– Почему ты мне об этом рассказываешь?

– Когда ребенок с малых лет узнает, что матери он безразличен, это приводит к беде.

– Поверь, знаю это по себе, – ответила я. Она все гладила мне волосы, теребя одним пальцем выстриженный кружок.

– Я хотела тебя любить, Камилла. Но ты была неподатливой. Вот с Мэриан мне было легко.

– Довольно, мама.

– Нет. Позволь мне позаботиться о тебе, Камилла. Хочу быть нужной, всего лишь разок.

«Пусть настанет конец. Пусть всему этому настанет конец».

– Ладно, давай, – сказала я и залпом осушила бокал. Потом сняла ее руки со своей головы и мысленно приказала себе успокоиться.

– Мама, ты всегда была мне нужна. По-настоящему. А ты делала так, чтобы я нуждалась в тебе моментами, когда тебе этого хотелось самой. И я не могу простить тебе того, что ты сделала с Мэриан. Она была маленькой.

– Она навсегда останется моей маленькой, – сказала мать.

Я заснула в духоте, при выключенном вентиляторе. Проснулась мокрой от пота и мочи. Зубы отбивали дробь, сердце стучало в ушах. Меня сразу вырвало, едва я успела схватить мусорное ведро у кровати. Горячая жидкость, в которой плавали четыре зернышка кукурузы.

Не успела я лечь в кровать, как в комнате появилась мама. Наверное, сидела в кресле в коридоре рядом с фотографией Мэриан, штопая носки. Ждала, пока мне не станет плохо.

– Пойдем, моя маленькая, в ванную, – прошептала она.

Она сняла с меня пижаму, скользнула взглядом по шее, груди, бедрам и ногам.

Когда я с маминой помощью залезла в ванну, меня снова стошнило. Теперь горячая жидкость, окатив меня, полилась в ванну. Адора схватила с вешалки полотенце, налила на него спирта и протерла меня, быстро и деловито, словно мыла окно. Я сидела в ванне, и мама лила мне на голову холодную воду, чтобы сбить температуру. Дала мне две таблетки и стакан голубоватого молока. Я все это выпила с таким же горьким чувством мщения, которое бушевало во мне во время двухдневных запоев. «Я еще не слегла. Давай продолжай, что у тебя там еще есть?» Теперь я хотела быть ее жертвой. Вернуть Мэриан то, что я ей должна.

Меня снова рвет в ванну – мама сливает воду, наливает и сливает опять. Кладет пузырь со льдом мне на плечи, другой между ног, горячую грелку прикладывает мне ко лбу, другую – к коленям. Раскрывает пинцетом рану на лодыжке, льет на нее спирт. Вода мгновенно розовеет.

«Исчезни, исчезни, исчезни», – умоляюще стонет моя шея.

Все ресницы у Адоры выщипаны, из левого глаза текут слезы, она постоянно облизывает верхнюю губу. Прежде чем потерять сознание, я подумала: «Она лечит меня, хлопочет в поте лица. Приятно. Больше никто не стал бы так обо мне заботиться. Мэриан… Завидую Мэриан».

Я очнулась в ванне, наполовину наполненной чуть теплой водой, слыша крики. Покачиваясь от слабости, я вылезла из ванны – от меня шел пар, завернулась в тонкий хлопчатобумажный халат – в ушах звенели пронзительные крики мамы – и открыла дверь как раз в тот момент, когда в дом ворвался Ричард.

– Камилла, ты в порядке?

Воздух за его спиной рассек исступленный вопль Адоры.

И тут его рот открылся от изумления. Он повернул мне голову набок, посмотрел на испещренную шрамами шею. Раскрыл мой халат и вздрогнул.

– Господи боже… – Он нервно затрясся, от страха и смеха одновременно.

– Что это с мамой?

– Что это с тобой? Ты режешься?

– Я вырезаю слова, – пробормотала я, как будто это в корне меняло дело.

– Я вижу, что слова.

– Почему мама кричит? – Голова закружилась, и я резко села на пол.

– Камилла, ты нездорова?

Я кивнула.

– Нашли у нее что-нибудь?

Мимо моей комнаты пробежал Викери, за ним несколько офицеров. Через пару секунд, покачиваясь, прошла мама. Обхватив голову руками, она кричала, чтобы они убирались вон, чтобы имели уважение и что они очень пожалеют.

– Еще нет. Насколько ты больна?

Он потрогал мне лоб, завязал пояс моего халата, избегая смотреть мне в лицо.

Я пожала плечами, как обиженный ребенок.

– Все должны покинуть дом, Камилла. Одевайся, поедем к врачу.

– Да, тебе ведь нужно доказательство. Надеюсь, во мне еще осталось достаточно яда.

К вечеру из маминого ящика с нижним бельем были извлечены:

Восемь флаконов лекарства от малярии с заграничными этикетками – большие голубые таблетки, запрещенные к продаже, потому что часто вызывали такие побочные эффекты, как повышение температуры тела и затуманенное зрение. Токсикологический анализ показал наличие следов этого лекарства в моей крови.

Семьдесят две таблетки слабительного средства промышленной категории, которое главным образом давали скоту для опорожнения кишечника. Следы этого средства были обнаружены у меня в крови.

Три дюжины спазмолитических таблеток, злоупотребление которыми может вызывать головокружение и тошноту. Следы их также были обнаружены у меня в крови.

Три бутылки сиропа ипекакуаны, используемого как рвотное средство в случаях отравления. И ее следы были обнаружены у меня в крови.

Сто шестьдесят одна таблетка транквилизаторов для лошадей. Их следы тоже у меня обнаружили.

Аптечка с несколькими дюжинами разных таблеток, пузырьков и шприцев, которыми Адора никогда не пользовалась. В нормальных целях.

Из маминой шляпной коробки была извлечена тетрадь в цветочек – ее дневник (он-то и будет предъявлен в суд с исковым заявлением в качестве подтверждающего документа). В нем обнаружены следующие записи:

Самая главная улика была найдена под подушкой парчового дивана в комнате Адоры: грязные клещи, маленькие и подходящие для женской руки. ДНК-экспертиза установила соответствие следов крови на инструменте и крови Энн и Натали.

Зубов в мамином доме не нашли. В последующие недели я представляла себе, как они могли исчезнуть: вот едет голубой кабриолет, как всегда с поднятым верхом, из окна высовывается женская рука – зубы россыпью падают в придорожные заросли, неподалеку от дороги, ведущей к Северному лесу. Вдоль реки Фолз шлепают по грязи ноги в изящных тапочках – зубы, как камешки, падают в воду. Среди розовых кустов в саду Адоры мелькает розовая ночная рубашка; руки разгребают землю – зубы похоронены, как маленькие косточки.