Алекс внимательно посмотрел на девушку. «Ее греческий выше всяких похвал, – думал он, – а акорский язык она постигает с удивительной легкостью. Так что, похоже, эта женщина вполне способна…»

Джоанна нахмурилась.

– Креон? – переспросила она. – Разве слово «креон» означает… «хозяин»?

– Таково первоначальное значение этого слова, – нашелся Даркурт. – Вам наверняка известно, что со временем слова обретают новые, дополнительные значения. В наши дни словом «креон» женщина уважительно называет мужчину, которому принадлежит.

Алекс пытался унять гнев Джоанны, но это не очень-то у него получалось. Впрочем, он видел, что она старается держать себя в руках.

– Так каково же истинное значение этого слова? – с ледяным спокойствием проговорила Джоанна.

– Думаю, слово поменяло значение уже после извержения вулкана. – Алекс попытался уйти от прямого ответа. – То есть это произошло три тысячелетия назад.

– Вы говорили, что некоторые люди пережили ту трагедию… А какими они были? – спросила Джоанна. – Наверное, храбрыми воинами?

Даркурт ненадолго задумался.

– Это были… мирные люди, – проговорил он вполголоса. – Они пасли скот, ловили рыбу… И еще были художниками.

Джоанна обвела взглядом великолепную роспись на стенах каюты.

– Думаю, акорцы остались художниками до наших дней, – сказала она. – И это меня поражает, ведь я всегда считала их воинами.

– Многие так считают, – кивнул Алекс.

– Но выходит, что древние акорцы воинами не были, – продолжала девушка. – А вот те, что появились позже, были. Что же пришлось пережить мирным акорцам, когда на их землях поселились ваши предки, постоянно бряцавшие оружием? Думаю, у них не оставалось ни единого шанса, не так ли?

«Черт возьми, верно, но только наполовину», – подумал Даркурт.

– Они не выжили бы, если бы на их земле не появились мои предки, – пробормотал Алекс. – Жар взрыва разрушил практически все. Погибли не только почти все жители Акоры – сгорели все суда и деревья, из которых можно было бы построить новые. Многие годы пахотные земли оставались под толстым слоем лавы. Так что если бы не мои предки, то выжившие после извержения акорцы умерли бы от голода.

Джоанна усмехнулась:

– Надо понимать так, что ваши предки оказались для них спасителями?

– Нет. – Даркурт покачал головой. – Они пришли туда как завоеватели. Но в свое время и моих предков завоевали, только не в Акоре. В Акоре же мы были победителями.

«Этим ей придется удовлетвориться, – думал Алекс. – Я и так рассказал ей больше, чем следовало бы». Пристально посмотрев на девушку, он проговорил:

– В общем, делайте так, как я вам сказал, и у нас появится шанс добиться успеха. Но если вы не послушаете меня… – Он пожал плечами, предоставив Джоанне самой догадаться, что будет в противном случае.

Вероятно, его тактика оказалась успешной, потому что девушка побледнела.

– А если я допущу ошибку…

– Не допустите, – перебил Алекс. – Я об этом позабочусь.

– Но изображать ту, которой я не являюсь… – Она закусила нижнюю губу. – Вообще-то в Хоукфорт иногда приезжали труппы бродячих артистов. Меня не переставало удивлять, как самый обычный человек преображается, изображая монарха, страшного убийцу… или еще кого-нибудь.

– Наверняка немалую роль играли сценарий, костюмы и обстановка, – заметил Алекс.

– Да, совершенно верно.

– И конечно же, сами исполнители, – продолжал Даркурт. – Вероятно, артисты долго репетировали, чтобы сыграть свои роли.

Они переглянулись, и Даркурт вдруг заметил, что веснушки на носу Джоанны побледнели – наверняка из-за долгого пребывания в каюте. «Ничего, скоро они вновь расцветут полным цветом – едва лишь она окажется на солнце, – мысленно улыбнулся Алекс. – Правда, в свете к веснушкам относятся с пренебрежением… Относятся так же, как к простой и понятной речи. Но, похоже, леди Джоанна Хоукфорт не очень-то интересуется светскими нравами и обычаями».

А потом он перевел взгляд на ее губы – удивительно нежные и розовые. Алексу безумно хотелось поцеловать Джоанну, хотелось узнать, каковы на вкус эти чудесные губы.

Сделав над собой усилие, он отвел взгляд от ее лица и проговорил:

– Все будет в порядке, если только вы не будете походить на испуганную олениху всякий раз, когда я к вам приближаюсь.

– Не буду… – едва слышно прошептала Джоанна. Говорить в полный голос она не могла; мозолистые ладони Даркурта, привычные к поводьям и эфесу шпаги, легонько сжали ее щеки.

Алекс не знал, о чем думает Джоанна в эти мгновения, да это его и не интересовало. Шелковистые локоны девушки щекотали его пальцы, а аромат ее тела дурманил голову. Ее образ постоянно стоял у него перед глазами – Алекс понял это только сейчас. Его желание с каждым мгновением усиливалось, и – такое с ним случилось впервые – он вдруг почувствовал, что не вполне владеет ситуацией. Но он должен взять себя в руки! Слишком много поставлено на карту – королевство и судьбы тысяч людей! Что же касается его личных переживаний, то их никто не примет в расчет.

И все же он сказал ей правду. Если они хотят добиться успеха, ее присутствие на судне надо как-то объяснить – слабостью молодого человека, например, который не удержался и нагрешил с женщиной. Такой грех ему простят – если не все, то очень многие.

Алекс склонился над девушкой и осторожно прикоснулся губами к ее губам. Потом он обнял Джоанну за талию и снова поцеловал ее. Она тихонько застонала, и се губы чуть приоткрылись. Алекс чувствовал, как груди Джоанны касаются его груди, и ему становилось все труднее сдерживать себя. «Кровать совсем рядом, – промелькнуло у него. – Кровать всего в нескольких шагах. Было бы так просто…»

Корабль поднялся на гребне волны и тут же нырнул вниз. Лишь сейчас заметив, что на море началось волнение, Даркурт ухватился одной рукой за стол, но при этом по-прежнему обнимал Джоанну за талию.

Ее глаза вдруг стали совсем темными и загадочными…

Как у оленихи?

Нет, как у ястреба, парящего в потоках раскаленного воздуха и высматривающего жертву.

– Сыграй эту роль, – шепнул Алекс. Джоанна кивнула:

– Я сделаю это ради брата.

Море еще раз качнуло корабль, и в этот момент он понял, что она солгала.

А может, ему просто очень хотелось, чтобы ее слова оказались ложью?

Проснувшись, Джоанна почувствовала запах лимонов. Медленно приподнявшись, она тщетно пыталась вспомнить свой сон. Наконец обвела взглядом каюту, затем посмотрела в иллюминатор. Предрассветное небо все еще было сероватым, но уже скоро пылающее солнце разгонит остатки ночи и наступит новый день. Ветерок, проникавший в каюту, оказался теплее, чем накануне, но разбудил Джоанну вовсе не ветер. Запах – именно он ее разбудил.

Но откуда же в каюте лимоны? Может, этот запах ей приснился? Джоанна сделала глубокий вдох – и ей вдруг вспомнился чудесный летний день в Хоукфорте: она сидит на траве и пьет лимонад, а ветер с моря приносит похожий аромат…

Сгорая от любопытства, Джоанна поднялась с постели, надела тунику и, пригладив пятерней волосы, покосилась на дверь. После того как Даркурт сказал, какую роль ей придется играть в Акоре, прошло три дня. Он, как обычно, приносил ей еду. Во время коротких встреч они общались весьма сдержанно. Даркурт больше ни разу не прикоснулся к ней и, уж конечно, не поцеловал.

А жаль…

О Господи, ну о чем она только думает?! Действительно, довольно странные мысли… Скоро она будет в Акоре, в том самом таинственном королевстве, о котором с детства мечтала, – и вдруг думает о каком-то поцелуе!

Впрочем, ее и прежде целовали. Однажды… Пылкий мальчишка-конюх. Хорошо хоть с Даркуртом она сдержала себя и не влепила ему пощечину, как тому мальчишке.

Но почему же она на сей раз сдержалась? Почему не ударила Даркурта? Вероятно, потому, что это даже не пришло ей в голову. Ведь его поцелуй… Возможно, все дело в том, что в Хоукфорте она общалась только с женщинами, поэтому даже не догадывалась о том, что один-единственный поцелуй может так подействовать на нее. Конечно, Алекс тоже не остался равнодушен… Что он говорил ей? Якобы акорские женщины по-настоящему счастливы и всегда всем довольны. Неужели в Акоре действительно все женщины счастливы?