У Кристины не было братьев, ни родных, ни двоюродных: как в семье отца, так и в семье матери было по одному ребенку, однако если бы у нее и имелись братья, то отношения с ними она представляла себе только такими, какие сложились у нее с Алексом.
Они находили множество тем для разговоров, занятий, интересных обоим, развлечений, от которых оба получали удовольствие. Алекс мог рано утром, задолго до завтрака, постучаться в ее комнату и вытащить ее, сонную и одетую в первую попавшуюся одежду, кататься на машине. Они заезжали в Макдоналдс, покупали кофе и медленно ехали по просыпающемуся городу.
Как-то Кристина попыталась пожурить его за пристрастие к фаст-фуду, заявив, что это нездоровая пища. Алекс взглянул на чизбургер так, словно узнал о нем потрясающую новость.
– Да ну? В самом деле?
– Точно! – она давилась смехом, глядя на забавные гримасы, которые корчил Гарднер.
– Стало быть, нездоровая? Мне ее жаль, – выдал он, ничуть не смутившись. – А я вот здоров, слава Богу, поэтому могу это есть, когда вздумается. На самом деле я не злоупотребляю фри и гамбургерами, ты не думай. Я же не виноват, что нам постоянно по пути Макдоналдсы попадаются, когда хочется перекусить!
Аппетит, судя по числу остановок, у него был отменный.
А еще Алекс мог позвать ее вечером после ужина кататься на лодке по искусственному каналу, или вытащить в кинотеатр, когда она уже ложилась в постель, или уговорить прогуляться на лошадях. Он был непредсказуемый, взбалмошный и милый, поэтому Кристина быстро к нему привязалась.
И только сейчас, сидя в своем укрытии за ширмой из розовых занавесок, она осознала, что все это время даже не вспоминала о Нике.
Вопрос Алекса, простой и естественный, выбил почву у нее из-под ног. Ей даже не приходило в голову полюбопытствовать, есть ли девушка у него самого, поскольку никакого чувственного интереса она к нему не испытывала.
Мать, конечно, бросала на нее красноречивые взгляды, словно сигнализировала: «Я же тебе говорила, что он просто душка! Теперь ты и сама это поняла, так что будь умницей!», и время от времени Кристина замечала, как Оливия с Патрисией прерывали разговор, когда появлялись их дети, но первоначальное раздражение быстро уступило место равнодушию. Пусть говорят, что хотят, все равно для нее имел значение только Ник.
Давно ли это было? Почему он ей ни разу не приснился, пока она здесь? Как могло случиться так, что она не вспоминала его теперь и даже не вынимала его фотографию из сумочки? Ведь совсем недавно она с ней не расставалась!
И браслет, подаренный Ником на озере, лежит в ящике туалетного столика, а ведь должен находиться у нее на запястье.
Что же все это значит?
Кристина сидела у окна, обхватив голову руками, и не слышала, как в комнату кто-то тихонько постучал. Только скрип открывающейся двери заставил ее прислушаться.
– Эй, Пуговка, ты здесь?
Она не пошевелилась в надежде, что Алекс уйдет и оставит ее в покое.
– Отзовись, я же знаю, что ты здесь.
Она нехотя одернула штору и в вечернем полумраке увидела высокую фигуру Гарднера.
– Если знаешь, тогда зачем спрашиваешь?
Надо же, уже темнеет. Неужели она так давно тут сидит?
Алекс приблизился и почему-то шепотом спросил:
– Я, как джентльмен, перед тем как зайти в комнату к леди, должен был убедиться, что леди, то есть ты, не рыдаешь на кровати без одежды или не сидишь на полу в ванной в одном белье. Иначе как я могу к тебе войти? Мне не позволяет титул и внутренние убеждения.
– Так же, как сделал это только что, – Кристина хлопнула его ладонью по плечу. – Прекрати нести ерунду, ладно? Зачем ты пришел на самом деле?
Алекс оставил шутливый тон и спросил уже совсем по-другому:
– Ты как, Пуговка? Я пришел позвать тебя поужинать, все уже собрались за столом, но если ты не хочешь, я могу сказать, что тебе нездоровится. А если тебе и правда нездоровится, то моя совесть чиста и мне даже не придется врать. Ну как, пойдешь?
– Нет, не пойду. Слушай, Алекс, раз уж ты готов совершить подвиг и соврать, скажи им, что я сплю, а? Придумай что-нибудь убедительное, пожалуйста, чтобы мама сюда не приходила, хорошо?
– Хорошо, – ответил он, и, видя ее явное нежелание продолжать разговор, скрылся.
Кристина немного подождала после его ухода, потом вынула из сумочки фотографию Ника и вернулась к окну. Фотография уже изрядно истрепалась, она ведь постоянно ее с собой носила, и не только в книгах. У Ника дома были свои снимки, и она могла попросить себе любой, он бы понял и подарил ей, но ей был нужен именно этот: слишком много с ним было связано воспоминаний, слишком много слов ему было сказано, слишком много слез пролито над ним!
Почему же теперь она так редко вспоминает о Нике, ведь прошло всего несколько дней разлуки? Разлуки, которую она боялась себе раньше просто представить. Ей даже снилось иногда в кошмарных снах, что они расстаются. Те сны были полны боли и слез. В них она словно умирала каждый миг, когда Ника не было рядом.
И что теперь?
А теперь, выходит, она жива и даже прекрасно себя чувствует.
Кристина невесело усмехнулась.
Неужели Ник стал не так дорог ей, как раньше? Ничуть! Но что же тогда происходит? Что изменилось?
Ничего не изменилось, она любила его, как прежде. Только вот что-то внутри, в груди, не давало спокойно дышать, что-то происходило, странное, необъяснимое, чуждое.
Что-то менялось в ней прямо сейчас, в эту самую минуту, но только что?
Поздно вечером надвинулась такая томительная духота, что Кристина и в самом деле начала задыхаться в четырех стенах, несмотря на распахнутое настежь окно. Она посмотрела на часы – без пятнадцати два ночи. В доме было тихо. Все спали.
Несмотря на пропущенный ужин, голод не ощущался, только нестерпимо хотелось пить – духота изматывала, не давая заснуть. Натянув на влажное тело широкие трикотажные брюки от пижамы и просторную футболку, Кристина спустилась на кухню. Там она, чувствуя себя немного неловко за то, что хозяйничает в чужом доме, вынула из холодильника бутылку содовой, которая тут же запотела.
Спать совершенно не хотелось. Кристина сбросила босоножки и немного постояла, наслаждаясь прохладой плитки, покрывавшей пол, а потом вышла во внутренний двор. Здесь духота донимала чуть меньше, чем в доме, но тяжелый и густой ночной воздух желанного облегчения не приносил.
Кристина присела на перила веранды и пила содовую, болтая босыми ногами в воздухе. Когда от ближайшего дерева отделилась чья-то тень, она испуганно вскрикнула, едва не выронив скользкую бутылку из рук.
– Не бойся, Пуговка, это я.
Глубокий низкий голос ударил по нервам, дыхание перехватило, и слова застряли в горле. Но уже через мгновение Кристина поняла, кто перед ней стоит.
– Боже мой, Алекс, как ты меня напугал! – выдохнула она. – Что ты здесь делаешь?
– Ты не поверишь, но жду тебя.
Она немного нервно рассмеялась.
– Знаешь, действительно мне как-то в это не верится. Хочешь сказать, что ждал меня тут все время?
Алекс кивнул.
– Ну… согласись, это выглядит немного странно. Времени два часа ночи.
– Да знаю я, который час, – отмахнулся он. – Я просто не мог заснуть из-за этой жуткой духоты, вышел в сад и увидел у тебя в комнате свет. Я подумал, что тебе тоже не спится, и решил подождать, вдруг и ты выберешься на воздух.
– Как видишь, – Кристина развела руками и заметила, что все еще держит бутылку.
– Хочешь? – она протянула Алексу содовую и, словно извиняясь за свое вынужденное самовольство, добавила оправдывающимся тоном: – Пить очень хотелось, вот и я и взяла ее в холодильнике.
– И правильно сделала! Спасибо, ты просто прелесть! Я вот что-то не догадался устроить вылазку на кухню.
Пока он жадно пил, Кристина с тревогой вглядывалась в небо. Звезд не было видно: над их головами нависли тяжелые тучи.