Война изменила лицо Ираклиона, но еще сильнее она сказалась на внешности доктора Кирициса. Несмотря на то что очертания его стройного тела практически не изменились, густые черные волосы обильно подернулись сединой, а на гладком когда-то лице залегли глубокие морщины, порожденные тревогами и тяжелой работой, – словом, доктор Кирицис выглядел старше, чем на свои сорок два года.

– Добрый день, господин Петракис, – сказал он, выходя из-за стола и протягивая Гиоргису руку.

– Это моя дочь Мария, – представил девушку Гиоргис.

– Очень приятно, деспинедаПетракис. С тех пор как я видел вас в последний раз, прошло больше десяти лет – вы тогда были совсем еще ребенком, – сказал Кирицис, пожимая Марии руку. – Итак, присаживайтесь и расскажите, какова цель вашего визита.

Мария стала сбивчиво описывать обнаруженные признаки болезни.

– Две недели назад я заметила на левой ноге бледное пятно. Оно немного нечувствительное и кажется сухим по сравнению с кожей в других местах. Я хорошо помню о том, что случилось с матерью, поэтому очень испугалась, когда это увидела. И вот мы здесь.

– Вы заметили изменения только на ноге или и в других местах?

Мария перевела взгляд на отца. После первой отметины она нашла еще несколько. Ее никто никогда не видел без одежды, а повернуться так, чтобы можно было рассмотреть спину в маленьком зеркале в спальне, было непросто, но даже в тусклом свете ей удалось разглядеть на теле еще несколько пятен. Пятно на ее ноге больше не было единственным.

– Не только, – ответила она доктору. – Есть и другие.

– Мне необходимо осмотреть их. А если понадобится, то и взять кожные мазки.

С этими словами доктор Кирицис поднялся и жестом пригласил Марию пройти в операционную, оставив Гиоргиса в кабинете рассматривать анатомические плакаты на стенах. Сначала Кирицис осмотрел пятно на ноге Марии, затем перешел к спине. Чувствительность кожи он проверял с помощью сначала пера, а затем булавки. Доктор сразу заметил, что нервные окончания в кожных покровах поражены, но была ли это лепра, сложно было сказать наверняка. Он занес в карточку подробное описание состояния пациентки и схематически зарисовал расположение пятен на ее теле.

– Госпожа Петракис, мне очень жаль, но придется сделать анализ кожи. Это будет продолжаться недолго, однако будьте готовы к тому, что процедура немного болезненная.

Мария молча наблюдала, как Кирицис и медсестра готовят предметные стекла и необходимые инструменты. Лишь месяц назад она с гордостью демонстрировала подругам свой обновленный туалет – шелковые ночные рубашки легче перышка и чулки, прозрачные, как крылья стрекозы. Когда она примеряла эти чулки, они почти не ощущались на ее стройных ногах, девушке даже казалось, что на ней ничего нет: если бы не темный шов под бедрами, чулки можно было просто не заметить. А еще она примеряла туфельки, которые собиралась надеть в день свадьбы, – а теперь ступни, на которых так красиво смотрелись туфли, должен был разрезать неведомый хирургический инструмент.

– Госпожа Петракис, прошу вас прилечь на кушетку, – ворвались в ее воспоминания слова Кирициса.

Скальпель был острым, как бритва. Он вошел под кожу миллиметра на два, но у страха глаза велики, и Марии показалось, что ее режут на полоски, как кусок говядины. Доктор Кирицис быстро вырезал под кожей кусок мягкой ткани, достаточно большой, чтобы можно было рассмотреть его под микроскопом. Мария поморщилась, ее глаза наполнились слезами боли и страха. Затем Кирицис взял образец ткани с ее спины, а медсестра быстро нанесла на разрез антисептическую мазь и приложила ватный тампон.

Когда кровотечение прекратилось, медсестра помогла девушке подняться с кушетки. Они вернулись в кабинет доктора Кирициса.

– Результаты анализов будут у меня через несколько дней, – сообщил доктор. – Я проверю образцы на наличие бациллы Хансена, которая является единственным надежным указанием на лепру. Я могу сообщить результаты в письме, или, если хотите, приезжайте ко мне сами. Я считаю, что будет лучше для всех, если я сообщу диагноз лично.

Несмотря на необходимость повторить долгую и утомительную поездку в Ираклион, отец и дочь единодушно решили, что не хотят получить подобное известие по почте.

– Мы будем здесь, – ответил за девушку Гиоргис.

Они договорились, что приедут к доктору Кирицису в это же время на следующей неделе. Как настоящий профессионал, Кирицис ничем не выдал своих мыслей относительно состояния девушки. Безусловно, он не хотел вызывать у нее и ее отца ни ненужного беспокойства, ни напрасных надежд, а потому держался нейтрально, почти безразлично.

Это была самая тяжелая неделя в жизни Марии. Одна лишь Фотини знала, что ее подруга оказалась на самом краю бездонной пропасти. Она пыталась занять Марию как можно большим количеством дел, но ничто не могло отвлечь девушку от мыслей о том, что должно произойти в следующий понедельник.

За три дня до второй поездки в Ираклион, в пятницу, в Плаке появилась Анна. Ей не терпелось узнать, сдала ли Мария анализ и каков результат. Услышав, что результатов пока нет, Анна стала допытываться, когда они будут известны. В ее вопросах даже близко не ощущалось ни тревоги за сестру, ни сочувствия. Мария отвечала односложно, и в конце концов молодая женщина ушла.

Как только она скрылась из виду, Мария бросилась к Фотини. Ее встревожила достаточно заметная нотка радости, которая звучала в голосе Анны.

– Я думаю, она хочет узнать результаты твоего анализа, потому что они так или иначе касаются ее лично, – сказала Фотини, взяв подругу за руку. – Но давай не будем об этом, надо верить в лучшее.

Всю неделю Мария пряталась от людей. Она послала Маноли записку, в которой сообщила, что плохо себя чувствует и не сможет встретиться с ним в воскресенье. К счастью, Маноли не стал допытываться о причине, а когда встретился в баре Плаки с будущим тестем, тот подтвердил слова Марии и заверил молодого человека, что его дочь должна вскоре поправиться. Невозможность видеть Маноли еще больше расстраивала Марию. Она скучала по своему жизнерадостному жениху, а мысль о том, что их брак может сорваться, повергала ее в ужас.

Настал долгожданный понедельник, и Мария с Гиоргисом вновь отправились в Ираклион. На этот раз им не составило труда отыскать больницу и кабинет доктора Кирициса. Встретившая их медсестра сообщила, что доктор задерживается, но должен подойти в течение получаса. Мария уже не в силах была сдержать беспокойство – все эти тридцать минут она нервно расхаживала по коридору взад-вперед.

Наконец появился доктор Кирицис. Он долго рассыпался в извинениях за то, что заставил их ждать, да и вообще держался совсем иначе, чем в прошлый раз. Карточка Марии лежала на его столе поверх других бумаг. Он на секунду открыл ее и тут же закрыл – как будто ему надо было что-то перепроверить. Разумеется, на самом деле он отлично знал, что должен сказать этим людям, и никаких причин тянуть с ответом у него не было. Доктор сразу перешел к делу:

– Госпожа Петракис, к сожалению, в пробах вашей кожи обнаружены бациллы, которые являются несомненным признаком присутствия лепры в организме. Мне очень жаль.

Он сам не знал, на кого это известие произвело более разрушительное воздействие – на отца или на дочь. Девушка как две капли воды походила на покойную мать, и Кирицис хорошо понимал всю горечь трагического сходства их судеб. Подобные мгновения были едва ли не самыми сложными в работе врача. Разумеется, он мог произнести несколько стандартных успокаивающих фраз наподобие «Болезнь пока еще пребывает в начальной стадии, и я уверен, что мы сможем помочь вам» или «Как хорошо, что мы так рано ее обнаружили». Тем не менее, сути дела это не меняло: новость, которую он сообщил Марии и ее отцу, была самой настоящей катастрофой.

Отец и дочь сидели молча, переваривая ужасное известие. Их самые худшие страхи воплотились в жизнь, и они оба подумали о Спиналонге, которая в ближайшее время должна была стать домом и судьбой Марии. Всю прошлую неделю девушка не находила места от тревоги, однако пыталась убедить себя, что в конечном счете все будет хорошо, но ее надеждам так и не суждено было сбыться.