Я осторожно пополз обратно, стараясь не производить ни малейшего шума. Я слышал, как Сильвер перекликается с остальными пиратами, и от их голосов у меня словно выросли крылья. Выбравшись из чащи, я бросился бежать, не разбирая дороги, – только бы оказаться подальше от убийц. Но с каждым шагом мой страх только возрастал, и наконец я окончательно впал в панику.

В самом деле – я находился в совершенно безвыходном положении. Разве мог я по пушечному сигналу вернуться к шлюпкам и усесться рядом со злодеями, на чьих руках еще не просохла кровь недавних убийств? И разве любой из них тут же не свернет мне шею, как куропатке? Разве мое отсутствие не доказало им с полной ясностью, что я обо всем догадываюсь и боюсь их как огня? Одним словом, я решил, что для меня все кончено. Прощай, «Эспаньола», прощайте, сквайр, доктор и капитан! Мне остается только умереть – или от рук злодеев, или от голода и тоски на необитаемом острове!

Несмотря на эти мысли, я продолжал бежать, не разбирая дороги, и вскоре очутился у подножия небольшого холма с тремя остроконечными скалистыми вершинами, в той части острова, где вечнозеленые дубы росли уже не так густо и больше походили на деревья, а не на скрюченные кустарники. Изредка среди них попадались одинокие сосны-великаны в сотню футов высотой. Воздух здесь был куда свежее и чище, чем внизу у болота.

Но тут меня подстерегала другая опасность, и мое сердце снова замерло от ужаса.

С обрывистого каменистого откоса вдруг, шурша, посыпался гравий и, подпрыгивая, покатился между деревьями. Я невольно оглянулся и увидел что-то темное и косматое, мгновенно отпрянувшее за ствол сосны. Кто это был – медведь, человек или обезьяна, – я не успел рассмотреть. В испуге я замер на месте.

Итак, все пути отрезаны. На берегу – убийцы, в лесу подстерегает какое-то чудовище. Я предпочел известное неизвестному. Даже Джон Сильвер в ту минуту казался мне не столь ужасным, как неведомое порождение леса. Я повернул назад и, дико озираясь, помчался к шлюпкам. Однако это жуткое существо, видимо, сделав большой крюк и опередив меня, снова возникло у меня на пути. Я страшно устал, но даже и не будучи настолько утомленным, я не сумел бы состязаться в скорости с таким быстроногим врагом. Он перебегал от ствола к стволу с быстротой оленя, и при этом держался вертикально, как человек, хотя временами и пригибался, опираясь передними конечностями на землю. Я уже почти не сомневался, что это дикое человеческое существо. Мне вспомнилось все, что я слышал о людоедах, и я уже готов был звать на помощь, но мысль, что передо мной находится все-таки человек, а не монстр, придала мне уверенности. Кроме того, во мне снова проснулся страх перед Сильвером. Я остановился, размышляя о том, как бы ускользнуть, и вдруг вспомнил о пистолете. Как только я убедился, что не беззащитен, ко мне вмиг вернулось мужество, и я решительно шагнул навстречу дикому обитателю острова.

Укрывшись за деревом, он продолжал следить за мной. Увидев, что я направляюсь к нему, он вышел из засады и остановился в нерешительности. Потом отступил назад и вдруг, к моему величайшему изумлению, опустился на колени и с мольбой простер ко мне руки.

Я снова остановился.

– Кто вы такой? – спросил я.

– Бен Ганн, – ответил он хриплым, как скрежет ржавого замка, голосом. – Я – несчастный Бен Ганн. Вот уже три года я не видел ни одного человеческого лица!

Приглядевшись, я обнаружил, что передо мной такой же белый человек, как и я, с крупными и довольно приятными чертами лица. Однако кожа его так загорела на солнце, что даже губы стали черными, а светлые глаза необычайно резко выделялись на темном лице. Одежда его была изорвана и обтрепана так, как мне еще не приходилось видеть. Она состояла из клочьев старого паруса и изношенной матросской рубахи. Весь этот костюм был скреплен целой системой застежек, медных пуговиц и кусков просмоленной бечевки. Единственной целой вещью был кожаный пояс с тяжелой медной пряжкой.

– Три года! – воскликнул я. – Вы потерпели кораблекрушение?

– Нет, приятель, – отвечал он. – Меня высадили с корабля на необитаемый остров.

Я слышал об этом ужасном наказании, принятом у пиратов: виновного высаживали на какой-нибудь отдаленный остров и бросали на произвол судьбы, оставив ему оружие, инструменты и немного пороху.

– Я попал сюда три года тому назад, – продолжал он, – и с тех пор жил, питаясь дичью, ягодами и устрицами. Человек, оказывается, ко всему может приспособиться. Но как же я истосковался без настоящей еды! Нет ли у тебя кусочка сыра? Нет? Какая жалость! Этот сыр, нарезанный ровными ломтиками, снился мне чуть не каждую ночь, и я просыпался в полном отчаянии…

– Если я благополучно попаду обратно на шхуну, то вы получите хоть целую головку сыру, – сказал я.

Он приблизился ко мне и стал с любопытством ощупывать мою куртку, гладить мои руки, разглядывать мои башмаки. Он радовался, как ребенок, снова увидев перед собой человека.

– Если ты попадешь обратно на шхуну? – повторил он вслед за мной. – Кто же может тебе помешать?

– О, вовсе не вы!

– Конечно же, не я! – воскликнул он. – А как твое имя, приятель?

– Джим, – ответил я.

– Джим, Джим… – стал повторять он с явным удовольствием. – Да, Джим, прежде я вел такую жизнь, что стыдно даже рассказывать. Ведь ты, например, глядя на меня, никогда не поверил бы, что моя мать была добрая и благочестивая женщина.

– Да уж, трудновато поверить, – честно признался я.

– Она была очень набожна, – продолжал он, – а я рос вежливым, благовоспитанным мальчиком и знал катехизис наизусть. А потом все переменилось, Джим, пошло вкривь и вкось. Все началось с игры в орлянку[24] на кладбище с мальчишками. И дальше я покатился, как с горы. Матушка предостерегала меня и оказалась совершенно права. Само провидение забросило меня сюда. Я о многом передумал в одиночестве и раскаялся. Теперь меня уже не подкупить ромом. Если я и выпью чуток, то только на радостях. Я дал зарок исправиться и сдержу слово. Но главное, Джим, – он с опаской оглянулся по сторонам и понизил голос, – ведь я теперь богач!

Я решил было, что несчастный свихнулся от одиночества, но он угадал эту мысль по выражению моего лица и начал горячо уверять меня:

– Да-да, Джим, я безмерно богат! Я и тебя выведу в люди! Ты будешь благословлять судьбу за то, что встретился со мной!

Вдруг по его лицу пробежала какая-то тень, и он, стиснув мою руку, угрожающе поднял палец, указывая на небеса:

– А теперь, Джим, скажи мне чистую правду. Уж не Флинта ли это шхуна?

Меня мгновенно осенила счастливая мысль. Я подумал, что Бен Ганн может встать на нашу сторону, и тотчас ответил:

– Нет, Флинт тут ни при чем, тем более что он уже покойник. Но я скажу вам правду, раз уж вы спрашиваете меня об этом: у нас на борту оказалось несколько человек из его команды, и это наше главное несчастье.

– Надеюсь, это не одноногий человек? – опасливо пробормотал он.

– Вы имеете в виду Сильвера? – спросил я.

– Верно, именно так его и звали!

– Он служит у нас коком и заправляет всей этой гнусной шайкой.

Бен Ганн снова схватил меня за руку и больно стиснул ее.

– Если тебя подослал ко мне Долговязый Джон, я окончательно погиб! – вскричал он. – Знаешь ли ты, где находишься?

И тогда я откровенно рассказал ему о том, как мы сюда попали и в каком невероятно сложном положении оказались. Он выслушал меня с глубочайшим вниманием, а когда я закончил, погладил меня по голове со словами:

– Ты славный парнишка, Джим, но все вы в ловушке! Есть только один выход: доверьтесь Бену Ганну, и он вас выручит. Как, по-твоему, отнесется сквайр Трелони к человеку, который поможет ему выпутаться из беды?