— Попался, — крикнул крупный бородатый мужчина, схватив за узду испуганного коня. Всадник пришпорил коня, но ему не удалось ускакать далеко. Мужчины, вскочив на лошадей, пустились за ним в погоню и перехватили его меньше чем в полумиле от того места, где тот впервые увидел их.

Всадник прикрыл ладонью нагрудный карман, где лежало важное письмо. Три пьяных бродячих золотоискателя стащили его с седла и прикончили на месте.

Это было обычное ограбление.

Они нашли в маленьком кожаном кошельке покойника лишь несколько мелких монет. Отодрав от нагрудного кармана сжатые в предсмертной судороге пальцы, бандиты забрали и письмо в красивом белом конверте с блестящей золотой печатью.

Чиркнув спичкой, самый крупный из них, Бенджамин Гилберт, зажал конверт между большим и указательным пальцами, будто драгоценность, с интересом разглядывая его.

Спичка погасла.

— Зажги, черт возьми, спичку, Эли! — велел Гилберт молодому тощему парню, который все еще обшаривал труп.

Вспыхнул огонек, и паренек вместе с Джони Бэтменом, третьим в этой пьяной компании, придвинулись ближе. Верзила отодрал золотую печать от бумаги и вскрыл конверт. Прищурившись, он глубокомысленно уставился на ровный аккуратный почерк, как будто внимательно читал послание.

Джони Бэтмен насмешливо фыркнул, а Бенджамин Гилберт обвел взглядом сообщников:

— Что, разрази меня гром, здесь смешного?

— Будь у тебя в руках карта золотых залежей, — сказал Бэтмен, — все равно никакого толку. Ты же не умеешь читать.

И он вместе с молодым Эли Уиллсом разразились громким хохотом.

Бенджамин Гилберт сначала разозлился, но затем и сам присоединился к ним. Они хохотали до упаду, потому что ни один из них не умел ни читать, ни писать.

— Думаешь, эта золотая печать чего-нибудь стоит? — спросил Бенджамин Гилберт.

— Я бы сохранил ее на всякий случай. Может, что-то ценное, — ответил Джони Бэтмен, поднимаясь. Взглянув на убитого, он пнул тело носком драного сапога и поскреб свой зудящий подбородок. — Интересно, откуда у этого невежественного краснокожего шикарный конверт, запечатанный золотом?

За последний час черные глаза ни разу не отрывались от нее.

Марти лежала там, где он оставил ее, когда добрался до заброшенной пограничной лачуги, — на узкой койке. Голова повернулась набок, лицом к нему, золотистые локоны разметались по подушке, один упал на полную грудь.

Чувственные губы Марти были слегка приоткрыты. Она казалась невинной и беспомощной, как дитя. Длинные тсмные ресницы отбрасывали легкую тень на щеки цвета слоновой кости. Этакий прелестный ребенок с маленьким вздернутым носиком. Но когда, все еще в полудреме, Марти глубоко вздохнула, ее нежные полные груди приподнялись над низким корсажем и переливающееся белое шелковое бальное платье обтянуло плоский живот и округлые бедра.

Нет, она совсем не дитя.

Разглядывая ее недвижимую фигуру, он думал о том, что перед ним испорченная и прекрасная женщина. В своих слишком легко достающихся любовниках она видит лишь игрушки, с которыми забавляется с одинаковым безразличием или отбрасывает их. Совсем как Регина Дарлингтон и другие женщины, которых он знавал за последние четыре года, эта милая златокудрая искусительница лежала теперь перед ним. Бледная, хрупкая красота придавала девушке ангельский, непорочный вид, но на самом деле она наверняка бесстыдна и развратна. В этом он не сомневался, наблюдая за ней последние шесть недель.

Мужчина стиснул зубы.

Хорошо, что она пробудет с ним лишь двадцать четыре часа. Эта красавица со своей мнимой невинностью не менее опасна, чем ее бессердечный, жестокий отец.

Он повернулся и посмотрел в окно. Слабый свет забрезжил на востоке. Вскоре девушка очнется. Потребовалось совсем немного хлороформа, чтобы заставить ее замолчать, пока, они не покинут владения Дарлингтона и не доберутся до заброшенной хижины, откуда никто не услышит ее криков о помощи. С тех пор прошло уже почти четыре часа.

Он снова посмотрел на Марти.

Она вздохнула, нежные губы чуть дрогнули, ресницы затрепетали.

Марти медленно выходила из обморочного состояния. Она попыталась открыть глаза и облизнула губы. Потом обвела комнату затуманенным взглядом. Поморгав, снова прикрыла веки, и с ее уст сорвался тихий стон. Наконец после очередного усилия ее глаза открылись.

Сначала она не различила ничего, кроме причудливых теней, мутных пятен и света лампы, льющегося непонятно откуда. Потом ее внимание привлекло какое-то движение, и Марти уставилась на мужчину, медленно направлявшегося к ее койке.

Он молча застыл у нее в ногах. Все еще слабая, Марти апатично рассматривала его, не понимая, где и с кем она находится, но, пока не испытывая страха. Она перевела глаза на ноги мужчины. Голова была как в тумане, и то, что на нем были мягкие, украшенные сложным рисунком из бисера мокасины и штаны из оленьей кожи, ничуть не показалось ей странным. Незашнурованная кожаная рубаха с бахромой на плечах и бедрах облегала его мощный торс, открывая смуглую грудь, пересеченную белым шрамом. Нахмурившись, девушка вяло скользнула взглядом по лицу мужчины.

Непроницаемые жесткие черты выступали из полумрака. Гордое хищное лицо с жестоким, чувственным ртом, благородным носом и высокими бронзовыми скулами.

Только теперь Марти с ужасом осознала происходящее. Страх парализовал ее. Она заметила, что мужчина внимательно смотрит на нее.

Эти холодные, коварные, убийственно-черные глаза, вне всяких сомнений, принадлежали свирепому и беспощадному дикарю!