Ни минуты!

А он так спокойно говорит о том, что уедет на несколько часов.

– Кристи, с тобой все в порядке? Мне показалось, ты…

– Да, конечно, – неуверенно отозвалась она. – Все в порядке. Я все понимаю. Если нужно, поезжай, только…

– Что «только»?

Кристина замялась.

– Не знаю. Да нет, ничего, это я так. Все хорошо. Во сколько ты собираешься уехать?

– Что «только», Кристи? – настаивал Ник, заставляя ее посмотреть ему в глаза. – Может, мне не стоит никуда отлучаться? Ты боишься остаться одна? Или плохо себя чувствуешь, скажи!

– Нет, мне уже намного лучше, я справлюсь. Правда. Просто… просто грустно, что ты уезжаешь.

Ник отвернулся и после небольшой паузы почему-то усмехнулся:

– Наверное, теперь моя очередь. Надо же…

– Ты о чем?

Кристину удивила эта странная фраза, а еще больше – неприкрытая печаль, прозвучавшая в его голосе, да, именно печаль и, пожалуй, горечь.

– Дежавю.

– Я не понимаю. Объясни мне, – робко попросила она. – Если можно.

И вновь ей пришлось долго ждать, пока он заговорит.

– Однажды… это было давно, даже очень, ты уехала от меня. Тогда это случилось в первый раз. В то время решения принимали не мы, и я не мог помешать твоему отъезду. А может, не пытался должным образом, не знаю. Я терял тебя всего на несколько дней, но мне казалось, что навсегда. Я даже представить себе не мог, насколько я был прав. Если бы только…

Он осекся и сидел, глядя в никуда и кусая костяшки пальцев.

Кристина не понимала до конца, о чем он говорит, но чувствовала, что ему тяжело это вспоминать.

А Ник продолжал, словно разговаривал сам с собой:

– Ты уехала из Хиллвуда, а мне оставалось только ждать твоего возвращения. Вроде, казалось, чего там… каких-то несколько дней разлуки. Мелочь… Помню, я уговаривал себя, что этот нелепый страх – лишь проявление моего эгоизма, что я смогу себя занять в ожидании твоего возвращения, отвлечься, не думать… но, как только мы расстались, все изменилось в один момент. Все. Изменились ощущения, мысли, восприятие всего вокруг. Без тебя стало так пусто, так холодно…

Слушая его, Кристина и сама вдруг почувствовала холод, хотя здесь, у огня, было довольно тепло, даже жарко. Она придвинулась ближе к Нику, боясь даже вздохнуть, чтобы не потревожить его, и только вглядывалась в его печальное лицо, пытаясь вспомнить, нет, скорее, понять его состояние. Ей хотелось положить руку ему на плечо, но она не решилась.

Ник моргнул, словно опомнившись, и повернулся к ней:

– Это я так, Кристи, ты не слушай, – заметив, как она смотрит на него, он по-своему истолковал выражение ее лица и забеспокоился:

– Ты хорошо себя чувствуешь? Устала, наверное. Пойдем, я провожу тебя наверх, если хочешь.

Кристина замотала головой:

– Нет-нет, все нормально. Можно я еще немножко посижу тут… с тобой?

– Опять скажешь, что я тебя гоню? – улыбнулся Ник.

На его улыбку, такую светлую и притягательную, невозможно было не ответить.

Не получив прямого отказа, Кристина прилегла на гобеленовую диванную подушку и сквозь полуприкрытые веки рассматривала идеальный профиль Ника, сидящего на полу.

Ей захотелось, чтобы он на нее смотрел, а она – на него. Чтобы при этом она могла не испытывать смущения. Чтобы она имела полное право смотреть на него, смотреть…

Но только обязательное условие – чтобы Ник тоже на нее смотрел. Ей так этого захотелось, что в горле почувствовался колючий ком.

– Нарисуй меня! – хрипло попросила она, поражаясь собственной смелости.

– Что?

От удивления Ник даже привстал.

Кристина смутилась, но все-таки попросила:

– Ты можешь меня нарисовать?

Она прокашлялась, и ком в горле исчез.

– Сейчас? – Ник, похоже, все еще не мог побороть удивление. – Прямо здесь?

Он огляделся так, словно гостиная была настолько же неподходящим местом для рисования, как ледяная поверхность Янтарного озера – для бальных танцев.

– Да, а что такого?

Ник пересел на диван. Видно было, что он колеблется. Кристина уже почти пожалела о своей неожиданной просьбе, как вдруг он потянулся к альбому, который они листали последним, и достал оттуда чистый лист.

– Хорошо.

Теперь заволновалась она:

– Правда? Ты согласен? А что я должна делать?

– Ничего.

– Может, нужно куда-то пересесть или зажечь свет?

Он долго внимательно смотрел на нее.

– Нет, ничего не нужно. Не двигайся, лежи, как тебе удобно. Только руку от лица убери, чтобы на глаза не падала тень. Вот так.

– А свет? – робко спросила Кристина.

Несколько минут назад она так хотела, чтобы Ник хотя бы взглянул на нее, что теперь, когда он смотрел на нее и смотрел так пристально, ей стало не по себе.

– Света достаточно.

– Ладно, – Кристина нервно вздохнула, подавив в себе желание некстати улыбнуться. Она зачем-то поправила волосы и одернула кофточку. – Что-то еще?

Ник сверлил ее взглядом и не реагировал на ее действия и вопросы.

– Ник?

– Что?

– Куда я должна смотреть?

Ей подумалось, что сейчас он попросит ее смотреть на огонь, на картину, на цветок, еще куда-нибудь, чтобы портрет не выглядел искусственно, но он кратко ответил:

– На меня.

И взял в левую руку карандаш.

Сделав несколько первых штрихов, он обратил внимание, что Кристина не спускает глаз с его руки.

– Кристи?

– Что, прости? Я задумалась.

– Тебя смущает, что я левша? Неужели ты только что это заметила?

– Нет! Наоборот, это так необычно. Я просто пыталась представить себе, каково это – рисовать левой рукой.

Он пожал плечами и вернулся к своей работе:

– Наверное, так же, как и правой. В чем разница?

– Ты прав, ни в чем, конечно. Прости, что отвлекаю.

– Ты меня не отвлекаешь.

Наблюдая за ним, Кристина понемногу успокаивалась. Прежнее волнение прошло. Время от времени Ник бросал на нее сосредоточенный взгляд, а потом опускал глаза на рисунок. Его карандаш еле слышно шуршал по бумаге, движения руки были скупыми, почти незаметными.

Зато теперь она могла смотреть на него, сколько хотела!

На его прищуренные глаза, которые сейчас были цвета спокойного северного моря, на его неправдоподобно длинные густые ресницы, которые словно выгорели на солнце. На его высокие скулы и идеально прямую линию носа. На его бледную кожу и пепельные волосы. На чуть подрагивающие тонкие губы, которые целовали ее совсем недавно с такой жадностью и страстью.

При воспоминании о поцелуе Кристина издала невнятный звук.

– Что-то не так? – тут же нахмурился Ник и добавил, заметив, что она покраснела. – Кристи, ты не обманываешь меня? Точно хорошо себя чувствуешь? Ты как-то странно выглядишь. Мы можем продолжить это занятие позже, когда захочешь.

– Я хочу сейчас, – торопливо проговорила Кристина, увидев, что он откладывает незаконченный рисунок в сторону.

– Хорошо. Если тебе что-то будет нужно, сразу скажи.

Сейчас ей нужно было только одно – чтобы он был рядом. Все. Такая малость, и так много… Неизмеримо много.

– Я не хочу, чтобы ты уезжал.

Шуршание карандаша прекратилось, но взгляд Ника остался прикованным к бумаге, как показалось Кристине, к одной точке. Его плечи напряглись, и губы сжались.

Она замерла, ожидая, что будет дальше. Через несколько секунд карандаш зашуршал вновь, а Ник тихо ответил:

– Я очень скоро вернусь.

– Не помогает.

– Знаю.

Он, наконец, оторвался от рисунка и посмотрел на нее в упор. От этого взгляда у Кристины пересохло во рту и пропал голос. А еще пришлось заново вспоминать, как дышать.

– Поверь, Кристи, я это знаю. Но обещаю тебе вернуться. Как можно скорее. Я обещаю.

Она только кивнула.

– Продолжаем? – спросил Ник как ни в чем ни бывало.

– Да.

– Уже поздно.

– Пусть.

Кристина чувствовала усталость, но ни за что не согласилась бы сейчас предпочесть уют своей постели обществу Ника, каким бы странным ни казался их разговор. Да, она прекрасно понимала, что ему нужно уехать и причины для этого весьма веские. Пусть она не может его удержать, но она может насмотреться на него, чтобы завтра ей не было так одиноко.