С незапамятных времен иллюзионисты демонстрировали отсечение головы и факирские трюки. Но в конце прошлого века смакование подобных жестокостей превратилось в серию нездоровых сенсаций.

Афиша Шарля де Вера

В иллюзионном искусстве эту линию «ужасов» начал американец польского происхождения Гораций Гольдин (1873–1939) и подхватил Шарль де Вер (Герберт Вильям де Вер), открывший в Брюсселе иллюзионный театр.

Уже на площади перед входом в театр, где было объявлено представление Гольдина, стоял автомобиль «скорой помощи». В проходах зрительного зала дежурили несколько сестер милосердия в белых халатах, с походными аптечками. Публику предупреждали, что при несчастном случае или обмороке какой-нибудь слабонервной зрительницы медсестры готовы немедленно прийти на помощь. На сцене, перед занавесом, находились еще две сестры с табличками-вывесками: «При несчастном случае с пилой». Зрители были заинтригованы, атмосфера взволнованного ожидания чего-то страшного и опасного устанавливалась еще до начала представления.

Гораций Гольдин «распиливает ассистентку»

На ярко освещенную сцену выходила красивая, элегантно одетая молодая девушка. Приблизившись к ней, Гольдин делал несколько гипнотических пассов, и девушка притворялась, будто засыпает. Подъемным краном ее поднимали в воздух и бережно клали на стол. Ассистенты вывозили на тележке большую циркулярную пилу и сперва распиливали полено, чтобы зрители могли убедиться, насколько пила остра. Затем пилу подвозили вплотную к столу и включали мотор. Пила с такой же быстротой «перерезала» девушку пополам вместе с крышкой стола, и мотор выключали. Стол и тело девушки вместе с оставшимся в нем диском пилы поворачивали несколько раз, чтобы зрителям было все хорошо видно. Только после этого пилу вытаскивали из «раны», которую прикрывал свесившийся — край блузки, и откатывали. Подъемный крап снимал со стола обе половины девушки, складывал их, иллюзионист снова делал пассы, и неожиданно «сросшаяся» девушка вставала, раскланиваясь как ни в чем не бывало. В начале своей карьеры Гольдин «распиливал» ассистентку поперечной пилой, но затем заменил ее более эффектной — дисковой.

В другом номере на сцену выходил ассистент, одетый египтянином. Гольдин приставлял к его спине инструмент в форме артиллерийского снаряда, сильно нажимал на него — и этот снаряд проходил сквозь тело «египтянина»: острие выходило наружу из груди, а основание торчало из спины. Гольдин вынимал снаряд и в образовавшееся «отверстие» просовывал руку; зрители видели, как иллюзионист шевелил пальцами. В заключение «египтянину» давали выпить стакан воды. Она тотчас же вытекала из «отверстия».

В качестве предлога для демонстрации ужасов Гольдин использовал и современные ему политические события. Он показывал «Бегство капитана Дрейфуса с Чертова острова». Во время зверского подавления английскими войсками восстания сипаев в Индии демонстрировал «восточную казнь». На сцену выкатывали пушку, направляя ее дуло в зрительный зал. К дулу привязывали индийца в чалме. Раздавался оглушительный выстрел. Индиец исчезал, а его платье падало на пол.

Гольдин был изобретателем всех своих трюков. Многие из них очень эффектны. Девушка проходила сквозь стекло. Она садилась к роялю и, вместе с ним поднимаясь в воздух, исчезала. Из клетки вынимали живую канарейку и завертывали ее в бумагу. Положив этот сверток на ствол пистолета, Гольдин прицеливался в электрический ночник, стоявший на столе. Гремел выстрел. И в то же мгновение сверток исчезал, а лампочка на столе гасла. Вывинтив лампочку, иллюзионист показывал, что канарейка оказалась внутри ее. Он разбивал лампочку и выпускал птичку.

Отличный манипулятор, Гольдин показывал маленькие фокусы перед занавесом, пока ассистенты подготавливали номера, связанные с крупной аппаратурой. Таким образом, его программа шла непрерывно, без пауз. Гольдина называли «иллюзионист-вихрь». Его афиша гласила: «Сорок трюков за сорок минут!»

Заключительный номер Гольдина производил на современников огромное впечатление. На сцену спускали киноэкран, на котором демонстрировали специально снятый фильм. Рядом с экраном на сцене находился живой Гольдин. Он подходил к девушке, проецируемой на экране, и по-настоящему прикуривал от ее иллюзорной сигареты. Иллюзионист протягивал ей реальный носовой платок. Девушка брала его и проходила по всему экрану, чтобы положить на стол, снятый в фильме. После этого девушка на экране поднимала стул и протягивала его Гольдину. Тот брал из ее рук стул, тут же становившийся объемным, и садился на него. Номер заканчивался тем, что сам Гольдин переходил со сцены на экран, а девушка — с экрана на сцену и оба раскланивались в новом качестве… Такой номер можно было показывать только на хорошо оборудованной сцене.

Стиль обстановочных представлений с неожиданностями различного рода, в быстром «американском» темпе продолжали развивать американцы Говард Тёрстон (1869–1936), показывавший «магическое ревю с участием пятидесяти ассистентов», Жан Югар (Джон Джеральд Родни-Бойс, 1872–1959), первым подставивший на сцене свою грудь под выстрелы современных винтовок, и другие.

Карлтон

Не менее действенным средством привлечения публики и завоевания ее симпатий было исполнение иллюзионных трюков в плане комической эксцентрики. Чрезвычайную популярность приобрел в начале нашего века английский иллюзионист-эксцентрик Карлтон (Артур Филипс, 1881–1942). Необыкновенно худой и длинный, с гладким черепом, в тесно облегающем тело пиджаке и на высоких каблуках, он называл себя в афишах «человеком-шпилькой». Карлтон объехал все страны Западной Европы, Америку, Южную Африку, Азию и Австралию. И везде его представления шли под непрерывный хохот зрителей. Главным в его выступлениях были не иллюзионные трюки, а комическая игра.

Эксцентрический образ артиста так же естественно мотивирует иллюзионные трюки, как и мистический образ: у нелепого человека все получается шиворот-навыворот, и никого не удивляет, что в руках эксцентрика и вещи ведут себя вопреки привычным законам природы. Вслед за Карлтоном потянулась целая вереница «иллюзионистов-неудачников» и других эксцентриков, которых мы можем видеть еще и сегодня.

А. М. Горький изобразил одного из таких иллюзионистов-эксцентриков и впечатление, производимое им на зрителей, в рассказе «О тараканах». Главный персонаж этого рассказа, молодой человек Платон Еремин, изнывает от тупости однообразной обывательской жизни провинциального города.

«То, чего он хотел, убедительно подсказал ему англичанин Лесли Мортон, эксцентрик; этот необыкновенный человек был решающим впечатлением юности Платона Еремина, он в несколько минут распахнул перед ним дверь в мир необычного и чудесного. Он обладал изумительно разработанным умением делать все не так, как делают обыкновенные люди… Он создал для себя забавнейший и даже несколько жуткий мир, в котором все вещи открывали ему какие-то свои смешные стороны, мир, в котором самого Мортона ничего не удивляло, но все изумляло людей своей неожиданностью и капризным отсутствием здравого смысла.

Когда Мортон закурил сигару, голубой дым ее курчаво и обильно пошел из его лысины… мяч, брошенный им на арену цирка, превратился в куб, трость, положенная на стол, ожила, извилась змеею и сползла на песок; Мортон, поймав ее, проглотил. Сняв с головы цилиндр, он дымно выстрелил из него женской кофтой и ловко притворился, что это испугало его; брови Мортона перевернулись и встали на лбу двумя знаками вопроса…

Все это… Платон воспринимал как нечто исполненное серьезного значения, завидной свободы и власти над вещами. Лесли Мортон делал то, что хотел, так, как хотел, и никто иной не мог делать того, что он умел. Он жил по каким-то своим законам и дерзко показывал свое презрение ко всему, что Платону казалось непоколебимо установленным, законно и навсегда мертвым»^[26].