На заднем дворе тоже спали — и стражники, и селяне, заехавшие по всякой надобности в Детинец. Ворота были полуоткрыты, возле них недвижно застыл черный, словно смоль, конь…
— Иди, иди! — Сильный толчок бросил Згура вперед, он с трудом устоял на ногах, обернулся…
Зайчище-альбирище хмуро взирал на «бунтаря», скрестив на груди огромные ручищи. Внезапно Згуру почудилось, что он уже встречался с грозным сполотом. Не в ночной полутьме, а при ярком свете факелов, в Большой Грид-нице…
— Чего смотришь, изменщик?
Згур почувствовал, как немеют руки. Мать Болот, вот почему голос страшного Зайчи сразу показался таким знакомым!
— Светлый!
— Светлый, темный!.. — Кей Войчемир рыкнул, мотнул головой. — Только и заботы мне — вытаскивать вас, бунтарей, из поруба! Садись на коня да проваливай!
Вот как? Згур сцепил зубы, усмехнулся:
— Не хочу!
— Ах ты! — Зайчище шагнул ближе, грозно расправляя широкие плечи: — Еще и спорить решил, бунтарь! Ты чего, еще не понял? Я тебя, сотник, даже помиловать права не имею! По закону как? Миловать можно простого кмета, а ежели старшой волю мою нарушить посмеет!.. Урс, да скажи ты ему!
И тут Згур понял, кто такой этот узкоплечий с седой головой. И впервые стало страшно — по-настоящему, до холода в костях. Патар Урс, Отец Рахманов, чье имя боялись даже произносить вслух…
— Уезжай, Згур! — голос седого прозвучал тихо и как-то устало. — Возвращайся в Лучев. Здесь и без тебя плохо…
В Лучев? Згур даже не удивился, откуда Патар знает о Лучеве. Говорят, Отец Рахманов знает все. Значит, опять бежать? Снова чужбина? Нет!
— Светлый! Патар! Я… Я не хочу уезжать! Если я виноват…
. — Виноват?! — рыкнул Войчемир. — Еще как виноват! Ишь, бунтарь! Ну ты глянь, Ужик, что за дети пошли! И в кого это только? Моя-то старшая чего удумала? Денор, понимаешь, запалить! Да виданное ли дело — реки огнем жечь?
Ужик даже не соизволил повернуться. Худые плечи чуть дрогнули.
— А чего ты хотел? Я пытался отговорить — не вышло. А потом решил — правильно! Чем вас еще пронять? Не навоевались, потомки Кавада?
— Пронять! — возмутился Войчемир. — Знаю тебя! Не послушались — ты бы и землю с места сдвинул?
Згуру стало не по себе. Они что — боги? Да и боги не смеют сотворить такое!
— А я уже собирался, — равнодушно бросил Ужик. — Когда твой старший войска к Денору подвел. А ты тоже хорош! Куда смотрел?
— Я-то хорош, — Войчемир вздохнул, почесал затылок. — Вот карань! Теперь еще с дочкой мириться! С женой. И со старшим…
— Помиришься!
— Помирюсь…
Светлый вновь тяжело вздохнул, повернулся к Згуру:
— Вот чего, сынок! Наворотил ты делов — под самую завязку. Поэтому я тебя это, ну…
— Съем… — подсказал Ужик.
— А иди ты! — Войчемир огорченно махнул рукой. — В общем, я тебя прошу — уезжай покуда… , Згур покачал головой:
— Не уеду, Светлый! Я был обручником твоего сына. Если ты винишь его — накажи и меня.
— Чего? — Войчемир явно оторопел. — Да кто же его наказывал, Велегоста-то? Хорош воевода! Его сотника — под суд, а он… Говорю, не хочешь судить, начальство над войском сдавай, как и положено. Так ведь не захотел! Да и не обручник ты ему. Сам знаешь — свадьбу я запретил, а без ведома моего…
Все верно! Светлый волен в своих сыновьях. Но если так… Згур взглянул Войчемиру в лицо, усмехнулся:
— Ты знаешь обычай, Светлый. Если твой сын отказался, мужем Улады становится обручник.
Он ждал возражений, гнева, но Войчемир только вздохнул — тяжко, невесело.
— Патар! — Згур повернулся к седому. — Подтверди! Такой обычай есть!
Урс переглянулся с Войчемиром, пожал узкими плечами:
— Такой обычай действительно есть… Уезжай, Згур!
— Уезжать? — Згур улыбнулся, чувствуя, как легче становится на душе. — Я уеду вместе с Уладой! С моей женой!
— Женой? — голос Светлого прозвучал как-то странно. — Ты, сотник, вот чего…
— Она — моя жена! — упрямо повторил Згур. — Я хочу…
— Жена? — в голосе Патара теперь звенел лед. — Так что же ты бросил ее, парень?
— Я? — Згур растерялся. — Я ее не бросил! Я… Я вернулся!..
Повисло молчание — тяжелое, густое. Оно длилось невыносимо долго, целую вечность. Наконец Урс покачал головой:
— Ты опоздал, сотник! Улады больше нет… Темнота сгустилась, оделась глухим камнем, рухнула, сбивая с ног, вбивая в теплую сухую землю.
— Две недели назад дочь бывшего Великого Палатина казнена в Валине. Так решил Кей Велегост…
Слова доносились глухо, словно из неведомой дали. Кей Велегост имел тамгу Светлого, дающую власть над жизнью и смертью. Железное Сердце осудил мятежницу.
…Перед глазами встало холодное заледенелое поле, черные тела на окровавленном истоптанном снегу — и высокий широкоплечий парень со страшной личиной вместо лица. «Всех! Всех, кто выше тележной чеки!..»
Згур поднял глаза к темному, затянутому тучами небу. Хотелось завыть — отчаянно, как воет смертельно раненный пес, но горло стянуло болью. Он бросил ее… Он воевал, одерживал победы, правил. Ему было хорошо. Проклятое сердце билось ровно…
— Убейте…
Слово выговорилось с трудом. Згур вдохнул воздух, пытаясь справиться с нахлынувшей болью:
— Убейте меня! Убейте! Я вас прошу! Я не хочу жить! Убейте! Убейте!
Он упал на колени, ткнулся лицом в пахнущую пылью траву.
— Убейте! Я не должен жить! Не имею права! Я вас прошу…
Он молил о смерти, как не молил еще ни о чем за свою короткую жизнь. Но Смерть медлила…
1997-1998 гг.
