— Ох, — сказала жена и ушла из спальни.

Не успел Игорь подогадываться, куда это она так сорвалась, как в умывальнике ванной зашумела вода. Игорь не решился переключать вампиров на какую-нибудь другую передачу. Он взял книгу, не снимая ее с зарядника, для чего ему пришлось переместиться к самому краю постели и лечь на бок. Он давно хотел почитать Вудхауса, потому что ему нравился английский сериал про Дживса и Вустера, смотренный еще в детстве. На электронную книгу было скинуто издание с предисловием; вместо того чтобы пролистать предисловие, как он всегда и делал, Игорь стал читать его. В предисловии было сказано, что Вудхаус сотрудничал с нацистами. Игорь попробовал припомнить хотя бы одного русского писателя, который сначала сотрудничал бы с нацистами, а потом был бы читаем, но в голову так ни один и не пришел. Вспомнился не к месту почему-то Гюнтер Грасс, которого Игорь не мог вспомнить, когда на работе хотел посоветовать, что почитать Филу, но тогда вылетели из головы не только имя и фамилия автора, но даже словосочетание «жестяной барабан», а теперь появилось и оно, как некая игральная карта, выложенная на стол Мнемозиной. Игорь подумал, что к завтрашнему дню опять забудет и автора, и название, Игорь повторил про себя «барабан, барабан, барабан», чтобы завтрашней памяти было за что зацепится, он даже представил этот барабан со всей его шнуровкой и рисунком из белых и красных зубцов на боку, но, хорошо зная себя, смиренно знал, что завтра будет помнить только слово «зубцы» или «шнуровка». «Господи, знали бы они, кого взяли на работу», — подумал Игорь.

Вернулась жена с тюбиком крема и снова стала мазать им лицо, сидя на краю кровати, спиной к Игорю, Игорь заметил это, хотя ему пришлось самому вывернуть голову, потому что он сам лежал спиной к жене.

— Ты чего? — спросил Игорь.

— Да я уже все постирала с лица за вечер, — объяснила жена, не оборачиваясь, — нужно ведь перед сном наносить, а я что-то поторопилась сегодня.

— Это мы что-то засиделись, — сказал Игорь.

— Скорее, залежались, — сказала жена, все так же не оборачиваясь, затем подтолкнула пульт под Игорев зад и легла, так и не обернувшись.

— Может, поцелуемся? — заметил Игорь.

— Ну, давай, — сказала жена с какой-то странной, незнакомой Игорю интонацией.

Глаза ее Игорю показались подозрительно покрасневшими, как будто она плакала в ванной, но Игорь не стал ничего говорить, еще не хватало, если бы она не плакала, а ему показалось из-за того, что ночной крем сделал ее лицо бледнее, а она бы обиделась на это замечание. Игорь отложил книгу и, делая вид, что ничего не происходит, стал переключать каналы. Когда он дошел до исторического канала, там показывали что-то про римлян, которые Игорю были менее интересны из-за их большего временного отдаления.

— Кончились твои французы, — покладисто констатировала факт жена.

Игорь совсем не огорчился отсутствию французов на телеэкране, ему вдруг совершенно все равно стало, что там вообще происходит в телевизоре, телевизор стал вдруг для него как Луна, такой же светящийся в темноте бледным светом, и такая сладкая тоска взяла его за сердце, что Игорю захотелось взвыть неизвестно по какой причине.

Как-то незаметно для Игоря ноябрь перешел в декабрь. Кончился сыновий карантин; туалет, над которым все так трудились, стал производить впечатление обыденной вещи, которая всегда была такой, уже на второй день, хотя, конечно, заходить по делу в аккуратную, оклеенную голубеньким кафелем комнату-коридорчик стало гораздо приятнее. Еще в конце ноября в городе стали появляться новогодние гирлянды; бутылки с «колой» и «пепси», по воле маркетологов, украсились новыми наклейками с рекламой очередной новогодней акции типа «поменяй десять крышек на семью плюшевых медведей» и «проведи праздники на лыжном курорте», но город, несмотря на приближавшийся праздник, стал как будто тише от навалившегося со всех сторон снега. Снега было столько, что Ринат Иосифович, словно расщедрившись, заказал снегоуборщик со стороны, иначе до гаража было бы не доехать, а в случае чего, например, в случае операции, невозможно было бы и выехать.

— Формально мы вообще законсервированная котельная, которую нужно охранять на всякий случай, — сказал Ринат Иосифович, подсчитав, видно, расходы на ежедневную уборку территории. — Мало нам того, что мы единственная котельная в городе, которую отапливает другая котельная. Так что не палили бы вы свои машины, ездили бы на общественном транспорте.

— А ты покажи пример, — ответил ему на это Игорь Васильевич, машину которого, здоровенный черный внедорожник, все-таки выпустили из ремонта. После этого предложения конспиративный дух Рината Иосифовича сразу же угас.

Выпавший снег подействовал на всех, кто работал с Игорем, как успокоительное и снотворное. Все меньше собирались в курилке, а больше сидели по кабинетам. При том что Ринат Васильевич запретил в свое время уносить к себе электронику, Игорь рассудил, что мобильные телефоны-то они все равно притаскивают на работу и держат при себе, и стал таскать на работу электронную книгу.

На очередное утреннее совещание Игорь приплелся, как и остальные, в полусонном состоянии, умиротворенный, словно прошлое убийство осталось под снежными завалами и не должно было оттаять до весны, а значит, беспокоиться было как бы не о чем. Игорь сидел, вытянув ноги под переднее к нему сиденье, и то смотрел в окно, где все было бело и серо от туч, то равнодушно пялился на Ленина, который отвечал ему таким же равнодушным взглядом. Сергей Сергеевич, как обычно, колыхая пол под собой каждым своим движением, говорил о каких-то бытовых вопросах и дисциплине, что неплохо было бы задействовать и третий этаж подо что-нибудь, раз уж разобрались с туалетом.

— Я вот тут о всякой всячине говорю, — сказал Сергей Сергеевич, — а тут ведь опять намечается ерундовина. Просят опять Голливуд тестировать.

Игорь навострил уши, потому что Игорь Васильевич в ответ на эти слова недовольно промычал, Фил зашевелился так, что под ним захрустело сиденье, а Ринат Иосифович завертел головой, глядя на реакцию окружающих.

— Так ты бы сразу с этого и начинал, — проворчал Игорь Васильевич. — Это же надо так по-иезуитски, все уже, знаешь, расслабились, думали, раз ты эту шарманку завел, то значит, все тихо будет.

— Ну, знаешь, — слегка возмутился Сергей Сергеевич, и в результате усилия, затраченного на возмущение, у него началось что-то вроде одышки, — ты в курсе, где работаешь, тут тебе спокойствия никто не гарантировал.

— По мне, так фигня эта местная система, ее, считай, Молодой собирал по схемам, что он там мог насобирать? — сказал Игорь Васильевич.

Молодой возмущенно вякнул, но обмяк под взглядом Игоря Васильевича.

— Фигня не фигня, а приказ поступил, — отвечал на это Сергей Сергеевич.

Все почему-то стали смотреть на Игоря.

— Да, — сказал Сергей Сергеевич после некоторой паузы, — пришло, видимо, время рассказать нашему новенькому, что он не все знает еще о своей работе.

— Давай не будем, как в прошлый раз, до последнего тянуть, — предложил Игорь Васильевич.

— Давай не будем, — согласился Сергей Сергеевич. — В общем, Игорь…

— В общем, Игорь, — перебил его Игорь Васильевич, обернувшись к Игорю в своем кресле, обращался он к Игорю через голову Фила, поэтому тот слегка пригнулся, тоже глядя на Игоря внимательными, почти черными глазами, — бывают операции двух видов. Объясню вкратце, чтобы лишним голову не дурить. Первую операцию ты уже видел, она с выездом и таблеткой тому, кого допрашиваешь. Второй вид операции — это когда мы с Филом кого-нибудь привозим с улицы, а ты допрашиваешь, таблеток никаких не даем, так что покладисто объект отвечать не будет, будет барагозить всячески и будет просить отпустить его домой, потому что он никому ничего не расскажет. Это тяжелее, чем первое, потому что он реально будет паниковать и заливаться слезами, никакой эйфории от него ожидать не приходится. Это очень хреново, потому что ты знаешь, что с ним в конце будет.