— Я рад, — с мудрым видом кивнул Боб. — Потому что как раз собирался сказать, что ни в коем случае нельзя встречаться с подругами. Это не только некрасиво, это смертельно опасно. Они разорвут тебя на части, а потом в обнимку отправятся по магазинам.

— Очень полезные сведения, — съязвил Картер и тут же понял, что мог не утруждаться: Боб пропустил его сарказм мимо ушей. — Только я не встречаюсь с Паркер. И с каких это пор мужчина и женщина не могут вместе выпить кофе-чай в общественном месте без… — Картер почувствовал, как накатывается головная боль. — Ладно, проехали. Это не имеет значения.

— Верно. Вернемся к нашей проблеме. Две знойные красотки не могут поделить нашего супермачо Картера. Держу пари, если бы рыженькая вошла в дом, получилась бы классная драка. Красотки дерутся из-за тебя, Картер. — Глаза Боба лихорадочно засверкали. — Ты развратник.

— Никакой я не развратник. — Не зря он хранил молчание весь рабочий день и, наверное, совсем чокнулся, если поверил, будто Боб способен дать разумный совет. — Постарайся не отвлекаться и внимательно меня слушать.

— Я стараюсь, но у меня перед глазами так и мелькают сцепившиеся девицы. Ну, как они катаются по полу и сдирают друг с дружки одежду. — Боб вцепился в свою чашку с кофе с обезжиренным молоком и корицей. — Прямо как наяву.

— Не было никакой драки.

— Но могла быть. Ладно, значит, ты не собираешься забавляться с обеими. Вообще-то, на мой искушенный взгляд, у тебя вполне хватило бы ловкости, но ты явно хочешь, чтобы я помог тебе сделать выбор.

— Нет, нет и нет. — Картер уронил голову на сложенные на столе руки. — Они не галстуки, Боб. И мы не занимаемся сравнительным анализом. Я люблю Макензи.

— Правда? Ну, любовь ты не упоминал. Я думал, ты просто увлекся. — Глубокомысленно потирая подбородок, Боб откинулся на спинку стула. — М-да, это совсем другое дело. Насколько сильно она разозлилась?

— Представь и умножь на два.

— Понятно. Цветов и извинений явно не хватит, но надо же с чего-то начинать. Итак, если ты не виноват… а ты не виноват?

— Боб.

— Ладно. Не мешай ей для начала спустить с тебя шкуру, вот мой совет. — Боб задумчиво отхлебнул кофе. — Потом ты должен объяснить ей, насколько ты не виноват. Потом ты должен молить ее о прощении и обязательно сдобрить мольбы блестящей побрякушкой в красивой коробочке.

— Украшение? Взятка?

— Не взятка. Извинение. И совершенно не важно, что ты ни в чем не виноват, Картер. Это никогда не важно. Ты хочешь все это замять и вернуть ее? Ты хочешь заняться с ней сексом в этом десятилетии? Купи побрякушку. В любом случае, скоро День святого Валентина.

— Это мелко и корыстно.

— Вот именно.

Картер рассмеялся:

— Я оставлю побрякушку, как запасной вариант. А в остальном ты, пожалуй, прав. Особенно насчет моей шкуры. Пусть спускает. Все это действительно выглядело отвратительно. Ужасно.

— Так ты трахнулся с брюнеткой?

— Нет, конечно.

— Тогда ты праведник. Помни, ты — праведник, Картер. Но и развратник. Я горжусь знакомством с тобой.

Мак выключила компьютер, добавила к готовым снимкам чек, визитку и рекламу с перечнем своих услуг, покосилась на телефон и от души поздравила себя. Я молодец. У меня хватило выдержки не отвечать на звонки Картера. Может, Корин действительно вела свою игру. Скорее всего, Корин вела свою игру. Но Картер там присутствовал!

И он не отделается парой звонков с извинениями. А если он ни в чем не виноват, то за что ему просить прощения?

Не важно, напомнила она себе.

Я отлично поработала и заслужила награду: пенистую ванну, бокал вина и вечер с попкорном перед телевизором. Боевик. Чтобы все взрывалось и никаких намеков на романтику!

Мак аккуратно сложила заказ в пакет с логотипом «Брачных обетов» и резко развернулась к распахнувшейся парадной двери.

В дом ворвалась взбешенная Линда.

— Как ты посмела? Как ты посмела отправить мою машину в какой-то захудалый гараж? Ты знаешь, что они требуют двести долларов за ее освобождение? Немедленно выпиши мне чек, не то пожалеешь!

Ладно, подумала Мак, этот раунд я не уступлю. На этот раз я во всеоружии.

— Ни за что на свете. Отдай мне мои ключи.

— Я отдам тебе твои ключи, когда ты отдашь мне мои двести долларов.

Мак шагнула к матери, выхватила у нее сумочку и вывернула содержимое на пол. Поскольку Линда окаменела от шока, Мак успела переворошить кучку и выхватить свои ключи.

— Как…

— Я посмела? — холодно закончила вопрос Мак. — Посмела, потому что ты одолжила мою машину только на воскресенье, потому что ты ее не вернула, потому что ты не отвечала на мои звонки целых пять дней. Я посмела, потому что больше не допущу никаких манипуляций и оскорблений. И поверь, если я сказала, что сыта по горло, то так оно и есть. Теперь все будет иначе.

— Был снегопад. Неужели ты хотела, чтобы я ехала из Нью-Йорка в снегопад, рискуя жизнью! Я могла попасть в аварию. Я могла…

— Позвонить. Но твои оправдания неуместны, поскольку не было никакого снегопада — просто выпало немного снега. Слегка припорошило. В воскресенье!

— Ари и слышать не хотел о моем отъезде. Он попросил меня остаться, и я осталась. Мы ездили по магазинам, потом были в театре. Неужели я не имею права на личную жизнь?

— Ради бога. Только не за мой счет.

— О, Макензи, не капризничай. Я оставила тебе свою машину.

— Бесполезную, потому что ты не оставила чертовы ключи.

— Ах, моя оплошность. Ты выставила меня из дома так быстро. Неудивительно, что я забыла. Не ругай меня. — Из голубых глаз брызнули прелестные слезинки. Линда умела плакать очень красиво. — Как ты можешь так со мной обращаться? Как ты можешь завидовать моему счастью?

Я не поддамся, сказала себе Мак, хотя желудок неприятно сжался. Ни в коем случае.

— Знаешь, я часто задавала себе тот же вопрос, только меняла нас местами. И никогда не находила ответ.

— Прости. Прости меня. Я влюблена. Ты понятия не имеешь о любви. Когда любишь, в мире не остается никого, кроме вас двоих. А это просто машина, Макензи.

— Моя машина.

— А что ты сделала с моей! — Слезы, которыми Линда пыталась разжалобить дочь, еще не высохли, а ярость уже пылала с новой силой. — Ты позволила утащить ее в… в жуткий сарай! И тот ужасный человек взял ее в заложники.

— Так заплати выкуп, — предложила Мак.

— Я не понимаю, как ты можешь причинять мне такую боль. Нет, понимаю. Это потому, что ты никогда не давала волю своим чувствам. Ты фотографируешь чувства, но ты бесчувственная. И теперь ты наказываешь меня за то, что у меня чувства есть.

— Хорошо. — Мак наклонилась, собрала и затолкала в сумочку все, что вытряхнула на пол. — У меня нет чувств. Я ужасная дочь. И, как ужасная дочь, я хочу, чтобы ты ушла. Уходи.

— Мне нужны деньги, чтобы выкупить машину.

— От меня ты их не получишь.

— Но… ты должна…

— Нет. — Мак сунула сумочку в руку Линды. — В том-то и дело, мама, что я не должна. И не дам. Твоя проблема, ты ее и решай.

Губы Линды задрожали. И подбородок задрожал. Не притворство, подумала Мак. Вернее, не только притворство. Линда действительно верит в свои чувства и искренне считает себя жертвой.

— Как я доберусь до дома?

Мак взяла телефонную трубку.

— Я вызову тебе такси.

— Ты мне не дочь.

— Самое печальное для нас обеих как раз в том, что я твоя дочь.

— Я подожду в снегу. На морозе. Я больше ни на минуту не останусь с тобой в одной комнате.

— Такси подъедет к главному дому. — Мак отвернулась, закрыла глаза, услышала, как захлопнулась входная дверь, и ответила в трубку: — Да, пришлите такси в поместье Браунов. Как можно быстрее.

Из последних сил Мак подошла к двери и заперла ее. В план релаксации придется включить аспирин. Хорошо бы сразу всю бутылочку. Может, просто принять аспирин и лечь в кровать, и постараться уснуть, чтобы залечить сном эту страшную горечь и душевную боль.