной ошибке. И тут же понял, что дал маху. Смех был услышан — зверо-видный человек резко повернулся — и вновь прыгнул.
Сработала привычка — многолетняя привычка, доведенная до полной беспамятности. Тело само уклонилось в сторону, спасаясь от быстрого и точного удара. Згур упал, перевернулся, вскочил — и снова упал. Новый удар, нацеленный в голову, попал в плечо, но и этого хватило, чтобы бросить Згура прямо на снег.
— Ты чего? — запоздалый вопрос прозвучал нелепо, но ответ пришел тут же. Удар, на этот раз ногой, — и Згур отлетел в сторону, брякнувшись лицом в землю. Вокруг кричали, кажется, преследователи были уже рядом, но Згур не прислушивался. Растерянность исчезла, сменившись привычной злостью. Значит, так здесь гостей встречают?
Новый удар страшилы пришелся в пустоту. Згур отпрыгнул в сторону, упал, перекатился, вскочил — и ударил сам. Именно так учил Отжимайло: правой под дых, левой — под подбородок…
Правая рука ушла в пустоту. Левая слегка царапнула по колючей бороде, и тут в глазах почернело. Згур согнулся от боли, попытался вдохнуть воздух — и мягко рухнул на снег.
— …Вяжи, вяжи! Не ушел, злыдень! По сусалам, по сусалам яво! Будеть знать!
Голоса доносились глухо, словно из неведомой дали. Згур попытался открыть глаза. Все тело болело, кажется, удар пришелся в живот…
— Эй, там, парню подмогните!
Чьи-то руки подняли его, поставили на ноги.
— Воду ташшыте, сомлел, кажись!
— Н-не надо! — Згур наконец-то смог вдохнуть полной грудью и не без труда разлепил глаза. — Я сам…Двор был полон стражи, с оружием и без. Крепкие парни возбужденно переговаривались, окружая пленника. Тот был уже связан — толстенными веревками, которыми впору Идрик-зверя стреножить.
— Колодки ташшыте! Щас мы яво в лучшем виде! Ишь, злыдень! А ты молодец, волотич! Не испужался!
Последнее явно относилось к Згуру. Кметы похлопывали его по плечу, посмеивались и советовали хлебнуть по такому случаю глоточек румского вина. Вино было тут же принесено, но Згур пить не стал. Его интересовал пленник. Лесное пугало, на которое тот столь походил, не должно так легко, с трех ударов, справиться с сотником Края. В Учельне были парни посильнее и половчее Згура, но даже им пришлось бы возиться куда дольше.
Страшила, стянутый веревками, стоял недвижно. По вздыбленной бороде текла кровь, лицо чернело ссадинами, но глаза горели огнем. «Чугастр» не смирился и был явно готов начать все сначала. Ноздри перебитого в давние годы носа возбужденно втягивали воздух. Згур представил, что они вновь остаются один на один, и вздрогнул.
