— Поделись, будь мила.

— Харм…

— И?..

— Он полюбил тебя. Я видела, как вы общались.

— Следила все-таки.

— Конечно! Внук Волгиной. Все понимают, это к чему-то приведет!

— Не важно. И что же ты узрела в нашем с ним общении?

— Повторюсь, он любит тебя… Всякий раз, когда ты, скорчившись, потирала свою натянутую спазмом шею или вставала после даже короткого передыха, кряхтя и причитая, и пятки твои были будто деревянные, пока ты не проходила несколько шагов … Ты видела, как он смотрел на тебя?

— Как?

— С сожалением, с сочувствием. Он желал тебе здоровья, он боялся потерять тебя, боялся, что ты умрешь. Старики умирают, думаю он это хорошо понимал.

— Так думают миллионы людей, но разве можно старость пустить вспять одним лишь желанием?

— Воллдрим это не весь мир! И Харм не обычный человек! Поверь моим словам. Он либо станет величайшим чудным мечтателем, либо из-за него окунутся в скорбь многие миры. Харм уверен, что видит будущее. Я даже думаю, что мир мог сдвинуться со своей оси из-за него. Не по его причине, но силой его мысли застрявший процесс… нет, это глупость. Скорее камень или кто-то еще…

— Опять у тебя путаются мысли… Ты не спала всю ночь? Какую по счету? Вторую или третью?..

— Брегантина, дело не в усталости… Просто я наконец готова умереть… — Брегантина напряглась. Такие разговоры вела Виола все чаще в последний год. Она печалится… и похоже действительно устала жить. Виола продолжала: — Я порой думаю, что знания загоняют нас в рамки, а вот такие самоучки, как Харм, даже та самая Элфи, а про Хванча и говорить нечего. Так вот эти самоучки не знают границ, и потому для них этих границ не существует. Вам стоит пересмотреть обучение в Школе Мечтателей. Только не забывайте сколь разрушительна сила мечты, которую не загнали в эти самые рамки.

— Виола…

— Что, моя хорошая?

— Моя хорошая?.. Меня вдруг осенило! Ты прощаешься со мной? Раздаешь какие-то указания…

— Брегантина… Ты понимаешь, что все миры были когда-то и кем-то созданы. Ты понимаешь, что такие люди иногда рождаются… — она устало смотрела на подругу. — О, посмотри, а вот и твой Сокол прилетел.

На запястье Брегантины приземлился соловей, слегка оцарапав коготками ее гладкую упругую кожу. Она пригладила ему взъерошенные перышки. Сокол что-то свистел, и Брегантина понимала его.

Виола:

— Ты знаешь, я перестала понимать язык животных, — в Виоле читалась тоска и давняя усталость, и даже наигранный облик не мог скрыть этого. Эта апатия не позволяла ей расплакаться, хотя слезы сейчас бы помогли Виоле. — Я пыталась звать собаку Элфи и Харма. Может быть и Кайгы умер… Я теряю себя и думаю, что мне уже хватило. Я хочу просто уйти…

— Уйти или умереть? — Брегантина аккуратно, без резких движений обняла подругу за плечи.

— Я просто даю тебе, то, что должна… Больше времени…

— Ты думаешь за это время, что мы тут сидим, я успею значительно помолодеть? — соловей вспорхнул с ладони Брегантины и, усевшись на ветвь апельсинового дерева, зачирикал совершенный мотив. Брегантина, наконец, улыбнулась, но лишь на мгновение. — Я не хочу этого. Я тоже от многого устала… Бывает опускаются руки, и все кажется лишенным смысла. Это проходит, просто иногда годы разом дают о себе знать… Ну что, идем?

— Сейчас… Еще немного.

Мимо протопала группа из пяти солдат. Они бегло взглянули на двум дам: мать и дочь — скорее всего подумал кто-нибудь из них, а потом «зеленый» отряд свернул в ближайший переулок.

— Так вот, — продолжила Виола. — Есть три семьи: Беккеты, Либель и Смолги — наша главная опора в этом мире. Теперь и Рэмон в курсе (хочу, чтобы ты знала об этом). Он… он настоящий зеландериец. Мощный шебиш, но он… — Виола громко выдохнула. — Он не человек, ты должна всегда помнить об этом!

— Не человек? В чем же его отличие от нас? Я не понимаю…

— Он… Мне пришлось подвергнуть его одной процедуре… Его вживленный блокатор в этом мире и не думал распадаться. Это было глупо, сейчас я понимаю это.

— Остановись! Я не хочу слышать этого! — Брегантина отпрянула и на повышенных тонах продолжила: — Я не хочу ничего знать! С меня хватит! Я будто бы вовсе тебя не знаю! Прекрати! Я не хочу судить тебя или прощать… и не хочу слушать объяснения. Сколько раз ты мне говорила, что нельзя менять природу конкретного человека? Изъятие памяти у Ветхона я еле-еле пережила, но Рэмон… В чем чудо мечтателей? В секретах и вранье? Я совершенно не понимаю… я не хочу понимать… — Брегантина отвернулась: — Я хочу уйти. Перемести нас на Изнанку…

— Он больше не человек, — тихо повторила Виола. — Он предмет с мыслями и зачатками чувств, но не человек. Ты запомни это… — Брегантина вскочила, едва сдерживая себя, чтобы не броситься прочь.

— Давай уйдем! Потом поговорим…

— Он может быть опасен… И Харм может быть опасен… Они опасны… Они все опасны!..

— Я ухожу!..

— Посиди со мной… Посиди, пока я не умру.

— Что?!

Брегантина не верила ушам своим:

— Ну уж нет!

Наплевав на вибрирующую пелену измененной внешности, она практически помчалась прочь от Виолы. Наигранный облик слетел с нее теперь полностью, она была сама собой: молодой женщиной в старушечьем платье и с копной волос, собранной в старушечью же гульку. В Тубио у ее прежнего дома есть портал. Оттуда она без помощи Виолы попадет на Изнанку!

Виола ничего толком не говорила, несла какую-то чушь! Нужно найти Рэмона и попросить, чтобы он забрал и Виолу домой, в серый мир. Неужели Виола, как и другие женщины Изнанки, сходит с ума?..

Ее пульс долбил в уши, а жар приливал к голове.

Вскоре она уже стояла около ворот своего дома, в саду гудела газонокосилка и кто-то напевал. Женщина провела ладонью по раскаленному металлу старых ворот и те окрасили ее в рыжую ржавчину. Похоже их жилище обживал кто-то другой.

Ворваться и пройти в портал? Или отправиться в школу?..

Рядом игрались детки: мальчик и девочка. Они рисовали прутьями на дороге какие-то линии и зигзаги. Мальчишка показал на Брегантину пальцем и прошептал:

— Чародейка?

— Не мешай ей, вдруг увидим волшебство…

Брегантина обернулась, и девочка загадочно кивнула ей.

Вдруг Брегантина почувствовала, как за спиной что-то беззвучно взорвалось, а ее стало затягивать, словно в воронку.

Пейзаж стал искажаться. Стена ворот поплыла, и Брегантина ощутила тошноту.

— Точно-точно! Видишь, начинается? — крикнул кто-то. — А что сейчас будет…

Молодой старушке показалась, что она распадается на части. Она взглянула на свои ладони и ей захотелось кричать, но ничего не вышло. Она уже была бестелесна, а вместо руки блестел серебристый песок, переливался в лучах солнца. Но, нет, это было уже другое солнце — звезда изнаночного мира. Ее — песочное облако — понесло по серым улицам. Малочисленные прохожие не обращали внимания на поднятый ветром песок, летящий без сопровождения привычной ему радуги. Брегантина скользнула по подолу платья мечтательницы Адены и взъерошила ей волосы. Та принялась их поправлять, а Брегантину уносило дальше. Она летела неведомо куда и ничего не могла с этим сделать. Очутившись на окраине города, она осела на тротуар.

— Уже достаточно. Я отдала все, что могла…

Брегантина понимала, что она состоит из бесконечно множества чувствительных частиц, они видела во всех направлениях и ощущала, как на крохотной части ее существа стоит Виола. Ее подбородок и щеки обвисли, она стала так стара. Сухие сморщенные пальцы, дрожа сжимались в кулаки, они трещали готовые вовсе рассыпаться. Она сказала:

— Я покажу тебе. Я покажу тебе, как это началось. Ты должна все узнать. Я устала нести бремя в одиночестве. Ты увидишь, увидишь…

Голубая земля под ногами. Кто-то сидит на коленках и поет по-соловьи. На огромной птице прилетел мужчина. Он с этажа Хемор… Это очевидно. Не из мира Хемора, а именно с этажа Фоландии. Он говорит на фоландском. Он кричит! Его лицо нечеткое, но такое знакомое. Он кричит о том, что их всех обманули, и Фоландия не распадается, ее рушат руками шебишей-мираков! Тот этаж, где Пэнто и ее молодой муж с тысячами других пытаются перенести обломок этажа в иное место, на самом деле не спасают, но уничтожают! Другая часть этажа не исчезла, там раньше проводила перенос другая группа… Мир не саморазрушался, его ломали!!!