— Беги к дворцу! Успей отдать сережки!

— Сейчас, я только пособлю вам трошки, — ответил Иван.

— Беги, дурак, в твоих руках — Россия!

— Ну так и быть, — согласился Иван, — меня вы упросили.

И Гнедок резвым галопом помчался к дворцу. А там уже начался антракт. Бояны и вечно недоедающие летописцы жадно накинулись на халявное угощение, привычно поругивая официантов, старающихся подсунуть им подсохшую икру и недобродившую медовуху. Владимир, уже заметивший отсутствие на Василисе сережек, нервно грыз ногти, временами поглядывая на подаренный татарами портрет ханской дочери. Портрет был хорош, а невеста, несмотря на явное малолетство, князю нравилась. Может и правда... развестись с Василисой? Тем более, что сбывались худшие опасения Владимира — насчет Василисы и Кащея. Но где-то в глубине души Владимир боялся такого решения. Он понимал, что это будет предательство Руси, что народ ему этого не простит. Владимир принялся за очередной ноготь, посматривая то на портрет юной прелестницы, то на дрожащих от страха советников очередного созыва.

...Иван-дурак ворвался в дворцовый сад как ураган, как свирепое торнадо, из тех, что частенько мнут овсы в муромской губернии. Соскочил с Гнедка, и побежал, лавируя между пальмами.

— Террориста! — завопили окружающие дворец стражники. — Ай-ай!

Стражники, как один, были татарами. «Плохо дело», — подумал Иван, доставая кладенец. «Хреново», — сообразили стражники, и разбежались.

Но Ивана ждала еще одна преграда. Все двери, ведущие во дворец, оказались закрыты. Лишь после перерыва, во время великого народного гуляния, их должны были открыть. Иван затравленно огляделся.

— Ивана! — тихонько позвал кто-то.

— Эй, кто здесь? — испугался Иван.

— Моя здесь. Я Ахмет, боян татарский... — из кустов киви вылез маленький татарин в разукрашенной дорогими каменьями одежде. — Моя твой друг, Ивана! Моя дураку поможет!

Сказав это, татарский боян трижды подпрыгнул на месте, заставив Ивана вспомнить персидского принца.

— Потайную дверь открываешь? — поинтересовался дурак.

— Нет, нет, мой радуется так... Иван, иди за мной.

Дурак недоверчиво последовал за татарином. И тот привел его к маленькой потайной двери, спрятанной за бурно разросшимся баньяном.

— Откуда мне знать, — продолжал осторожничать Иван, — может там ловушка хитрая, или стражники с булавами?

— Нет, нет, Ивана, это не ловушка. Я хороший татарин, дружественный. Должен тебе один хороший попасться, чтобы не обвиняли тебя в шовинизме. Верь мне, Ивана!

— Ага, — сообразил Иван, — значит ты хороший, и спасаешь честь татарского народа своим достойным поведением... Спасибо, Ахмет!

— Моя твой друг! — радостно крикнул вслед Ивану татарин. — Моя о тебе будет песня петь!

...Тайными ходами пробирался Иван по дворцу Владимира, натыкаясь то на будуарчик укромный, то на сокровищницу княжескую, то на скелет, к стене зачем-то прикованный. Наконец кончился ход тайной дверкой. Высунулся Иван в нее — и обомлел. То же гридня княжеская! А дверка под самым потолком была устроена, прям над столом пиршественным. Высоко, однако. Страшно прыгать, да и шума не оберешься. А в гридне народ перепуганный, от страха жующий и пьющий немеряно. Владимир сидит мрачнее тучи, и на портрет девочки в узорчатых шароварах смотрит задумчиво. А из двери Василиса выходит, не жива, не мертва, без сережек самоцветных в ушках розовых...

Вздохнул Иван полной грудью, и вспомнил Ивана-отца. Вспомнил наказ его — постой за Русь-матушку, вспомнил советы — умей использовать силу. Вспомнил Иван, и как в детстве камнями кидался — за десять шагов воробью в глаз попадал... Только велика разница — десять шагов и сто, булыжник увесистый, или сережка маленькая.

Только что делать-то — последний шанс у Ивана остался. «Нет! — подумал Иван. — Нет разницы! Разница в моем уме! Вышвырнуть разницу! Нет мне больше от нее пользы!»

И не колеблясь более, выхватил Иван из-за пазухи сережки поддельные, на Василисины как две капли воды похожие, и швырнул их через всю гридню. Блеснули они в свечном свете, да и воткнулись в розовые ушки Василисы.

— Ах! — воскликнула Василиса, соображая, что же произошло. — Ах!

Владимир обернулся, подозрительно посмотрел на нее, и широко раскрыл рот. Сережки! Самоцветные сережки с синим камушком болтались в ушках Василисы.

— Ах! — с новыми силами повторила Василиса. — Ты что это разглядываешь, муженек?

— Сережки твои рассматриваю... — упавшим голосом сказал Владимир. — На месте... Соврал Гапончик...

— Что за портрет в руках у тебя?! — завопила Василиса. — Срамота! Неделю уж, как в мою опочивальню не заглядывал, а на ханскую дочку засмотрелся!

Иван-дурак, наслаждаясь происходящим, подальше высунулся из дверки и не удержал равновесия. С протяжным воплем дурак упал на стол, прямо в жбан с красной икрой.

— Покушение! — радостно завопил Владимир, стремясь уйти от деликатной темы. — Стража!

Из всех углов повыпрыгивали стражнички — половцы, печенеги, кавказцы да татары. Было среди них и несколько русских коллаборационистов.

«Продал Владимир Русь, — грустно подумал Иван. — На пару дней отлучились — а он уже Русь продал...» Но доставать кладенец дурак не спешил. Он гордо выпрямился и сказал:

— Погибаю за землю русскую, за дело правое...

— Иванушка! — завопил вдруг сидящий за столом Емеля. В богатых одеждах он был почти неузнаваем. — Иванушка! Стража, брысь! То побратим мой!

— Иван-дурак, что ли? — изумился князь, пытаясь разглядеть лицо Ивана сквозь толстый слой икры. — Облизнись!

Иван выполнил приказание.

— Точно. Он, шутник... Ты откуда взялся? И что здесь делаешь?

Оценив ситуацию, Иван ответил сразу на второй вопрос:

— Что делаю? Разве негоже богатырю русскому на княжеском пиру потрапезничать? Новогодье встретить, с побратимом на свадьбе его чарку выпить?

— Гоже, — признал Владимир. — А чего раньше не пришел?

— Русь-матушку защищал, — зловеще сказал Иван. — Только теперь вижу — не там! Надо было тебя, собака-князь, уму-разуму поучить!

Советники ахнули, бояны торопливо заскребли палочками по бересте. Владимир побагровел.

— Как ты меня назвал?

— Собака-князь! — завопил Иван. — Не дорога мне жизнь, раз ты Русь продал!

— Как продал? — поразился Владимир. — За сколько? Кому?

— Кому и за сколько — мне не ведомо, — гордо ответил Иван. — А вот как — любому дураку видно! Почему распустил дружину русскую? Почему в караулах одни нехристи стоят?

— Так праздник же, — растерянно объяснил князь. — Рождество да Новогодье! Зазорно русским богатырям в дозорах стоять. Я и нанял разных печенегов, не пожалел казны...

— Ох дурак я, дурак, — прошептал Иван, садясь на блюдо с черной икрой. — Чего наделал...

— Помилуй его, Владимир, — прошептала князю Василиса. — Он за Русь переволновался! А что собакой тебя назвал, так все тебя так называют, песик мой ласковый...

Владимир задумался.

— Я тебе разрешу к татарскому хану в гости съездить, — продолжала уламывать князя Василиса.

— Помилуй дурака ради праздника, — поддержал Василису Емеля. — Помилуй, тятя!

Неизвестно, что решил бы князь, но тут двери дубовые распахнулись и в гридню вошли три богатыря с мечами наголо.

— Милую! — завопил князь. — Ради праздника — всех милую!

— Молодец, собака, — сказал Илья, суя меч в ножны. — Отдашь Забаву за Добрынюшку?

— Отдам... — грустно сказал Владимир. — Вот ироды...

— А за меня — Марью-искусницу! — решил закрепить успех Иван.

— Машку? Да хоть сейчас! — заржал Владимир, приходя в хорошее расположение духа. — Марья! Пойдешь за Ивана?

— За Ивана? — заколебалась Марья. — Ну, в общем, если хорошенько подумать, вероятно... да. Пойду!

— Иди домой, одевайся в платье подвенечное! — завопил Иван. — Сейчас все вместе и поженимся!

Марья побежала из гридни. А Иван слез со стола, соскреб с себя пригоршню икры, намазал на кус хлеба, заложил сверху бананчиком и с аппетитом съел.