Рэндол поправил галстук и ругнулся, когда одна из пуговиц на его рубашке отлетела. Хиггинс ухмыльнулся:

— Жена бы вам пришила...

Улыбка и незаконченная фраза повисли в воздухе, и констебль покраснел под взглядом Рэндола.

— Извините, шеф, — мягко сказал он.

Рэндол отыскал пуговицу, сунул ее в карман и, выбираясь из машины, произнес:

— Не знаю, как долго я там пробуду.

Хиггинс кивнул и посмотрел вслед своему начальнику, идущему по асфальту к гигантским темным воротам. Он поравнялся с ними и прошел мимо голубой вывески. На ней большими белыми буквами значилось:

ТЮРЬМА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА КОРНФОРД

У ворот стояла старая «мини» с прогнившими крыльями и облупившейся краской, обнажавшей ржавчину. Металл цвета засохшей крови и отставшая краска — все это вместе напоминало инспектору содранные струпья.

Он дошел до ворот и постучал в расположенную справа небольшую дверь. Через пару секунд отворилось окошечко: в нем появилось чье-то лицо.

Рэндол показал свое удостоверение, и окошечко захлопнулось. Секунду спустя открылась дверь, и полицейский вошел внутрь, очутившись в тюремном дворе. Одетый в форму охранник показал ему главный вход в здание, и Рэндол зашагал по просторному двору, покрытому влажным асфальтом.

Слева от себя он заметил группу заключенных в одинаковых синих робах, слонявшихся без дела. Рядом с ними о чем-то болтали два охранника. Одна или две головы повернулись вслед инспектору, наблюдая за тем, как он идет к огромному главному корпусу, окутанному, словно призрачным саваном, все еще не рассеявшимся серым утренним туманом.

Кабинет начальника тюрьмы также поражал своими размерами — не менее тридцати футов в длину и около двадцати в ширину. В центре стоял огромный дубовый стол овальной формы с полированной столешницей — вещь явно антикварная. Стол окружали девять стульев, и, подавив улыбку, Рэндол подумал о короле Артуре и его рыцарях. Мысль, впрочем, была мимолетной.

Выкрашенные некогда небесно-голубой краской стены посерели под многолетним слоем пыли, равно как и все, к чему ранее прикасалась в тюрьме кисть маляра. На высоком потолке крепились три длинных ряда флюоресцентных ламп — единственная уступка прогрессу. Остальная же обстановка кабинета не менялась как минимум лет сорок. Большие окна выходили на западное крыло тюрьмы. Сам кабинет отделялся от тюремных камер высокой каменной стеной и большим участком хорошо ухоженного газона. Устилавший пол ковер оказался настолько вытертым, что нисколько не заглушил шагов Рэндола, когда тот направился к столу в дальнем углу. Начальник тюрьмы Джордж Стоукс поднялся, чтобы поздороваться с вошедшим.

Мужчины представились друг другу. На столе Стоукса стояла табличка — молчаливое официальное подтверждение того, что он действительно является начальником тюрьмы. Стоуксу уже перевалило за шестьдесят, голова его почти побелела, как и пучки волос, торчавших из широких ноздрей. Тем не менее рукопожатие оказалось крепким. Правда, при своем высоком росте он выглядел несколько неуклюжим. На нем была коричневая двойка, но брюки следовало бы удлинить по меньшей мере на дюйм. Внешне начальник чем-то напомнил Рэндолу насекомое.

Стоукс представил еще одного присутствующего в кабинете — доктора Кевина Хэйеса. Тот являлся психиатром Харви, вернее, был им до побега заключенного. Невысокий нервный человек лет пятидесяти, он все время ковырял в ухе тупым концом булавки.

— Вероятно, вы задаетесь вопросом, почему я попросил вас приехать, Рэндол? — спросил Стоукс.

— Честно говоря, мне этот вопрос приходил в голову, — признался инспектор.

— У нас есть основания полагать, что Харви возвратится в Игзэм, — сообщил Стоукс. — Мы сочли необходимым предупредить вас. — Пожилой мужчина ухватил себя за кончик носа. — И если мы сможем чем-либо помочь вам, скажите.

— Во-первых, я хотел бы знать, почему он подвергался психиатрическому лечению, — начал инспектор. — В данном мне на ознакомление материале я нигде не обнаружил упоминания о психическом расстройстве.

— Последние полгода, — заговорил Хэйес, — Харви был очень замкнут, подавлен. Он всегда-то слыл одиночкой, а тут с каждым днем становился все более враждебным к другим заключенным. Постоянно лез в драку.

— Большую часть времени мы и продержали его в одиночке, — вставил Стоукс. — Исключительно ради безопасности других.

— И насколько же, по-вашему, он опасен? — поинтересовался Рэндол.

Хэйес задумчиво потер подбородок.

— Трудно сказать, — произнес он уклончиво.

— Может он взяться за старое, как вы думаете? — настаивал Рэндол. — Будет ли он убивать?

Психиатр быстро переглянулся со Стоуксом, посмотрел на Рэндола и неохотно признался:

— Не исключено.

— И вообще, как это ему, черт возьми, удалось отсюда выбраться? — спросил Рэндол с особым нажимом.

— А вот это, Рэндол, не ваше дело, — огрызнулся Стоукс. — Теперь главное — снова поймать его. Именно в этом и заключается ваша работа, которую следует выполнить. — Мужчины скрестили взгляды, и инспектор увидел гнев в глазах старика. Побег подмочил его репутацию, что могло, по мнению Рэндола, стоить ему места. Понятно, у Стоукса были причины для гнева. И еще в его глазах читался страх.

Рэндолу ничего не оставалось, как откланяться.

* * *

По дороге в Игзэм инспектор почти не разговаривал, и в голове его вертелись многочисленные вопросы. Один особенно донимал: где и когда может объявиться этот Пол Харви?

Глава 3

Пол Харви споткнулся и упал, больно ударившись о дерево. Некоторое время он лежал на мокром мху, с болью вдыхая воздух, который, казалось, прожигал легкие насквозь. Икры и бедра болели так, будто каждую ногу зажали в тиски и медленно закручивали винт. Он ухватился за низко свисающую ветку и попытался с ее помощью подняться. Часто дыша, как гончая, Харви привалился к дереву и стал растирать бедра. Опухшим языком провел по растрескавшимся губам. Было такое ощущение, будто рот забит ватой. Постояв какое-то время неподвижно, он нетвердой походкой побрел по лесу.

Шатаясь, словно пьяный, он цеплялся за ветки и кусты, пытаясь сохранить равновесие. Харви не знал, как долго он бежал. Четыре, пять часов?.. Возможно, больше. Уверенности не было ни в чем, кроме ноющей боли в ногах и жжения в желудке. Ему надо достать еды — вот что теперь важно. От тюрьмы он, видно, ушел на добрых шесть миль. Беглец позволил себе улыбнуться и продолжал беспорядочное продвижение в глубь леса.

Над головой защебетала какая-то пташка, и Харви, захваченный врасплох неожиданным звуком, быстро огляделся по сторонам. Он замахнулся рукой, непонятно зачем пытаясь спугнуть птицу. Когда это не получилось, Харви попробовал крикнуть, но ни один звук так и не вырвался из его пересохшего горла. С опущенной головой он поковылял к следующему дереву, напряженно прислушиваясь к каждому шороху. Они, конечно, уже бросились за ним в погоню, но им не удастся его поймать. На этот раз нет.

Он снова напряг слух, но ничего не услышал — только непрекращающийся щебет птиц и...

Где-то поблизости треснула ветка, и беглец застыл, припав к стволу вяза и пытаясь слиться с ним воедино, чтобы быть незаметным.

Он увидел, как, продравшись через кусты, Маленький мальчик не старше двенадцати лет подобрал футбольный мяч. Со своей добычей он тем же путем вернулся назад, на поляну, где его ждали двое товарищей. Теперь Харви заметил и этих двоих. Он слегка расслабился и двинулся дальше с необычайным для человека его роста проворством. Его коротко остриженные черные волосы блестели, а зеленые глаза сверкали лихорадочным блеском из-под красных, опухших век. Пригибаясь, чтобы не заметили играющие дети, он подкрался к краю поляны. Трое мальчиков с азартом гоняли мяч. Чтобы за ними было удобнее следить, Харви раздвинул кусты. Когда он заметил, что дети прекратили игру и побежали к большому пластиковому пакету, лежавшему рядом с импровизированными воротами, его длинные пальцы судорожно задергались, а на лице появилось выражение замешательства.