Войчемир остался доволен своей речью.

— А ты, стало быть, этот… рахман, — продолжал он, заметив, что Ужик и не думает отвечать. Темные глаза растерянно мигнули.

— Понимаешь, Зайча… Войчемир кашлянул.

— Войча, извини, — тут же поправился заморыш— — Я, в общем-то, даже не рахман. Я — ученик. К Патару совсем недавно пришел. Три дня назад я только собрался за лягушками, а он вызывает и говорит: пойдешь в Савмат, а потом в Акелон. Ну вот…

Подумав, Войчемир сумел сделать несколько важных умозаключений. Прежде всего, недотепа служит какому-то Патару, не иначе важной шишке среди этих самых рахманов. Во-вторых, дальше ловли лягушек парня не пускают, и главное

— с Акелоном получалось совсем плохо.

— Ты вот чего, Ужик, — начал он как можно мягче, дабы не спугнуть собеседника. — Нам этот Акелон позарез нужен. Давай-ка подумаем, как туда идти.

— На полдень, — темные глаза вновь мигнули. — Прямо на полдень, а затем к устью Денора…

— А точнее не знаешь?

— Нет, я ведь только ученик…

Войча вновь призадумался. Дело оказалось еще неподъемнее, чем он вначале думал. Правда, по счастливой случайности они вышли из города в нужном направлении — как раз на полдень, но устье Денора находилось в такой дали, что и представить страшновато.

— Ладно, Ужик, — заключил он как можно веселее, — вечером поговорим, а сейчас ехать надо. Так значит, ты колдовать не умеешь? Ну там грозу вызвать, дождь?

— Нет, — Ужик развел худыми длинными руками, — Я только дом подметаю. Ну, иногда еще лягушек ловлю, мышей…

Войча легко вскочил в седло, потрепал по шее заволновавшегося Басаврюка и не спеша, шагом, направился по дороге, которая вела к ближайшему лесу. Ужик двинулся следом, ступая босыми ногами по дорожной пыли. Рядом с ним шел Ложок, по странной случайности почему-то решивший не отступать от нелепого парня ни на шаг.

В лесу стало прохладнее. Солнце спряталось за вершины могучих дубов, и Войча несколько повеселел. В конце концов, все складывалось неплохо. Мельком он подумал, что Ужик вдобавок ко всему безоружен, но даже эта мысль не могла испортить настроение.

В этом огромном лесу, почти вплотную подступавшем к Савмату, Войче приходилось бывать, причем неоднократно. Несколько раз он охотился — и со Светлым, и с его сыновьями, чаше всего с Рацимиром, любившим выходить один на один и против медведя, и против тура. Однажды Войчу вместе с другими кметами послали разорить и сжечь какое-то небольшое селеньице, которое то ли упорно не платило подать, то ли, как поговаривали, поклонялось каким-то особо вредным лесным навам. От селения они оставили один пепел, поскольку брать у нищих лесовиков оказалось совершенно нечего. Правда, дрались они отчаянно, и Войча с трудом смог уклониться от удара здоровенной дубины, направленного прямо в голову. Подобное не удивило, ему часто приходилось жечь жалкие поселки, в которых жила есь. Разве что теперь пришлось вырубать не белоглазых уродов, а своих, но на то, как известно, воля Светлого.

Эти воспоминания заставили призадуматься. Лес тянулся на несколько дней пути. Селений вдоль дороги немало, но останавливаться в них едва ли разумно. Кеев кмет, путешествующий вместе с каким-то подозрительным парнем, мог показаться легкой добычей. Конечно, лесовиков — бортников, охотников и рыболовов — Войча и не думал бояться, но ночью сторожу не выставишь, а сонным могли зарезать даже самого Хальга Лодыжку. Поэтому Войча здраво рассудил, что заезжать в селения они будут днем и только за провизией. Ночевать в лесу, конечно, тоже невесело, но звери, по мнению Войчи, все же менее опасны, чем Кеевы данники.

Заодно подумалось и о другом. Знай Войча с самого начала, куда им ехать, то не стал бы связываться с неверной лесной дорогой, а потребовал бы себе лодку, лучше всего с румским парусом. Править лодкой Войча научился еще на севере, а потому не особо боялся даже полноводного могучего Денора. Но вспомнив все слышанное о великой реке, понял, что рассчитывать на лодку нечего. Три беды было на Деноре — огры, Змеи и пороги. Если с ограми был мир, пороги можно как-то обойти, то Змеи, по слухам, сделали Денор совершенно непроходимым, сжигая всех, кто спускался по реке на полдень от Серых Холмов. Так ли это, проверять не хотелось, особенно на собственной шкуре.

Итак, оставалось ехать лесом, затем степью, затем… Но о прочем можно подумать и после — так далеко Войча загадывать не привык.

Итак, Войча успокоился и даже принялся напевать вполголоса старую песню, слышанную еще на полночи, о глупом охотнике, который сдуру забрался в самую чащобу и повстречал там целый выводок медведей. Одним словом:

Три медведя справа, Два медведя слева…

Конца песни Войча не помнил, но догадывался, что охотнику пришлось не очень весело.

День прошел незаметно и быстро. Они миновали два небольших селения. В одном из них, что было чуток покрупнее и почище, Войча велел позвать местного дедича и распорядился приготовить обед. Приказ был выполнен молниеносно — здесь, поблизости от Савмата, с Кеевыми альбирами предпочитали не спорить. Запасливый Войча прихватил кое-какой припас на дорогу, с удивлением заметив, что Ужик почти ничего не ел, выпив лишь немного молока. Войчемир только вздохнул — людей с плохим аппетитом он не уважал и считал попросту слабаками.

Место первого ночлега нашлось само собой — огромная поляна, окруженная столетними дубами. Старое кострише и вбитые в землю колышки свидетельствовали о том, что здесь порой останавливаются — то ли охотники, то ли бортники, а то и лихие люди. Впрочем, Войча не боялся — приходилось ночевать и в куда более опасных местах.

Спать не тянуло. Костер горел весело, светлое пламя освещало стволы огромных, покрытых мхом, деревьев, а над головами светился звездный шатер. Войча привычно нашел Небесного Лося, поискал глазами Лосенка, но вспомнил, что детом, да еще в это время. Лосенок будет виден лишь к утру. Ужик тоже не спал — сидел у костра, обхватив длинными худыми руками острые колени, и глядел прямо в огонь. Внезапно Войче стало жаль парня. Одно дело он, Войчемир, Кесв кмет, другое — этот заморыш, который только и умеет, что пол мести да лягушек ловить. А вот ведь взяли и приказали — иди в этот самый неведомый Акелон…

— Ты это… — начал он, но слова почему-то не слушались.

Ужик оторвал взгляд от костра. — Ты не бойся, парень! — Войча даже попытался улыбнуться. — Мы это… дойдем.

— Конечно, дойдем, — тон никак не соответствовал смыслу: Ужик говорил все так же равнодушно и даже безразлично, словно речь шла не о нем самом.

— Ты это… драться умеешь?

— Если без оружия…

Войча открыл рот, задохнулся воздухом, а затем захохотал. Краешком сознания он понимал, что смеяться над заморышем грешно, но сдержаться все же не мог.

— Без оружия! Ну, Ужик! На кулачки, да? Ты как, с одного удара быка, наверное, валишь?

Ужик оставался невозмутим, и Войча наконец немного успокоился.

— Ты вот чего, парень! — заметил он, придавая своему голосу должную значимость. — Мы с тобой не в бабки играем! Здесь без оружия никак. Вот гляди — это меч. Настоящий, франкский. Он мне от деда, Светлого Кея Хлуда достался.

Закаленная сталь блеснула в свете костра. Ужик бросил на меч беглый взгляд и еле заметно пожал плечами.

— Ты слушай! — Воичемир был изрядно раздосадован таким невниманием. — Мужчине без оружия нельзя. Да какой мужчина без оружия! Представь, идешь ты с женой по дороге, а тут есь всякая…

— А что такое «есь»? — осведомился заморыш самым наивным тоном.

— Есь — это есь! — отчеканил Войча. — Я эту есь рубал немерянно! Еще когда ты пешком под стол ходил! Понял? Еще когда тебя папка с мамкой не придумали!

— Я тебя старше, Войча, — вздохнул Ужик, и Воичемир осекся. А ведь действительно — заморыш только по виду казался мальчонкой. Самому Войче недавно исполнилось двадцать пять, а этому «наверно»…

— Ну тем более! — нашелся он. — Вон здоровый какой, а меча в руках не держал! Не держал ведь?