Что они могли сказать друг другу? Как им следовало себя вести? Они не соприкоснулись даже кончиками пальцев, хотя оба очень этого хотели. Вместо этого они лишь повторяли имена друг друга. До того их губы произносили эти же слова тысячи раз, но сегодня звуки почему-то не складывались в осмысленные слова. Гиоргис даже пожалел, что приехал. Он всю неделю оплакивал свою жену, но вот она была перед ним, такая же красивая и полная жизни, как обычно, – и это лишь делало приближающееся расставание еще более нестерпимым. Еще немного, и ему придется отплыть от острова и направить лодку назад, к пристани Плаки. И это мучительное расставание будет происходить в каждое его посещение Спиналонги. На душе у Гиоргиса было так мрачно, что он даже пожалел, что они оба не умерли.

Первая неделя Элени на острове была заполнена делами и прошла быстрее, чем для Гиоргиса, но когда ей сообщили, что лодка ее мужа показалась в проливе, ее чувства пришли в смятение. С тех пор как она впервые ступила на берег Спиналонги, ее мысли почти постоянно что-то отвлекало, однако теперь, когда Гиоргис стоял перед ней, не сводя с нее своих бездонных зеленых глаз, у нее в голове вертелась лишь одна мысль: как же она любит этого сильного широкоплечего мужчину и как ей не хочется расставаться с ним!

Они несколько сухо расспросили друг друга о здоровье, затем Элени спросила, как себя чувствуют девочки. Ну что Гиоргис мог на это ответить? Разве что скрыть правду… Он знал, что рано или поздно их дочери должны будут смириться с тем, что произошло, и тогда он сможет рассказать о них Элени, ничего не утаивая. Поэтому сегодня им можно было рассчитывать только на один искренний ответ: ответ на вопрос, как Элени живется на острове.

– Ну как ты тут? – спросил он, кивнув в сторону крепостной стены.

– Здесь не так ужасно, как ты, наверное, себе представляешь, и жизнь постепенно улучшается.

В ответе Элени прозвучали такая убежденность и решимость, что Гиоргис почувствовал, как его страх за жену отступает.

– Нам с Димитрием выделили отдельный дом, – рассказывала Элени, – и он немного похож на наш дом в Плаке. Там совсем простая обстановка, но мы пытаемся обустроить его. У нас свой дворик, и следующей весной я разобью огород – если ты привезешь мне семян. У порога цветут розы, а скоро появятся и другие цветы. На самом деле не все так плохо.

Эти слова будто сняли камень с души Гиоргиса. Достав из кармана сложенный листок бумаги, Элени передала его мужу.

– Это для девочек? – спросил тот.

– Нет, – с виноватым видом ответила Элени. – Я подумала, что писать им еще рановато, но к следующему разу обязательно напишу. Это список вещей, которые нам нужны для дома.

При слове «нам» сердце Гиоргиса пронзила боль. Когда-то «мы» включало Марию, Анну и его самого. Но потом мужчине в голову пришла мысль, за которую ему тут же стало стыдно: теперь «мы» означало и ненавистного мальчишку, который забрал у него Элени. «Мы» в приложении к его семье больше не существовало: оно было расколото надвое и переиначено, и былая прочность сменилась чем-то настолько хрупким, что Гиоргис боялся даже думать об этом. Ему все чаще казалось, что Бог отвернулся от них. Лишь недавно он был главой семьи, а теперь стал просто отцом двух дочерей. Эти два состояния находились друг от друга так же далеко, как две планеты в небе.

Гиоргису пора было возвращаться в Плаку. Вскоре девочки должны были прийти из школы, и он хотел быть дома к их приходу.

– Я скоро вернусь, – пообещал он. – И привезу все, что тебе нужно.

– Давай кое о чем договоримся, – предложила Элени. – Не будем говорить друг другу «прощай», хорошо? В этом слове нет смысла.

– Ты права, – согласился ее муж. – Нам не за что прощать друг друга.

Дружно улыбнувшись, они одновременно развернулись и разошлись – Элени направилась к темному входу в венецианскую крепость, а Гиоргис – к лодке. Никто из них так и не оглянулся.

К следующему приезду мужа Элени написала письмо, которое Гиоргис должен был передать девочкам. Но когда он протянул его дочерям, Анна не смогла сдержать нетерпение и попыталась вырвать конверт из его рук. В результате письмо разорвалось надвое.

– Но оно написано нам обеим! – запротестовала Мария. – Я тоже хочу прочесть его!

Однако Анна была уже у двери.

– Мне плевать, – заявила она и, развернувшись, бросилась бежать по улице, оставив сестру в слезах злости и обиды.

В паре сотен шагов от их дома был небольшой тенистый переулок между двумя домами. Анна присела в тени и, сложив вместе обе половинки письма, принялась читать первое послание матери:

«Здравствуйте, дорогие мои Анна и Мария!

Как вы поживаете без меня? Надеюсь, вы хорошо себя ведете и стараетесь в школе? Папа рассказал, что его попытки готовить еду были не слишком успешными, но я уверена, что скоро дела пойдут на лад и он научится отличать огурец от цукини! Также я надеюсь, что вы будете помогать ему на кухне, а пока прошу вас запастись терпением – ведь он только учится куховарить.

Расскажу вам о Спиналонге. Я живу в маленьком обветшалом домике, расположенном на главной улице поселка. В доме одна комната на первом этаже и две – на втором, так что места хватает. Комнаты довольно темные, но я собираюсь побелить стены, а после того как развешу картины и расставлю свой фарфор, здесь будет намного уютнее. Димитрию очень нравится жить в отдельной комнате: он всю жизнь спал в одном помещении с братьями и сестрами, так что все это для него внове.

У меня появилась новая подруга. Ее зовут Элпида, она жена главного человека на Спиналонге. Они оба очень хорошие люди, и мы уже несколько раз ходили к ним в гости – их дом самый большой и красивый на всем острове. У них повсюду стоят подсвечники, а на всех столах и стульях постелено что-то вроде кружевных скатертей. Я знаю, Анне бы это понравилось.

Я наметила подстричь герань, которой много растет во дворе, а у нашего порога уже зацвели розы – в точности как дома. В следующем письме я расскажу вам побольше, а пока что прошу вас слушаться папу и не баловаться. Я каждый день вспоминаю о вас.

Крепко вас обнимаю и целую.

Любящая вас мама.

P.S. Я надеюсь, пчелки трудятся как следует – не забывайте собирать мед».

Несколько раз перечитав письмо, Анна встала и медленно направилась домой. Она знала, что там ее ждут неприятности.

Начиная с этого дня, Элени писала каждой из дочерей отдельное письмо.

Гиоргис стал приезжать на остров чаще, чем раньше, – эти поездки были для него словно глоток свежего воздуха. Теперь он с нетерпением ждал той секунды, когда Элени появится из прохода в стене. Порой они присаживались на каменные столбики на причале, иногда оставались стоять в тени сосен, которые как будто специально для этой цели росли на иссушенной солнцем земле. Гиоргис рассказывал жене, как себя чувствуют девочки, чем они занимались, делился своими мыслями о поведении Анны.

– Иногда мне кажется, что в нее вселился дьявол, – заявил он в один из своих приездов. – Похоже, время не успокаивает ее.

– Хорошо хоть, что Мария совсем другая, – ответила Элени.

– Наверное, Мария, видя, как ужасно себя ведет Анна, решила, что ни за что не будет такой, как сестра, – заметил Гиоргис. – А я думал, что со временем дети перерастают подобные выходки!

– Гиоргис, прости, что я взвалила на тебя такую тяжесть, – вздохнула Элени, подумав, что она отдала бы все на свете за право вырваться с острова и вернуться в повседневную битву характеров, которая была частью воспитания ее старшей дочери.

Когда Элени переселилась на Спиналонгу, Гиоргису не было еще и сорока, но он уже успел сгорбиться от нелегкой жизни, а следующие несколько месяцев и вовсе состарили его до неузнаваемости. Его волосы из черных стали серебристо-седыми, как листья эвкалипта, и люди начали называть его «бедняга Гиоргис» – вскоре это даже стало чем-то вроде его прозвища.