Правосудие может обернуться прощением, когда факты поняты правильно; в этом требовании распятого Спасителя мы видим признание Закона Справедливости, а не Закона Возмездия за действие, перед которым замер весь мир, пораженный ужасом. Такая работа прощения составляет многовековую работу Души в материи, или в форме. Восточный верующий называет это Кармой, западный верующий – Законом Причины и Следствия. Этот закон имеет дело с достижением спасения своей Души самим человеком, с посто­янной платой, которую невежество платит за сделанные ошибки и за совершенные, так называемые, грехи. Человек, который обдуманно грешит против света и знания, встречается редко. Большинство “грешников” просто невежественны. “Они не ведают, что творят”.

Затем Христос повернулся к грешнику, человеку, осужденному за неправильный, в глазах мира, поступок, к тому, кто сам признал справедливость приговора и своего наказания. Он считал, что пол­учил заслуженное возмездие за свои грехи, но в то же время в Иисусе он видел нечто привлекающее его внимание и заставившее его допустить, что этот третий Преступник “ничего худого не сделал”. Его допущение в рай было следствием двух причин. Он признал божественность Христа. “Господи”, – сказал он. Кроме того, он пони­мал, что миссия Христа состояла в основании Царства. “Помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое!” Значение его слов вечно и универсально, ибо человек, признающий божественность и ощущающий Царство, готов воспользоваться словами “Ныне же будешь со Мною в раю”.

В первом Слове с Креста Иисус помыслил о невежестве и слабости человека. Он был беспомощен, как малое дитя, и в Своих первых словах Он подтверждал реальность первого Посвящения и 217] того времени, когда Он был “младенцем во Христе”. Аналогия между двумя эпизодами многозначительна. Невежество, беспомощность и, как следствие, плохая скоординированность человеческих существ вы­звали в Иисусе мольбу о соответствующем прощении. Но когда жиз­ненный опыт уже сыграл свою роль, мы вновь имеем “младенца во Хри­сте”, невежественного в законах духовного Царства, и тем не менее свободного от темноты и невежества человеческого царства.

Во втором Слове, провозглашенном с Креста, мы находим признание эпизода Креще­ния, которое означает чистоту и освобождение благодаря очищению в водах жизни. Воды Крещения, совершаемого Иоанном, освобождали от рабства лично­стной жизни. Но Крещение, которому Христос был подвергнут благо­даря силе Своей Собственной жизни и которому мы также подверга­емся благодаря жизни Христа внутри нас, было Крещением огнем и страданием, которое дошло на Кре­сте до своей наивысшей точки. Эта наивысшая точка страдания была для человека, способного вытер­петь его до конца, входом в “рай” – и это слово подразумевает блаженство. Три слова используются для выражения способности наслаждаться – счастье, радость и блаженство. Счастье имеет чисто физи­ческое значение и касается нашей физической жизни и всего, что с ней связано; радость относится к природе Души и отражает себя в счастье. Но блаженство, которое присуще природе Самого Бога, выражает божественность и Дух. Счастье можно считать награ­дой за Новое Рождение, поскольку оно имеет физический смысл, и мы увере­ны, что Христос знал счастье, даже несмотря на то, что Он был “мужем скорбей”; радость, относящаяся больше к Душе, достигает своего полного выражения в Преображении. Несмотря на то, что Христос был “изведавшим болезни”, Он знал радость в её сути, ибо “ра­дость Господа – наша сила”, и именно Душа, Христос в каждом челове­ческом существе является силой, радостью и любовью. Он знал также и блаженство, поскольку вошел в него при Распятии в награду за триумф Души.

Таким образом, в этих двух Словах Могущества “Отче! прости им, ибо не знают, что делают” и “Ныне же будешь со Мною в раю” для нас суммируется значение первых двух Посвящений.

218] Теперь мы подходим к удивительному и много обсуждавшемуся эпизоду между Христом и Его матерью, заключенному в словах: “Жено, се сын твой”, за которыми следуют слова, сказанные любимому Апостолу: “Се, Матерь твоя”. Что значили эти слова? Ниже Христа стояли два человека, которые слишком много значили для Него, и в крестных муках Он передал им особую весть, связывая их друг с другом. Наше исследование предыдущих Посвящений поможет нам разгадать смысл этой вести. Иоанн олицетворяет личность, уже до­стигающую совершенства, чья сущность начинает светиться божественной любовью, главной характеристикой Второго Лица божественной Трои­цы, Души, сына Божьего, природа которого – любовь. Как мы уже видели, Мария представляет Третье Лицо Троицы, материальный аспект при­роды, который лелеет и питает сына и дает ему возможность родиться в Вифлееме. В Своих словах Христос, используя символику этих двух лиц, связывает их друг с другом и практически говорит следующее: Сын, знай, кто должен дать тебе возможность родиться в Вифлееме и кто укры­вает и охраняет Христову жизнь. А Своей Матери Он говорит: Знай, что в развитой личности находится скрытый младенец Христос. Ма­терия, или дева Мария, прославляется благодаря своему сыну. Следовательно, слова Христа определенно относились к третьему Посвяще­нию, Преображению.

Таким образом, Его первые три Слова с Креста относятся к первым трем Посвящениям и напоминают нам о синтезе, продемонстрированном Им, а также о тех этапах, которые мы должны преодолеть, если хотим следовать по Его стопам. Кроме того, возможно, что в сознании распятого Спасителя воз­никла мысль, что сама материя, будучи божественной, бесконечно страдает; в этих словах отразилось вырвавшееся у Него признание, что Бог страдает не только в Лице Своего Сына, но Он страдает также, испытывая такие же острые муки, в лице Матери этого Сына, материальной формы, которая дала Ему возмож­ность родиться. Христос стоит в середине между двумя – Матерью и Отцом. В этом Его 219] проблема, и в этом проблема каждого человеческо­го существа. Христос соединяет аспект материи и аспект Духа, и их соединение производит сына. Такова проблема человечества и его благоприятная возможность.

Четвертое Слово, провозглашенное с Креста, допускает нас к одному из самых интимных моментов Христовой жизни – моменту, определенно связанному с Царством, точно так же, как и три предыдущих Слова. Нам всегда как-то неловко вторгаться в этот эпизод в Его жизни, потому что это одна из самых глубоких, самых сокровенных и, возможно, самых священных фаз Его жизни на земле. Мы читаем, что на три часа “сделалась тьма по всей земле”. Наступила пауза, исполненная высочайшего смысла. На Кресте, один и во тьме, Он был символом всего, что воплощено в этом трагическом и полном страдания Слове. Число три, разумеется, – одно из самых важных и священных чисел. Оно символизирует божественность и, кроме того, совершенное человечество. Христос, совершенный Человек, висел на Кресте в течение “трех часов”, и в это время каждый из трех аспектов Его природы был поднят до высочайшей точки своей способности осознавать и вытекающего из нее страдания. В конце этого процесса тройная личность испустила вопль: “Боже Мой, Боже Мой! Для чего ты меня оставил?”

Христос прошел через все кульминационные эпизоды адаптации. Преображение было только что завершено. Не будем забывать об этом факте. При Преображении Бог находился совсем близко, и преображен­ный Христос связал в этом Своем Посвящении Бога и человека. Он только что произнес Слово, выражающее связь телесной природы, аспекта Марии, и личности в лице Св. Иоанна – символа личности, доведенной до очень высокой степени совершенства и по­нимания. Потом в течение трех долгих часов Он боролся во тьме с проблемой связи Бога и Души. Дух и Душа должны быть сплавлены и слиты в одно великое единство, точно так же, как Он уже сплавил и слил Душу и тело – доказательством этого свершения служило Преображение. Внезапно Он открыл , что все 220] достижения прошлого, все, что Он сделал, было лишь прелюдией к следующему искуплению, которое Ему было необходимо совершить как человеческому существу; и там, на Кресте, в полном блеске мирской славы, Он должен был отречься от того, чему прежде был привержен, – от Своей Души, и на краткий миг осознать, что в этом отречении все было поставлено на карту. Даже созна­ние, что Он был Сыном Божьим, воплощенной Душой (за которую Он боролся и жертвовал), должно было исчезнуть, и Он остался лишенным всех контактов. Никакие чувства и никакие возмож­ные реакции не могли заполнить ощущаемую пустоту. Казалось, что Он оставлен не только человечеством, но и Богом. То, на что Он полагался, божественность, в которой Он был уверен, оказалось связанным с чувством. И это чувство Ему также необходимо превзойти. Следовательно, нужно было отказаться от всего.