Ильмар видел расстроенное лицо, мелькнувшую гримасу боли. Доска, падая, очевидно, задела ему ногу.

— Элла, — через секунду уже совершенно спокойно проговорил Уйбо, — после урока пойди, пожалуйста, к дяде Яану и пригласи его сюда с молотком.

Элла молча встала. Заметив ее возмущенное лицо, Уйбо, подойдя к ней, ласково сказал:

— Ничего страшного не произошло. Просто плохо прибили доску, и она сорвалась. Этого следовало ожидать. А теперь сядь… Ильмар Таммеорг! — Учитель пристально взглянул в синие настороженные глаза побледневшего ученика. — Помоги, пожалуйста, поднять доску.

Неторопливо, словно нехотя, поднялся Ильмар, бросив на учителя вызывающий взгляд. Он остался стоять у парты, не трогаясь с места, стараясь показать полнейшее равнодушие к случившемуся.

Ученики заволновались.

— Иди…

— Ну, иди же…

— Ильмар! Оглох, что ли? — со всех сторон сердито зашипели на него.

Арно Пыдер толкнул Ильмара в спину. Ури, сидевший с Ильмаром рядом, ободряюще шепнул:

— Не трусь, капитан!

— Ну, что же ты? — строго спросил учитель.

Чужим, срывающимся голосом Ильмар громко выпалил:

— Я не буду писать такую работу!

По классу прокатился ропот. Потом стало необычно тихо. Было слышно, как где-то далеко внизу зазвенело разбитое стекло.

— Встать! — испуганно крикнул кто-то с задних парт.

Класс вытянулся и угрюмо замер. Уйбо удивленно обернулся.

В дверях стояла Ребане. Окинув взглядом упавшую доску и рассыпанную по полу штукатурку, она, не повышая голоса, коротко произнесла:

— Весь класс останется без обеда. Учитель Уйбо, прошу вас после урока зайти ко мне в кабинет.

Шарканье ног в коридоре не затихало ни на минуту. Ученики, как это принято в прибалтийских школах, прогуливались на перемене одним общим кругом.

В вестибюле у лестницы девочки из пятого класса окружили Эви Рауд. Раскрасневшаяся, сама похожая на ученицу, Рауд рассказывала, как ей удалось с боем добыть в комитете комсомола машину для ребят, отправлявшихся в весенние каникулы в Таллин на экскурсию.

— До аэропорта — на машине, а там, конечно, самолетом, успокаивала Рауд щебечущих учениц. — А может быть, попросим пограничников перевезти нас на катере.

В другом конце коридора семиклассники обсуждали чрезвычайное происшествие на уроке. Ури среди ребят не было. Сразу же после урока он куда-то ушел. Ильмар равнодушно бродил по коридору, делая вид, что возмущенные реплики друзей к нему не относятся.

— Никогда не поверю, чтоб доска сама упала, — басил на весь коридор длинный Бенно. — Знаем, чьи это штучки!..

— Ребята, надо поговорить с капитаном. Пусть ответит!

— А я уверена, что Ильмар тут ни при чем, — защищала его Элла. Он честный, он никогда не побоится сознаться, если виноват.

Семиклассники заспорили. И только Арно, не принимавший никакого участия в разговоре ребят, энергично жестикулируя, толковал с кем-то о Зеленом Охотнике.

— Подавиться мне старыми сетями, если вру! — клялся он. — Сегодня же ночью пойду охотиться за этой дрянью.

Невольно прислушиваясь к разговорам в коридоре, Уйбо с трудом пробирался сквозь бурливший поток учеников к кабинету директора.

Учителя не столько волновала история с упавшей доской, сколько отказ Ильмара писать работу о советском летчике. Ильмар ничего не захотел объяснить. На все вопросы отвечал молчанием. Упрямства у этого парня не меньше, чем дерзости.

Уйбо знал уже и о гибели рыбака Таммеорга, убитого во время облавы, и о том, как были найдены документы летчика Сергея Устинова. Странное поведение Ильмара после пропажи рапорта, его отношение к урокам русского языка и, наконец, отказ писать работу о советском летчике без сомнения были звеньями одной и той же цепи. Учителю Уйбо было над чем задуматься.

Ребане сидела за директорским столом. Мельком взглянув на входившего учителя, она, продолжая рыться в бумагах, жестом предложила ему присесть.

С первых же ее слов Уйбо понял, что о происшествии в седьмом классе она осведомлена во всех подробностях. Впрочем, это нисколько не удивило учителя. Ребане всегда была в курсе всех школьных дел. Даже о самых незначительных событиях она каким-то образом узнавала первой. Проницательность этой женщины была необыкновенна. Казалось, она обладала способностью читать мысли по глазам собеседника, наперед знала, чем кончится с ним разговор, и каким-то особым, свойственным одной только ей чутьем безошибочно предугадывала ход событий.

К Уйбо она вначале относилась с видимой симпатией и как будто не замечала или, по крайней мере, не придавала серьезного значения беспорядкам на его уроках. Можно было подумать, что она просто щадит самолюбие нового учителя. Однако очень скоро Уйбо почувствовал со стороны Ребане скрытую неприязнь. Особенно это было заметно, когда речь шла об Ильмаре Таммеорге.

— Я неоднократно предупреждала вас, товарищ Уйбо, — с горечью в голосе сказала она учителю: — Таммеорг своим поведением разлагает весь класс. А вы этого хулигана открыто берете под свою защиту и тем самым потворствуете его безобразиям. Я вынуждена предостеречь вас от дальнейших ошибок, и на первом же педсовете я поставлю вопрос об исключении Таммеорга.

Уйбо выслушал Ребане с непоколебимым спокойствием, только глаза его, светло-голубые, слегка прищуренные, загорелись сердитым блеском.

— Товарищ Ребане, неделю назад вы обещали мне посмотреть в бумагах Филимова рапорт Вальтера.

— Боже мой! — раздраженно перебила Ребане, — я давно уже пересмотрела все школьные документы, но никакого рапорта не нашла. И простите меня, Уйбо, но я совершенно отказываюсь вас понимать. При чем здесь рапорт? Какое он имеет отношение к поведению Таммеорга на уроках русского языка?

— Вот в этом я и хочу разобраться, — холодно ответил Уйбо. — Или мальчику кто-то основательно засорил голову, или он думает, что его отец погиб по вине русского летчика. Это и является, на мой взгляд, основной причиной, почему Таммеорг так относится к урокам русского языка. Я собираюсь съездить в больницу и выяснить у Филимова, что произошло с рапортом.

Ребане пожала плечами.

— Не знаю, удобно ли это делать теперь, — укоризненно проговорила она. — У Филимова инфаркт, он лежит при смерти. Малейшее волнение, а тем более разговор о рапорте сведет его в могилу. Ведь нам не известно, по каким мотивам Филимов сжег немецкие документы. Быть может, та же участь постигла и рапорт.

— Не думаю, — возразил Уйбо. — По крайней мере, мы должны установить, что было в рапорте. Если понадобится, я обращусь в соответствующие органы.

Ребане усмехнулась и с легкой иронией произнесла:

— Вряд ли все это так серьезно, как вы пытаетесь меня уверить. Я говорю о Таммеорге. По-моему, это все мальчишеские проказы, дошедшие до хулиганства. Не стоит поднимать шум из-за пустяков и подрывать авторитет школы, но дело ваше. Во всяком случае, ищите злополучный рапорт сами.

Резкий звонок, оповестивший о конце перемены, прервал этот неприятный разговор. Уйбо вышел в учительскую.

Там уже знали о случившемся. И хотя никто не подал вида, Уйбо, войдя, понял, что товарищи встревожены за него.

— Скажите-ка, Александр, — дружелюбно забасила собиравшаяся на урок Томингас, — что происходит в седьмом классе?

— Так, мальчишеские проказы, — с досадой ответил Уйбо.

Он оставил классный журнал и, ни слова больше не прибавив, вышел из комнаты. Учителя переглянулись.

— Э-э, — глубокомысленно протянул Кукк, — тут надо еще разобраться, почему на уроках Уйбо прескверная дисциплина. У меня, заметьте, ничего подобного не случалось. Пардон, я имею сказать, что наш новый коллега весьма неопытен…

Кукку не дали договорить. На него напустились со всех сторон, а строгая завуч сердито сказала:

— Оставьте глупости, Эльдур! Вместо того, чтобы помочь молодому человеку, мы занимаемся пустословием… Товарищи, — обратилась она к учителям, — в школе творятся невероятные вещи. На днях соберем педсовет!