Страха не было. Згур ощутил знакомый азарт — и злость. Эти рогатые уже празднуют победу. Рано! Мухоморами войну не выиграешь! Это вам не девочек насиловать!

Сажа, возившийся у «горшка», нетерпеливо поглядывал на комита, но Згур не спешил. Полукруг сжимался, две крайние лодьи заходили слева и справа. Крик стал сильнее, «рогатые» размахивали топорами, в воздухе свистнула первая стрела…

— Левую! Как только подойдут!

Сажа белозубо ухмыльнулся, что-то крикнул подручным, возившимся с мехами. Стрелы со свистом впивались в борт, одна легко толкнула в плечо, скользнув по кольчуге. Ближайшая лодья была уже рядом, «рогатые» свешивались за борт, возбужденно кричали, предчувствуя легкую победу. Бородатые рожи скалились..

— Йа-а-а-а-а!

Пламя плеснуло в упор — прямо в гущу орущих врагов. Миг — и шипящий вязкий огонь накрыл лодью черно-желтым покрывалом. Победный крик сменился отчаянным воплем, в ноздри ударил смрад горящей плоти…

— Правую!

— Йа-а-а-а-а!

Сажа быстро повернул короткое железное «рыло». Сканды уже поняли. На лодье отчаянно заработали веслами, но Пламя оказалось проворней. Отчаянные крики, треск просмоленного дерева, сладковатый смрад…

Згур зло улыбнулся. Тогда, у волока, страшное оружие вызывало омерзение. Теперь же он ощущал радость. Война — не игры в честь Небесного Всадника. Пусть «рогатые» чувствуют, каково это — умирать!

Остальные уже поворачивали назад. Ушли не все. Точный выстрел Сажи поджег еще одну лодью. Воины в рогатых шлемах прыгали в воду, некоторые в отчаянии пытались вцепиться в борт, подняться на палубу, но «катакиты» были наготове. Двоих — обгоревших, рычащих от бессильной злобы, удалось схватить живьем. Згур немного подумал, кивнул на мачту и велел принести веревки. Сканды выли, бешено вращали глазами, пытались вцепиться зубами в державшие их руки. Когда петли уже захлестнули шеи, Згур, вспомнив девочку из погибшей деревни, велел позвать Сову. Услыхав приказ, белокурый венет невозмутимо кивнул и вынул меч из ножен. Со скандов содрали-широ-кие штаны. В небо ударил дикий нечеловеческий вопль -

и стих. Оскопленные трупы подтянули к перекладине мачты.

Лодьи под цветными парусами уходили. Волки поняли — легкой победы не будет. Деревянные Змеи смотрели теперь на закат, весла взмах за взмахом рассекали воду, на которой еще догорали неровные пятна «земляного жира». Путь был свободен, и Згур приказал поворачивать к пристани.

Он ждал встречи. Если не с цветами и улыбками, то хотя бы с копьями наперевес, но пристань оказалась пуста. Пусты были палубы галер, неподвижно застывших посреди гавани. В мертвой тишине носы лодей ткнулись в серый песок. Згур первым спрыгнул с борта прямо в холодную стылую воду, выбежал на берег, оглянулся. Никого! Неужели все бежали?

«Катакиты» быстро строились у лодей. Оружие держали наготове, не зная, чего ждать дальше. Одни боги ведают, за кого их приняли добрые горожане! С берега хорошо видно, как горят скандские лодьи…

Згур хотел было позвать Ярчука, чтоб тот подсказал, как быть дальше, но внезапно понял, что на пристани они не одни. От ближайшего дома к лодьям шел человек — невысокий, широкоплечий, в коротком военном плаще. Згур, велев остальным оставаться на месте, поспешил навстречу.

— Исполать! — широкоплечий взмахнул рукой, заговорил по-румски. — Десятник Щегол, городская стража, охрана пристани. Кто такие будете?

Он говорил так уверенно, словно за его плечами стояло целое войско. Згур невольно улыбнулся. Молодец, десятник!

— Комит Згур. Шесть лодей, двести человек… Щегол внимательно оглядел строй «катакитов», покачал головой:

— Значится, так! Пристань не покидать. Ты пойдешь со мной к кнесне. Можешь еще двоих взять, но не больше. И чтобы без шуток! Разберемся!

— Хорошо! — охотно согласился Згур. — Оружие можно взять? '

Он ничуть бы не удивился, если бы храбрый Щегол запретил и это. Но десятник, впервые усмехнувшись, покачал головой:

— Меч можешь оставить, комит. А ту дрянь, что огнем плюется, брать не надо. Здорово же вы этим гадам врезали! У нас уже кое-кто в штаны наложил!

— Кое-кто? — хмыкнул Згур. — Они что, в засаде сидят?

— В засаде? — Щегол выразительно обвел взглядом пустую пристань и сплюнул сквозь зубы. — В нужнике они сидят! Ладно, комит, пошли к кнесне. Разбираться будем!

— А кто такая кнесна?

— Как это кто? — удивился Щегол. — Кнесна Горяйна, правительница наша! Она вас всех живо разъяснит!

Згур подозвал Сажу и Ярчука, и они отправились в город — «разъясняться».

С «разъяснением» дело затянулось. До детинца, который здесь именовали «кромом», добрались быстро, но дальше дело не пошло. Ворота крома оказались заперты, а перепуганная стража, знать ничего не желая, не хотела даже разговаривать с нежданными гостями. При этом с особой опаской поглядывали на Сажу, который с невозмутимым видом обозревал окрестности.

Згура происходящее уже не удивляло. Он все понял, поглядев на пустые улицы, на плотно закрытые ставни узких окон, на брошенное прямо посреди мостовой оружие. Их боялись. Хуже — в городе началось самое страшное — «паника». Это румское слово он запомнил еще с Учельни. Грозный демон Пан насылает ужас, необоримый, всесильный…

Выручил Ярчук, которому явно надоело топтаться у ворот. Он гаркнул на стражу, потребовав позвать какого-то боярина Вертя. Того на месте не оказалось, зато узнали самого венета. Как выяснилось, «чугастр» в прежние годы был сюда вхож. Один из стражников поспешил к старшому, и наконец ворота приоткрылись. Внутрь пустили одного Згура. Меч отбирать не стали, но запечатали ножны свинцовой печатью на прочном шнурке и вдобавок ко всему потребовали приложить ладонь к серебряной тарелке. Згур не стал спорить — оборотней здесь явно боялись не меньше, чем скандов.

Створка высоких дверей медленно растворилась. Згур шагнул за порог и невольно остановился. В горнице было темно, темно — и душно. Пахло горящим маслом и чем-то терпким, приторным…

— Кто тебя пустил в город, чужеземец?

Невысокая женщина в темном платье стояла у закрытого плотной ставней окна. Из-под черного платка настороженно глядели светлые большие глаза. Трудно было даже сказать, сколько лет хозяйке Лучева. По виду — лет двадцать пять. По голосу — много больше.

— Хайра, кнесна! Твоя стража была очень любезна и ре-. шила нам не мешать. Но я не стал злоупотреблять твоим гостеприимством и оставил своих людей у пристани.

— Сколько вас?

Оставалось представиться и повторить то же, что и храброму Щеглу. Кнесна выслушала, кивнула:

— Теперь ясно. Мне сказали, что тысячи румов на галерах напали на скандов, а затем ворвались в город…

Згур чуть не рассмеялся. Опять «тыща»! Плохо же у них со счетом!

— Среди нас есть румы, кнесна. Но мы — не из войска Кей-Сара. Мы вольные люди…

— Разбойники?

Светлые глаза глядели в упор. Згур вдруг понял, что этой маленькой женщине очень тяжело. Только сейчас он сообразил, что означает черный платок. Вдова — и, похоже, муж погиб совсем недавно…

— Мы просто наемники, кнесна. Ищем службу. Погостим здесь пару дней, прикупим харчей и поплывем дальше…

Женщина долго молчала, затем вздохнула:

— Хорошо! Я разрешаю вам остановиться в городе. Но с оружием можешь ходить только ты, комит. Твои люди должны платить за все, что берут в лавках, и подчиняться страже. Можешь идти!

Згур хотел поклониться, но раздумал и поднял руку в румском приветствии. Он был слегка обижен. Могла бы и спасибо сказать! Все-таки подпалили хвост «рогатым»!

— Погоди! — кнесна шагнула ближе, бледные губы еле заметно улыбнулись: — Твои фрактарии сегодня спасли

город, комит! Жаль, мне нечем тебя наградить. Все, что

было, мы уже потратили на войско. Увы, это не помогло… Ладонь скользнула по черному платку, голос дрогнул:

— Наше войско не вернулась из-под Белого Крома.

Никто — ни один человек. Мой муж тоже не вернулся…

Так что у нас не осталось ни воинов, ни серебра. Впрочем,