Улад не понимал, как старший способен шутить в такую минуту. У врага есть латная конница! Тяжелая конница против пехоты! Вот зачем Гадюка бросает на смерть сотни своих сородичей! Они должны пробить дорогу «Солнцу»!
Но Сварг был по-прежнему спокоен, и младший взял себя в руки. На все воля богов! Да поможет им Предок — Золотой Сокол! Да не ошибется брат…
«День Помощи» наступал неспешно. Новая линия была гуще, в ней виднелось куда больше воинов в кольчугах и шлемах. Многие держали в руках огромные секиры, такие же, как у бродников. На миг строй разомкнулся, пропуская беглецов из первой волны, но затем вновь слился воедино. И вот прозвучало: «Велга! Волга!», волотичи ускорили шаг и врезались в ряды сполотов.
Над полем стоял крик. Теперь уже сполотам приходилось драться в полную силу. Спасала выучка и прекрасное оружие. Улад заметил, что мечей у мятежников мало, да и те — короткие, а секирами они пользуются неумело. Но волотичей было много, и дрались они не менее отчаянно, чем первая волна. В нескольких местах строй кметов был прорван, и волотичи врубились в ряды ополченцев. Это уже становилось опасным, и молодой Кей несколько раз с тревогой поглядывал на брата. Но Сварг оставался невозмутим. Он даже принялся что-то насвистывать, время от времени поглядывая на небо, точно ждал оттуда подмоги. Улад не выдержал:
— Брат! Я… Я поеду к улебам. Им трудно!
— Прекрати! — резко бросил старший. — На нас смотрят! Ты — Кей!
Улад вздохнул. Да, он Кей. И долг Кея — сохранять спокойствие в такие минуты, чтобы кметы могли без колебаний выполнять свой долг. И лишь в самый решающий миг Кей берет меч в руки. Вот почему брат насвистывает! Но как тяжело ждать, ничего не делая!
Схватка тянулась долго. Солнце уже стояло высоко, а «День Помощи» все еще пытался прорвать строй сполотов. Ряды волотичей поредели, но мятежники были по-прежнему неутомимы. Они гибли десятками, но в живых оставалось еще много
— сотни, и эти сотни раз за разом накатывались на Кеево войско. И вот центр начал поддаваться. Сначала на шаг, затем еще…
— Б-брат! — вновь не выдержал младший, но в ответ услыхал короткое: «Молчи!». Улад вдохнул поглубже и отвернулся. Нет, он не может! Там, в нескольких десятках шагов, гибнут его воины…
Когда он вновь взглянул на поле битвы, то увидел, что волотичи оттеснили его улебов почти к самой опушке. Еще немного — и строй распадется …
Внезапно проревели трубы — громко, протяжно. На правом и левом флангах, где стояли кметы Сварга, произошло какое-то движение. И вдруг Улад заметил, как края огромного полумесяца начали смыкаться. Он радостно вскрикнул. Вот что придумал брат! Волотичи увлеклись боем, увлеклись успехом и подставили бока и спины сполотским мечам! Клеши!
Теперь все изменилось. Центр по-прежнему отчаянно отбивался, но улебам стало легче — «День Помощи» оказался в полукольце. Это поняли и волотичи. Они начали пятиться — шаг за шагом.
Затем побежал один, потом — целый десяток. И вот мятежники стали отступать. Бежали не все, большинство отходило с боем, и на этот раз сполоты начали преследование. Строй вновь выровнялся и не спеша стал подниматься вверх по склону.
— Наступаем! — Улад улыбнулся, но Сварг лишь покачал головой:
— Рано, братишка! Все только начинается. И, кажется, тебе пора. Да пребудет с тобой Сокол!
Он кивнул в сторону Коростеня, и молодой Кей почувствовал, как замирает сердце. Дальний край поля исчез. Там, где только что была пожелтевшая трава, стояли сомкнутые ряды волотичей. Их было еще больше, чем раньше, строй выглядел глубоким, плотным, сверкающим сталью. Улад вздохнул. Вот он, «Вечер Потрясения»!
Сварг поднял левую руку, и в ответ откуда-то из глубины леса прозвучала труба. Улад увидел, как со стороны опушки быстрым шагом выдвигаются отряды в белых рубахах. Воины Антомира — резерв! Он поискал глазами Ласкиню, но бродников не увидел. Значит, у Сварга есть еще что-то в запасе! Улад ткнулся лицом в плечо брата, вздохнул и ударил каблуком в бок своего серого в яблоках. Пора!
Улебы встретили его радостными криками. Откуда-то появился Кеев значок, новый, взамен потерянного у Старых Ключей. Улад улыбался, отвечая на приветствия, шутил, подбадривал. Пусть он еще мальчишка, но для этих людей он — Кей Улад, их владыка, который в трудный час должен быть вместе с ними. Откуда-то появился Прожад со свежей царапиной на шеке и шепнул, что убита и ранена почти четверть, но за остальных он ручается.
Улебы не побегут. Улад кивнул и, глядя в сторону приближающегося врага, закричал, срывая голос:
— Мои улебы! Мы оторвем им хвост! — Почему именно хвост, он и сам не понимал, но его слова покрыл дружный хохот:
— Оторвем! Тебе, Кей, на шубу! Слава! Слава!
— Сокол! — Улад выхватил меч и соскочил с коня, бросив поводья кому-то из кметов. Сейчас серый в яблоках не нужен. Он понадобится позже, когда надо будет гнать врага.
«Вечер Потрясения» был уже близко. Молодой Кей протиснулся в первый ряд и замер, разглядывая тех, кто приближался, чтобы убить — его, брата, их всех. Вот они, враги! Сейчас, когда приходилось глядеть на них не издалека, а в упор, волотичи внезапно показались великанами, сказочными волатами, как тогда, под Старыми Ключами. И сразу же вернулся страх. Сейчас вспыхнет золотистое сияние…
Улад с трудом удержался, чтобы не броситься прочь, подальше от смерти. Нельзя, он Кей, на него смотрят! Губа была закушена до боли, до крови, но Улад устоял и даже усмехнулся. Нет, Гадюка! Твое колдовство кончилось! Твои воины — подделка, шуты, нацепившие латы. Надо устоять! И они устоят!
В воздухе мелькнуло что-то темное, и тут же над Кесм сомкнулись шиты. Охрана, незаметно окружившая Улада, прикрыла его от града стрел и камней. Другие не были столь счастливы — послышались крики, стоны, сменившиеся яростным ревом. Мечи и секиры ударили о щиты. «Вечер Потрясения» вступил в бой.
Все дальнейшее запомнилось смутно. Время словно остановилось, остались страшные оскаленные морды, мечи, наконечники копий, сверкающие секиры. Мысли исчезли, да и думать было некогда. Приходилось рубить, отбивать удары, уклоняться и снова рубить, рубить, рубить. Но врагов не становилось меньше, и Уладу начало казаться, что перед ним огромное чудовище, у которого взамен отрубленной головы тут же вырастает дюжина новых. Лишь пару раз наступали короткие промежутки, когда можно было вытереть с лица пот и кровь, свою ли, чужую — непонятно, но чудище возникало вновь, и снова надо было драться, драться изо всех сил, защищая жизнь. Случайно взгляд скользнул по бледному безоблачному небу, и Улад заметил, что солнце давно уже миновало зенит. Сколько же прошло? Часа три? Больше? Не было даже времени оглянуться, на месте ли брат, или он тоже взял в руки меч. Нет, не меч — чекан, ведь Сварг всегда дерется чеканом…
Затем внезапно заболело плечо, и Улад так и не понял, что случилось — ударили его, или просто устала рука. Молодой Кей почувствовал, что не успевает отбивать удары. Он пошатнулся, увидел взметнувшуюся над ним секиру, но даже не успел испугаться. Кто-то схватил его под руки и оттащил в сторону. Затем рядом появился Прожад, почему-то без шлема, с залитыми кровью седыми волосами, и начал что-то быстро говорить, но Улад его не слышал. Он отмахнулся от кметов, пытавшихся остановить своего командира, и, пошатываясь, вновь шагнул в самую гущу боя. Время вновь исчезло, и Улад продолжал рубить проклятое чудище, которое никак не желало умирать. Несколько раз он удивлялся тому, что еще жив, но удивление было слабым, словно речь шла о ком-то постороннем.
И вдруг все стихло. Улад медленно опустил занемевшую руку с мечом, и тут же вернулись исчезнувшие было звуки. Он услышал крики, чей-то отчаянный визг
— и далекий мерный звук барабанов.
Наконец он пришел в себя окончательно и понял, что по-прежнему стоит в первом ряду среди своих улебов, вокруг лежат трупы, его кольчуга, перчатки и даже сапоги залиты кровью, а рядом один из кметов с наскоро перевязанной головой держит Кеев значок. Улад усмехнулся — он жив и, кажется, даже не ранен. Где же враги?
