Проснулся раньше Андрея. Обнаружил, как он щеку ладонью подпирает и жмурится во сне от солнца, пробивающегося через окно, и решил сделать человеку приятное. В конечном итоге, вчера он остался со мной, хотя, как мне показалось, это было не в его правилах – поступаться собственными желаниями ради кого-то. Поэтому я отправился в ту крохотную комнатку, которую в этом мире гордо называли кухней и, сверяясь с данными переводчика, изучил холодильный шкаф на предмет продуктов. Обнаружил массу всего интересного, но выбрал пельмени. Так значилось на упаковке. В памяти переводчика хранилось лишь два рецепта их приготовления – пожарить и сварить. Я выбрал варку. Мне показалось, что так будет проще. Собственно за этим занятием он меня и застал.

Скосив глаза через плечо, на притихшего за спиной психолога, я обнаружил, что он всеми силами пытается сдержать улыбку, а, может быть, даже смех. Первой мыслью было: что смешного?! И его переводчик тут же подкинул мне несколько картинок с мужчинами, облаченными в ту одежду, которая считается тут мужской, а потом этими же мужчинами, облаченными в женские тряпки. Мне захотелось придушить Андрея за то, что по его вине я теперь даже в привычной одежде находиться здесь не могу. Поэтому я поспешил честно предупредить его об этом. Он растерялся, а потом все равно расплылся в улыбке клинического идиота, но вкупе со словами и всем остальным его поведением, мне уже не было так обидно за себя, как в первый момент.

Андрей принес из спальни второй стул, достал из холодильного шкафа какие-то пакеты с крышками, на одном из которых было написано 'Майонез', а на другом 'Кетчуп' и объявил, что так будет вкуснее. Мы сели завтракать. С майонезом пельмени мне понравились, хоть я так и не смог идентифицировать на вкус, что за состав у мяса, обнаруженного мной внутри пресного теста, а вот с кетчупом не очень. Он для меня был слишком острым. Андрей же налегал именно на него, отчего пельмени в его тарелке плавали в красноватом бульоне.

Я только расслабился и начал получать удовольствие от еды, хотя до этого был напряжен, так как опасался, что, во-первых, будет невкусно и мне не понравится, а, во-вторых, что какой-либо ингредиент в этой иномирной пище может вызвать аллергию, как Андрей, утолив первый голод, принялся засыпать меня вопросами.

– Ир, а что делать с Гарри и Фа? – спросил он, дожевывая очередной пельмень или пельменю, у переводчика были весьма расплывчатые данные о родовой принадлежности этого слова.

– В каком смысле? – я не понял, о чем он. Он что, передумал заниматься этой своей гневотерапией и хочет ребят снова к ногтю прижать? Так не получится уже. Дал волю, они теперь так просто от такого подарка судьбы не откажутся. Причем не только сами виновники, но и остальные тоже. Ведь нет ничего романтичнее, чем общая тайна. Я ведь прав?

– Ну я ведь завтра их всех сюда собираюсь привести. А у нас, как ты сам говоришь, магии почти нету. Поэтому меня весьма волнует вопрос, что останется от моего дома, после того, как сюда нагрянут виверна и ифрит. У меня тут все быстровоспламеняющееся, между прочим.

Я не удержался и громко фыркнул.

– Вот объясни мне, тебе зачем книжку про другие расы дали?

Он смутился. Причем ощутимо, а я расплылся в улыбке. Не все же ему меня смущать.

– У меня все руки не доходят её изучить как следует, – попытался оправдаться Андрей.

– О да. Зато переписываться с тем парнем очень даже доходят. Лучше бы умную книжку почитал, пользы было бы больше.

– От эсемесок тоже весьма ощутимая польза, – а вот теперь он, судя по всему, решил показать зубы. – Теперь я точно знаю, что желания у нас с ним совпадают.

– А позавчера ты это как-то не усек? – спросил я как можно ядовитее и употребив устоявшуюся форму местной устной речи.

– Еще оставались сомнения, – обронил Андрей и хитро улыбнулся. У меня кулаки зачесались, но я вовремя отвел взгляд от него и отвлекся, вспомнив, о чем он спрашивал.

– Боишься, что они не смогут держать форму и примут истинное обличие?

– Э? – выдохнул психолог. Я скосил на него глаза. И увидел, как на лице молодого мужчины отразилось понимание, – Ты про Фа и Гарри, – зачем-то сказал он и решительно кивнул. – Да. Меня это смущает.

– О Гарри можешь вообще не волноваться. У нее человеческое обличие – это не сколько магия, сколько трансформация.

– Как у оборотней? – тут же перебил он.

Я подтвердил. И продолжил.

– А Фа – ифрит.

Он поморщился, натолкнувшись на мою улыбку. Да, мне хотелось его поддеть. Нечего всякими глупостями заниматься вместо того, чтобы книги не только умные, но и полезные читать.

– Ир, – сказал он уже знакомым тоном. Я хмыкнул.

– Они давно уже научились контролировать свое пламя. Это раньше, когда они были малочисленным племенем среди народов пустыни, они всегда были горячи и могли даже при случайном прикосновении поджечь все, что могло гореть. Но теперь из-за вынужденных контактов с другими расами, расселившимися по миру, они эволюционировали. И у большинства их детей контроль над пламенем – врожденный. Уверен, что ради такого случая, как экскурсия в твой дом, он остудит свое пламя. К тому же, даже если ненароком он что-то подожжет, то сможет тут же потушить и восстановить в первозданном виде. Природная магия. Ваш мир не сможет её подавить.

Андрей ничего не на это не сказал. Отправил в рот очередную пельменю и долго жевал. Потом зачем-то решил уточнить:

– Драконы ведь тоже эволюционировали, так?

– Да, – я пожал плечами, так как считал, что из моих слов это очевидно.

– А вы? – спросил он, пристально глядя на меня.

Ах, вот куда он клонит!

– Мы не агрессивны в большинстве своем.

– А не в большинстве?

Он внимательно смотрел на меня. А я не знал, стоит ли ему говорить. По логике вещей выходило, что стоит. Я и так уже столько ему рассказал, так открылся, что скрытничать теперь, казалось, не имеет смысла. Тем более, приступы ярости и некую неконтролируемость моих поступков он уже успел обнаружить. В то утро, когда будил меня. Он ведь, правда, всего лишь чмокнул меня в нос, как темный эльф мог бы чмокнуть свою кошку. Или брат брата в лобик. Ничего особенного, а я чуть не свернул ему шею. Мог бы свернуть, если бы на самом деле хотел. И все же, в глубине души мне стыдно. Я знаю. Конечно, все можно оправдать пограничным состоянием, в котором я пребывал впервые за долгое время. Когда еще не я, но уже не мерцание. И все же, признаться оказалось довольно трудно.

– Мы все подвержены… – я замялся, но все же сказал. – Как подсказывает твой переводчик, непродолжительным психозам в момент перехода из мерцания в себя и обратно.

– То есть, ты поэтому так на меня крысился?

– Мне кажется, мы с тобой уже обсуждали, что я не крыса, чтобы крыситься, – прозвучало холодно, но я не стал сдерживаться. Его тон меня оскорбил.

Он ничего не ответил, молча доедая свои пельмени. А мне после всего кусок в горло не лез. Отодвинув от себя тарелку, я развернулся к столу полубоком и принялся смотреть в окно. Мне почти ничего не было видно. Только небо и край серого, многоэтажного дома. Переводчик подсказал, что такого же, как тот, в котором мы сейчас находимся. И еще какое-то странное слово, применительно к квартире психолога – 'хрущевка'. Я не стал уточнять у Андрея, размышляя о том, что, несмотря на постоянное мерцание и возвращение к первоначальному облику, я все равно не должен быть подвержен таким перепадам настроения. Но, с другой стороны, не может быть, что они случаются по вине этого человека. Он ведь, если подумать, ничего особенного не делает. Есть у меня знакомые, которые еще когда я сидел у Карла в приемной в секретарском кресле, раздражали меня куда больше. До дрожи и почти непреодолимого желания ударить или и вовсе убить, чтобы сам не мучился и не мучил своим присутствием других.

Я настолько поглощен собственными мыслями, что чуть не пропускаю мимо ушей вопрос.

– Пойдешь со мной завтра с утра ноутбук выбирать?