А затем все исчезло, погрузившись в темноту, в умиротворяющий покой беспамятства и забвения.

Он почувствовал, как кто-то приподнимает ему веки, и тотчас же пришел в себя, моргая глазами и отворачиваясь от назойливых прикосновений чьих-то пальцев. Его взгляд уперся в встревоженное лицо отца Винсенте.

– Как вы себя чувствуете? – спросил священник. – Не двигайтесь, пока мы не проверим, нет ли у вас переломов.

Келлер спокойно лежал и ждал, пока чьи-то умелые руки ловко и осторожно ощупывали его тело, стараясь вернуться в своем сознании к реальной действительности. Перед ним снова пронеслись сцены пережитого кошмара: бомба, взрыв, крутой наклон салона падающего самолета, боль и страдание на израненном лице Кэти, ее попытка дотянуться до него. Глаза наполнились слезами и он заморгал, отгоняя их прочь. Может быть, лучше было бы не вспоминать все это.

Но теперь он, наконец, точно знал, что произошло! Их вражда с капитаном не имела никакого отношения к гибели «Боинга». Ни он, ни командир не совершили никакой ошибки; они были бессильны предотвратить случившееся. И теперь он понял, почему бомба не была своевременно обнаружена и каким путем она попала па борт самолета. Он попытался сесть, по руки отца Винсенте решительно удерживали его.

– Минуточку терпения, мистер Келлер. Я почти закопчил, – сказал священник.

– Но со мной все в порядке, – настаивал Келлер, озираясь вокруг. – А где Хоббс? – с беспокойством спросил он.

– Я здесь, Дэвид, – донесся из темноты приглушенный голос. Нетвердой походкой медиум подошел к Келлеру, прижимая к губам покрытый красными пятнами крови платок. Свечи снова зажгли, а свет от карманного фонарика стал ярче. Внутри самолета царили покой и тишина.

– Хоббс, это точно была бомба! Пока я находился без сознания, я вспомнил все, что произошло в ту ночь!

– Да, я знаю, что это была бомба, – устало сказал Хоббс.

Келлер, освещенный светом карманного фонарика, который был направлен прямо на него, силился разглядеть черты лица медиума в мерцающем свете.

На его щеках и на лбу появились воспаленные темно-красные рубцы, волосы в нескольких местах полностью сгорели, и на их месте от ожогов образовались пузыри, некоторые из них продолжали расти прямо на глазах.

– Боже мой! – только и смог вымолвить Келлер.

– Кажется, переломов нет, мистер Келлер, – констатировал, выпрямляясь, отец Винсенте, завершив свой быстрый, но тщательный осмотр.

– Я же говорил, что чувствую себя хорошо, – ответил Келлер, не в силах отвести взгляда от обезображенной головы Хоббса.

– Мистера Хоббса необходимо срочно доставить в больницу, – сказал священник. – У него несколько весьма сильных ожогов, а раны вокруг рта снова открылись, их необходимо обработать. И я думаю, никому из нас не повредит сильнодействующее успокоительное.

– Нет. – Хоббс отнял ото рта окровавленный платок, чтобы его слова были слышны более отчетливо. Священника и Келлера даже передернуло при виде его распухших, кровоточащих губ. – Нужно еще кое-что сделать сегодня ночью.

– Но вам нельзя ничего сделать в таком состоянии, – запротестовал отец Винсент.

– У нас нет выбора, – просто ответил Хоббс.

– Он прав. Это еще не все. – Келлер приподнялся и сел на полу. – А вы почему уверены, что это была бомба? – обратился он к Хоббсу.

Хоббс безуспешно пытался остановить сочащуюся из губ кровь. Он заговорил, морщась от боли:

– Когда я был... под... Со мной заговорил еще один голос. Это был совсем другой голос, тоже растерянный и испуганный, как и остальные, но другой. – Он пошатнулся от охватившей его слабости, Келлер и священник поддержали его. – Нет, нет со мной все в порядке. Только дайте мне передохнуть минутку.

Они молча ждали, пока медиум соберется с силами, чтобы продолжить дальше.

– Этот... этот голос... он сумел сообщить мне... что произошло... кто виноват. Нам нужно... мы должны отыскать этого человека... сегодня ночью... – он снова со стоном качнулся вперед.

Келлер поддержал его за плечо.

– Этот голос. Кто это был? Кто говорил с вами?

Хоббс пытался побороть свою слабость.

– Я... я не знаю. Голос был не очень отчетливый... и все же он старался помочь нам... Я могу доставить вас... к тому человеку.

– К какому? К тому, который подложил бомбу?

– Да!

– Но как вы можете сделать это? – вмешался в разговор священник.

– У меня в голове... схема. Он... показал... мне.

– Тогда это дело полиции, – решительно заявил отец Винсенте.

– Нет времени... некогда.

– Он прав, – согласился Келлер. – И кроме того, как мы объясним все это полиции?

– Нам нужно... торопиться. Мы должны добраться туда... этой ночью.

Хоббс с трудом стоял на ногах, Келлер и священник поддерживали его. Хоббса пошатывало, но он мог идти.

Мысли теснились в голове Келлера. Бомба. Ее пронес на борт самолета сэр Джеймс. Это так просто. Будучи директором целого ряда компаний, он играл важную роль и как директор авиакомпании, в которой работал Келлер, и одна из его привилегий состояла в том, что при полетах на самолетах компании его личный багаж не подвергался таможенному досмотру и контролю, и он имел право подниматься на борт самолета вместе с экипажем. Конечно, все это было неофициально, и пользовался сэр Джеймс своими привилегиями далеко не всегда. Но Келлер был уверен, что на этот раз все так и было. Это же элементарно.

Но кто же подложил ему бомбу? Какой маньяк не остановился перед убийством трехсот с лишним человек, чтобы отправить на тот свет одного единственного? А может, массовое убийство и было истинной целью? И почему сэр Джеймс ничего не знал о бомбе до того, как оказался в самолете? Была еще масса других вопросов, па которые необходимо было найти ответ. Например, вопрос о его собственном спасении. Прежде он слышал о таких случаях, когда человек, находящийся прямо на пути распространения взрывной волны, каким-то сверхъестественным образом оказывался невредимым. Это было как-то связано с напором воздушной массы, которая несла человека впереди взрывной волны, образуя вокруг его тела как бы защитную оболочку. Неправдоподобно, но не невозможно. Его тело ударилось обо что-то массивное и было отброшено почти к самой лестничной шахте. Возможно, именно это защитило его от огненной вспышки, сопровождавшей взрыв. Затем, когда Боинг рухнул на землю, еле державшаяся дверь оторвалась, отлетела назад и, как и предполагал Тьюсон, ободрала крыло самолета. А его, лежащего у самого дверного проема, выбросило наружу, и он упал на мягкую луговую землю.

Келлер почувствовал облегчение: облегчение от того, что нашел объяснение своему спасению, облегчение от сознания того, что ни его действия, ни действия капитана Рогана ни в коей мере не были причиной трагедии. Но это было облегчение, не принесшее ему успокоения.

Они выбрались из самолета, удивившись тому, что он не развалился окончательно, а также и тому, что не увидели полицейских, прибывших, чтобы устроить им торжественную встречу. Ведь жуткий грохот от сотрясавшихся обломков самолета, несомненно, должен был привлечь к себе хоть чье-либо внимание. Но тут священник показал в ту сторону, где находилась очевидная причина отсутствия внимания к событиям на месте катастрофы.

Там, на востоке, в районе итонской Хай Стрит ночное небо было озарено красным светом, и в воздух взвивались языки пламени. Было похоже, что в одном из магазинов или зданий па Хай Стрит начался пожар.

И этот пожар разрастался.

Трое подростков, у двоих из них в руках были баночки с краской, прячась в тени колоннады, осторожно крались вдоль каменной стены, на которой скорбно, но не без гордости, были увековечены имена многих итонцев, погибших в войне 1914-1918 года. Один из парней безуспешно пытался подавить распиравший его смех.

– Ради Бога, Грин, угомонись наконец! – зашипел на него предводитель.

Провинившийся зажал рот грязным носовым платком, изо всех сил стараясь заглушить прорывающиеся звуки.