Впереди у дороги показалась разбитая молнией сгорбленная мельница.
Откуда-то из леса донесся печальный звон колоколов.
Крепость Кивипеа стояла на опушке безмолвного, неприветливого леса. Собственно, это была не крепость, а старое городище. За широким рвом, поросшим частым кустарником, виднелся вал с остатками каменных укреплений. Среди замшелых валунов и карликового можжевельника возвышалась большая гранитная башня, издали похожая на человеческую голову. Из-за этого сходства городище; видимо, и назвали "Каменной головой".
Место это было безлюдным, тихим, только редкие сани из далеких хуторов временами проезжали мимо да случайные любители приходили сюда поохотиться за дикими козами.
Метс ждал связного в гранитной башне. Он сидел, ссутулившись, у низкой бойницы в сырой конуре с земляным полом и неровными каменными стенами, беспрерывно курил и с беспокойством следил за дорогой. В заскорузлых, немытых пальцах — тлеющий окурок.
Когда-то, в давние годы, во время своей службы в пограничной охране, Метс придумал себе игру с окурками. Загадав какое-нибудь желание, он затягивался, а потом начинал считать до ста. Если окурок еще горел, значит желание должно было непременно исполниться. Вспомнив об этой игре, Метс с грустью посмотрел на тлеющую сигарету и сильно затянулся.
"Если сочту до ста, — боязливо подумал он, — значит, жизнь. Меньше — смерть".
Он не успел сосчитать и до пятидесяти — окурок погас. Метс испуганно поднес его к губам и, замирая от страшного предчувствия, попытался затянуться. Мокрая сигарета вывалилась из ослабевших пальцев на земляной пол.
— Смерть! — прошептал Метс.
Глупая примета окончательно расстроила его. Вспомнив о своем разговоре с Лауром, о том, как быстро и легко отпустил его майор, Метс вдруг убедил себя, что пограничники решили сыграть с ним скверную шутку.
"Выпытают, где Курт, а потом и со мной разделаются".
Забыв осторожность и не давая себе отчета в том, что делает, Метс выбрался на дорогу и побрел от крепости прочь. Тупая звенящая боль в голове, смертельная усталость и страх перед неизвестностью лишили его сил. Он сделал несколько неверных шагов и свалился в снег.
Единственная надежда вновь стать человеком, надежда на новую жизнь, погасла вместе с окурком, на котором он загадал свою судьбу.
— Смерть!.. — снова прошептал Метс. — Вирве, девочка моя… ты простишь своего отца…
Уже не думая, он вытащил пистолет, согнул руку и, торопясь, нажал курок. Грянул выстрел. Глухой мягкий удар… Острая боль в груди… Удивляясь, что еще жив, Метс безразличным взглядом посмотрел на подбежавшего к нему высокого сгорбленного старика, вытянулся и закрыл глаза.
Лаур, согнувшись над ним, быстро разрезал окровавленный свитер. Примчавшийся на выстрел старшина Басов помог ему перебинтовать и перенести Метса в сани.
— Живо на заставу! — приказал старшине Лаур. — Вызовите врача и сегодня же отправьте Метса в госпиталь.
— Товарищ майор, — решительно сказал Басов, — я не могу оставить вас здесь одного ради спасения этого бандита.
— Не теряйте времени, Басов!
Метс медленно открыл глаза. Губы его, силясь что-то сказать, задрожали.
— Спасибо… майор… — прошептал он. — Курт… у Желтого болота… в катакомбах…
В бункере смрадно и душно. В сизом табачном воздухе чуть синеет на самодельном столе глазок коптилки. В углу у остывшей печи сохнут мокрые портянки и сапоги. От бутылок, раскиданных повсюду, несет сивухой. Бункер — узкий каменный коридор — состоит из трех отсеков. В одном живут бандиты, в двух остальных хранятся продукты, дрова, пустые бочки. Давным-давно, еще в первую мировую войну, здесь была артиллерийская батарея. В отсеках жил орудийный расчет, хранились боеприпасы.
По соседству с этим бункером находится другой, с искусно замаскированным входом. Люк, ведущий в него, скрыт под старым пнем, вращающимся на шарнирах. От этого бункера на целый километр тянется подземный коридор, который выходит где-то у берегов моря.
Курт давно уже облюбовал себе это место, затерянное среди обширных болот и почему-то названное местными жителями катакомбами. Здесь он и устроил себе бункер, о существовании которого до самого последнего времени не подозревали даже его сообщники. Теперь катакомбы были последним пристанищем "лесных волков". Однако Курт и тут ради осторожности устроил своих людей в бункере с тремя отсеками, а сам со своим телохранителем Ээди Паалем поселился в соседнем. Загнанные, затравленные волки не выходили по приказу Курта из бункера две недели. Бандиты основательно приуныли. Чтоб хоть как-нибудь отвести душу, они целыми днями глушили самогон и играли в кости.
В этот день Медведь был в особенно скверном настроении. Проклиная Курта, бункер, судьбу, он, напившись с самого утра, повздорил со своим приятелем Георгом Бергом. Ссора кончилась дракой. Когда Георг, протрезвившись, стал выражать свое недовольство, Медведь тут же послал его караулить подступы к бункеру.
После обеда, приготовленного из сала и муки, бандиты, побросав на пол шубы, завалились спать. Не спалось только Медведю. В голове, звенящей от выпитого самогона, маленькими молоточками постукивала мысль об опасности. Он чуял, что этот день кончится гораздо хуже, чем начался. Стараясь отогнать от себя тяжелые думы, он повернулся на бок и приоткрыл единственный глаз. Ему вдруг почудилось, что синий язычок коптилки поплыл по комнате.
— Что за дьявольщина!
Он тряхнул головой и только тогда убедился, что коптилка стоит на месте. Неожиданно вспомнив, что Метса с самого утра не было в бункере, он встревожился не на шутку и, пошатываясь, поднялся на ноги.
"Надо спросить Курта, — подумал он. — Может, этот жирный скот сам отослал куда-нибудь Метса. Тогда какого черта он не предупредил меня?"
Взяв автомат, гранаты, Медведь вышел в холодный отсек и вскарабкался по узкой лестнице наверх.
В лесу стоял трескучий мороз, пахло хвоей и сеном. Медведь осмотрелся по сторонам. В ранних вечерних сумерках он не сразу увидел Георга, лежавшего чуть поодаль, в кустах.
— Хэлло, Георг! — тихо позвал он приятеля. — Храпишь небось тут?
— Иди к свиньям! — огрызнулся Георг.
— Дурак ты, — простодушно и примирительно проговорил Медведь. Чего же дуться-то? Все одно на том свете угольками поделимся… Ты вот лучше скажи, куда это Метс пропал. С самого утра ведь ушел.
— Определенно правду говоришь, — сказал Георг, — и я с утра его не видел.
— Что-то душу мне весь день воротит, — пожаловался Медведь, — а у меня душа — что музыка: как беда близко, немедля тоску играет. Курта надо спросить про Метса, — продолжал он. — И еще спросить, долго ли он тут нас держать будет. Волки в баб превратились, целые дни вшей давят, да жратву готовят, да коктейли эти самые из водки и сахара. Тоже мне интеллигенция!.. — Сплюнув, Медведь оставил Георга и потащился к бункеру Курта.
Стукнув несколько раз по пню прикладом, он стал ждать. Скоро послышался голос Ээди.
— Курта сюда! — потребовал Медведь.
— Курт занят! — крикнул Ээди из подземелья.
— Зови, тебе говорят, дело есть! Да отвали пень, собака!
Пень повернулся. Показалось недовольное лицо Ээди.
— Занят Курт, — упрямо повторил он. — Говори, какое дело, я сам ему передам.
— Ты вот что, — вдруг надумав, сказал Медведь, — скажи ему, пусть вылезает, волки говорить хотят. Потом скажи — в магазин наведаться надо: ни продуктов, ни водки, одну муку жрем. Да еще спроси, куда он Метса дел — с утра запропастился.
Ээди скрылся. Вернулся он скоро.
— Послушай, Медведь, — насмешливо сказал он, — Курт велел тебе не совать нос куда не следует. Когда будет надо, он сам поговорит с волками. А про Метса сказал, что за самовольство повесит его сушиться на шведской сосне. — Ээди стал закрывать люк.
— Пусти! — вдруг рявкнул Медведь. — Я сам с ним говорить буду!
Ээди потянулся за пистолетом. Медведь выхватил гранату.
