Згур вновь привстал, оглянулся. Сзади холм, не такой высокий, но все же коннице не пройти. И пехоте придется подниматься медленным шагом. Голая вершина, какие-то камни, три высоких дерева…

Згур усмехнулся, сорвал травинку, повертел в пальцах. «Кошки-мышки», значит? До рассвета еще несколько часов, он успеет. Сначала — конницу, потом — сотни Крюка и Сажи…

— Сотня Гусака — слева. Сажи — справа. Остальные — на склоне, в десять рядов…

Одноглазый кивнул, черный усмехнулся. Все остальные были тоже тут. У вкопанных в землю Стягов стояла кнесна, чуть ближе — Долбило с Вересаем, рядом — старшие остальных городских сотен. Асмут Лутович пристроился поодаль, глядя куда-то в пустое горячее небо, словно все происходящее его не интересовало.

Ярчук стоял за спиной. В это утро венет решительно заявил, что намерен быть вместе с «молодым боярином». Спорить не было времени, и Згур махнул рукой: пусть его!

— Сотня Крюка тут, на вершине. Ясно?

— Ясно…

Мала была не нужна. С вершины холма скандский табор был виден, словно на ладони. Теперь, в ярких лучах утреннего солнца, можно было разглядеть каждый дом — маленькие, беспорядочно стоявшие избы и каменную двухэтажную хоромину, не иначе обиталище местного боярина. Вокруг темнел частокол, а за ним суетились сотни

черных муравьев. Сканды тоже видели врага. «Кошка» встретилась с «мышкой».

— Конницу — в долину, двумя отрядами, слева и справа. Асмут Лутович?

Чернобородый, не оглядываясь, кивнул. Пояснений не требовалось. Опытный воин понимал, что задумал воевода. Пока латники бесполезны, но как только сканды окажутся в долине…

— Я буду здесь…

Здесь — на вершине холма, у трех деревьев, возле наскоро врытого в землю частокола. Даже не частокола — изгороди, наспех поставленной между повозок. Повозки пришлось втаскивать на руках — последние уже засветло.-Такой табор задержит врага ненадолго, но все же сумеет помешать.

— Со мною — сотня Крюка и лучники. Вопросы?

Вопросы, конечно, были.Его командиры явно ждали куда более подробных наставлений.

— Так ведь… — могучий Долбило неуверенно оглянулся. — Ты, чего делать, скажи! Оно понятно: придут — встретим, дык…

— Вот и хорошо, что понятно, — перебил Згур. — Придут — встретите. Или ты боишься не услышать, как трубят в наступление? Напоминаю: два сигнала — готовность, три — вперед.

Долбило почесал затылок, но переспрашивать не решился. Згур невольно усмехнулся. Если о замысле воеводы узнает его собственная рубашка, эту рубашку требуется немедленно сжечь — и пепел развеять. Старая мудрость, не им придумано…

— Теперь вот что. Всем фрактариям обменяться плащами и шлемами с воинами городских сотен.

На этот раз удивились «катакиты». Даже не удивились — онемели.

— Комита! — Сажа с трудом обрел дар речи. — Наша шлема снимать не можна! Наша плаща сканда знает, сканда боится…

— Ну, совершен-понятно… — поддержал его Гусак, и тут же осекся — понял. Крюк догадался еще раньше и теперь довольно скалился.

Красные перья на шлемах были теперь известны всей Сури. Как и разноцветные плащи. Скоро Лайв сумеет вновь увидеть их-в самом центре, в первых рядах. Когда же поймет, в чем дело, будет поздно.

— Все! Разводите сотни!

— Погоди! — кнесна шагнула вперед, подняла руку. — Скажите воинам, что я буду с ними, в первых рядах. Мой Стяг поставьте на склоне, в самой сердцевине…

Она не просила — приказывала, и Згур не решился спорить.

Издалека, от неровной линии скандского частокола, донеслись громкие крики. Черные муравьи собирались в кучи, из рощи выходили новые толпы, строясь возле опушки. Конуг Лайв что-то решил. Но теперь не он определял правила страшной игры. «Мышка» успела первой передвинуть фигурки на неровной, холмистой доске.

Сотники, негромко переговариваясь, поспешили вниз, к своим отрядам. Асмут Лутович остался на месте. Згур хотел подозвать его, но великий боярин сам повернулся и неторопливо подошел к комиту.

— Мне тоже ждать, пока затрубит труба?

В темных глазах светилась насмешка, но Згур не принял шутки:

— Конница должна ударить вовремя, Асмут Лутович!

— Мы не опоздаем. — Глаза чернобородого стали серьезны. — Надеюсь, воевода, ты не собираешься рубиться в первых рядах?

Кажется, Згура вновь упрекали — на этот раз в трусости. Или Асмут просто проверял его?

— Отчего бы и нет? Тогда тебе не придется отдавать Лучев!

Чернобородый покачал головой:

— Я хочу сначала завалить медведя, а потом уже делить шкуру. Не пускай кнесну в бой, Згур Иворович! Пусть ее Стяг будет внизу, а сама она — с тобой. И береги Ярчука — он мне нужен…

На лице Асмута была уже не усмешка — волчий оскал.

— Тебе — женщину, мне — мужчину! Счастливо, воевода!

Ответить Згур не успел. Асмут махнул рукой и быстро зашагал вниз, где ждали его латники. Згур обернулся и увидел, как побледнела Горяйна. Она слышала. Слышал и Ярчук, но лицо венета оставалось невозмутимым, разве что губы еле заметно дрогнули.

Згур поглядел вниз. Сотни быстро занимали позиции. А на противоположном склоне суета продолжалась. Сканды пока не строились — сбивались в огромную кучу. Очевидно, Лайв все еще думает, пытается понять…

— Значит, ты нашел свое поле, воевода? Голос Горяйны звучал холодно и сухо. Згур подумал, кивнул:

— Да, кнесна…

— И ты поставил моих лучевцев под удар, как хотел — толпой? В двадцать рядов?

— Только в десять. К сожалению… Губы женщины дернулись, но кнесна все же сдержалась и проговорила тихо, еле слышно:

— Тогда я умру вместе с ними…

Сзади послышался тяжелый вздох. Можно было только догадываться, что чувствует сейчас венет.

Згур даже растерялся. Вновь Горяйна упрекала его — наемника, не жалеющего чужую кровь.

— Иначе нельзя, кнесна! — быстро заговорил он. — Мы заперли Лайва на холме…

— Не надо! — Горяйна медленно покачала головой. — Ты — воевода. Твое дело — посылать моих людей на смерть, а мое — быть с ними! Прощай!

— Погоди! — заторопился Згур. — Ты должна надеть другой плащ! И шлем…

Женщина бледно улыбнулась:

— Чтобы спрятаться за чужие спины? Нет, Згур Иворович, меня должны видеть все — и друзья, и враги. Да будут милостивы к нам боги — мои и твои…

Кнесна отвернулась, подошла к нетерпеливо бившей ногой кобыле, погладила ее по крутой шее, вскочила в седло…

— Ярчук! — Згур быстро оглянулся. — За ней! Быстро! Головой отвечаешь!..

— Нет…

— Что?!

Ярчук мотнул косматой головой, в глазах мелькнула боль.

— Нет, боярин молодой. Моя справа — тут оставаться… Згур поглядел вниз, на склон. Там уже строились воины в цветных плащах и с красными перьями на сверкающих полированной сталью румских шлемах. Переодетые горожане готовились встретить врага. Ярко-голубой Стяг Горяйны вился в первом ряду. Мелькнул знакомый синий плащ — кнесна была уже там, среди своих лучевцев.

— Спятил! — Згур вновь повернулся к мрачному, насупленному венету. — Из тех, кто там, не вернется и треть! Ее убьют!..

— Молчи, боярин… Венет ссутулился, могучие руки бессильно повисли.

— Али не вижу? Приманку ты из нас сделал, чтобы Лайва на холм зазвать. Да только без тебя вся кровь понапрасну прольется. Там все начнется, да не там кончится. Ты здесь, значит, и мне здесь быть, разом с лесовиками моими. Не уберегу тебя — с кого боги спрошать будут? А случись чего, ты ведь сам меня вторым воеводой назначил…

Згур на миг закрыл глаза, глубоко вздохнул. Все верно. Городские сотни внизу — приманка. Как и все его войско. Лайв перестарался, выбирая холм с обрывистыми склонами. Теперь у скандов остался единственный путь — вниз, в долину, где их уже ждут. Единственный путь — и единственный выход: ударить всеми силами, чтобы взять вражеское войско в стальное кольцо. А если не выйдет — рассечь пополам и по частям — вырезать. Потому и нужны верные сотни на флангах и латники Асмута в долине. Поэтому и должен он, набольший воевода, оставаться на вершине, куда будет направлен главный удар. Ярчук — второй воевода, ему тоже место тут. Да и недолго им стоять в покое. Внизу битва начнется, да не внизу кончится. Меч с Единорогом не заскучает в ножнах…