Наски взирали на мир сквозь нелепо торчащие космы, которые почти закрывали их маленькие красные глазки. Они, казалось, сознавали собственное безобразие и были полны решимости заставить заплатить за это весь остальной мир. Однако керрилам удавалось добиться от непокорных тварей абсолютного послушания. Они могли монотонным пением заставить животных стоять спокойно, пока на них навьючивали груз, и вынудить двигаться быстрее ударами гибких прутьев, причем наски не лягали и не кусали своих погонщиков. Гейл уже успел различить несколько мысленных команд, при помощи которых керрилы управляли животными, и конечно же хотел бы узнать побольше. Однако догадайся об этом подозрительные керрилы, они бы просто не подпустили чужеземца к своим наскам.

Некоторое время караван шел вдоль русла реки, в основном протекавшей далеко на северо-востоке, за пределами Омайи, на землях которой она сильно расширялась за счет впадения бурных горных речек.

Река выглядела спокойной, но Шонг объяснил, что она слишком быстрая и мелкая для судоходства. Правда, в низовьях можно было плыть на плотах и лодках с низкой осадкой. Гейл видел на реке несколько плоскодонок, гребцы на них с огромным усилием шестами толкали суденышки вверх по течению, и юноша решил, что путешествие верхом ему куда больше по вкусу.

Гейла привели в восторг луга в пойме реки. Он мгновенно, как бывший пастух, оценил качество травы, и его взгляд скотовода не мог не восхититься этими бескрайними просторами. Тем более что Гейлу рассказали о необъятности этих прерий, раскинувшихся от южных пустынь до пределов, теряющихся где-то далеко на севере. Они отделяли прибрежную равнину от гор и были то местами холмистыми, то совсем плоскими и повсюду пересекались мелкими речушками, большинство из которых легко преодолевалось вброд.

Удивительно, почему столь обширные равнины никто не использует. Жители прибрежных районов считали эту местность бесплодной, ничем не лучше скалистых или песчаных пустынь на юге. Источники воды были разбросаны слишком далеко, зато банды разбойников — повсюду. Жить в прерии могли только кочевые племена, передвигающиеся со своими стадами от пастбища к пастбищу, от источника к источнику, а цивилизованные городские жители считали кочевников дикими первобытными людьми.

Гейлу было трудно с этим согласиться. Да, расстояния казались огромными, но лишь тем, кто привык передвигаться пешим. Племя, в распоряжении которого были кабо, могло владеть всей этой долиной. Что же касается разбойников, то воинственному народу, чьи мужчины почти с самого рождения носят оружие, не пристало опасаться шаек каких-то головорезов.

Во дворце советника Гейл много общался с людьми, присматривающими за кабо Пашара, и много узнал о том, как выращивают этих животных. Кобылы приносили по одному, очень редко по паре жеребят в год. Из этого молодняка большинство выбраковывалось. Аристократы были требовательны к внешнему виду животных. Гейл видел на дворцовых фресках, как кабо использовали во время войны и на турнирах. Знатные всадники с пиками наперевес выезжали на поединок друг против друга. Каждый из них стремился иметь как можно более богатые доспехи и более крупного скакуна, чем у противника. Гейлу претило, что воинская доблесть в том случае заменялась богатством владельца и искусством заводчиков, сумевших вывести мощную породу кабо.

Сейчас же Гейл был полон далеко идущих замыслов. Ему нужно много кабо, крупных и выносливых, чтобы переносили человека на большие расстояния. И оружие, которое могли бы использовать всадники прямо из седла. А еще необходимы люди, но уж с этим-то, казалось, не возникнет затруднений…

Юноша не спешил делиться своими мыслями с товарищами по походу. Он знал, что те, скорее всего, просто посмеются над безумным юнцом, который мечтает стать великим завоевателем. Гейлу, однако, все это представлялось вполне разумным. Он всегда резко отличался от окружающих и прекрасно понимал свою избранность. Так почему бы и его замыслам не отличаться от мелочных мечтаний спутников?

Он всегда чувствовал себя не таким, как другие даже когда жил среди своих соплеменников. Ему нигде не было места, если только он не принимал на себя роль, навязанную ему обстоятельствами: то моряка, то воина, а вот теперь исследователя новых земель. Даже раба, не прояви он должную осторожность… Хорошо, пока он согласен и на это, но рано или поздно ему удастся зажить собственной жизнью. И если не найдется народа или племени, чтобы поддержать его и его мечту, он сам создаст такой народ.

Как-то раз, еще на территории Омайи, Гейл, погруженный в раздумья, выехал далеко вперед, и его взору предстало необычное зрелище.

Кабо под ним неожиданно резким скачком метнулся влево. Гейл усмехнулся, увидев, что причиной испуга животного оказалась птица-грязевик. Лишенное способности летать пернатое, обитающее в этих землях, внешне напоминало птиц-убийц, но не обладало их хищным нравом. У грязевика были длинные ноги, столь же длинная шея и похожее на луковицу туловище, покрытое черными перьями. Перья густого гребня, спускающегося на спину, отливали изумрудно-зеленым цветом.

Гейл удивился, увидев, что грязевик убегал от неизвестно откуда взявшегося человека. Вспугнувший птицу охотник сам был похож на нее коротким худым телом и невероятно длинными руками и ногами. Он бежал, высоко поднимая колени, и вертел в правой руке какой-то длинный предмет, а в левой зажимал что-то непонятное, свернутое в кольцо. На бегу мужчина запрокидывал назад голову с длинной острой бородой. У неизвестного была темная, почти черная кожа, как у охотников на родном острове юноши, однако в остальном он ничуть не походил на них.

Поразительно, но, человек догонял быстроногую птицу. Его правая рука метнулась вперед и бросила вслед добыче петлю. Теперь Гейл смог разглядеть, что в левой руке охотник держал смотанную длинную и тонкую веревку. Петля обвилась вокруг головы птицы и скользнула вниз по ее шее. Резко остановившись, человек дернул веревку, и пыльник свалился в траву. Одним прыжком мужчина очутился рядом с добычей и склонился над поверженным телом. Гейл ожидал, что охотник убьет птицу, но тот ограничился тем, что оглушил пыльника, но сильные ноги пернатого продолжали дергаться, и человек набросил на них петлю из веревки, туго затянул ее, завязав скользящим узлом. Птица затихла, и охотник, усевшись сверху на пыльника, принялся выдирать великолепные перья из его спинного гребня.