-В своём я уме товарищ дивизионный комиссар, в своём, и кроме того с сегодняшнего числа финнов в плен не брать. Уничтожать всех, и здоровых и раненых. И не смотрите на меня так, я не сумасшедший и не кровавый маньяк! Не я это начал первым! Вы все уже знаете, что финны сделали с нашим полевым госпиталем, да и что они делают с нашими пленными тоже наверно видели, и что было в прошлогоднюю войну тоже наверно знаете, тут ведь есть участники финской кампании. А моя цель одна — заставить финнов выйти из этой войны и высвободить часть наших войск. Население Финляндии небольшое, и угроза уничтожения почти всех молодых мужчин заставит в конце концов финнов выйти из этой войны и мне плевать с высокой колокольни сколько финнов погибнет, прежде чем они решат наконец выйти из войны.

Споры на счет моего решения продолжались еще не меньше часа, но все же я настоял на своем, а позже и другие командиры, не из моего корпуса тоже перестали брать финнов в плен.

Интерлюдия.

Два с половиной месяца спустя. Резиденция маршала Маннергейма.

Мрачный Маннергейм смотрел на собравшихся на совещание людей. В последнее время вести с фронта его не радовали. Русские выбили его войска до линии Выборг — Кексгольм и активно сооружали там мощную линию обороны, но главным было не это. За полгода войны потери финской армии составили уже более 150 тысяч только погибших, не считая раненых и искалеченных, что уже превышало четверть всей финской армии и учитывая, что русские перестали брать пленных, то это грозило в самом ближайшем времени демографической катастрофой и это без учета сильнейшего удара по экономике страны, когда масса трудоспособных мужчин уже погибла на войне и неизвестно сколько их еще погибнет. (К концу лета 1941 года мобилизация охватила 650 000 человек, или около 17,5 % населения Финляндии в 3,7 миллиона человек, поставив своеобразный рекорд в мировой истории. Это крайне тяжело отразилось на всех сторонах жизни государства: численность рабочих в промышленности упала на 50 %, в сельском хозяйстве — на 70 %. Дальнейшие потери в мужском населении страны могли привести её к катастрофе.)

-Господа, — Начал Маннергейм. — Вы видите, что наша страна скатывается в пропасть. Наши потери на войне уже превысили все возможные пределы и каждый новый день приводит к ещё большим потерям. Наша надежда на немцев не оправдала себя. Война зашла в позиционное положение и даже если немцы выиграют её, в чем я сильно сомневаюсь, особенно после их Калужской катастрофы, то мы в любом случае останемся без мужского населения. Я не вижу другого выхода из создавшегося положения, как выйти из этой войны и вернутся к границам 41-го года, иначе наша страна вообще может погибнуть. До Нового Года русские обещали обойтись без контрибуций и репараций, и я боюсь, что в случае нашего упорства они просто присоединят Финляндию к себе, только в этом случае у нас уже не будет той автономии, что была в Российской Империи и нам самим ни чего хорошего это не принесет. Сталин припомнит нам все и в таком случае мы все должны будем покинуть нашу родину что бы просто остаться в живых.

После долгих дебатов и споров, убедившись, что продолжение войны грозит им полным проигрышем и вполне возможно жизни, не смотря на упорство националистов, правительство Финляндии всё же приняло решение выйти из войны в нейтральном статусе и вернутся на состояние границ 1941 года.

Интерлюдия.

5 октября 1941 года, Москва, Кремль.

В кабинете Сталина находились Маршал Шапошников, генерал Жуков, нарком Берия и армейский комиссар первого ранга Мехлис.

-Что там опять натворил товарищ Марков, что все финские и немецкие газеты обвиняют нас во всех смертных грехах? — Спросил присутствующих Сталин.

-Разрешите мне товарищ Сталин. — Подал голос Мехлис.

-Да товарищ Мехлис, докладывайте.

-Второго Октября корпус генерала Маркова отбил у противника село Орехово, в котором находился финский госпиталь. По приказу Маркова госпиталь вместе с ранеными и персоналом сожгли из огнеметов. В живых оставили только главного врача госпиталя, которого после разговора с генералом Марковым отпустили к финнам. Генерал Марков провел с финским врачом можно сказать переговоры, в которых выдвинул финскому правительству можно сказать ультиматум, а кроме того он отдал приказ по своему корпусу больше не брать финских солдат в плен и уничтожать их на месте не смотря на их состояние. Этим он не только превысил свои полномочия, выдвинув финскому правительству ультиматум, но и совершил военное преступление, приказав сжечь финских раненых и медперсонал госпиталя. Я думаю его нужно немедленно снять с командования корпуса и отдать под трибунал.

-Товарищ Мехлис кое-что забыл уточнить. — Вступил в разговор Берия. — За день до этого войска генерала Маркова освободили часть нашей территории, где находился наш полевой госпиталь. Неделю назад он был захвачен финскими войсками, всех наших раненых и медицинский персонал финны закололи штыками, а молодых женщин изнасиловали, после чего вспоров им животы, оставили их умирать. Вот здесь всё подробно заснято, — И Берия положил на стол перед Сталиным пачку фотографий. — Поэтому я хорошо понимаю генерала Маркова, кроме того у моего наркомата скопилось уже очень много сообщений о творимом финнами геноциде нашего мирного населения оказавшегося на временно оккупированной территории. Генерал Марков просто ответил финнам на их языке и постарался своими жестокими действиями вывести их из войны, пригрозив им массовым уничтожением мужского населения. При относительно небольшой численности их населения последствия этого могут быть катастрофическими.

-А что об этом думают товарищи Шапошников и Жуков? — Обратился с вопросом Сталин к армейцам.

-С госпиталем конечно явный перебор, — Начал Шапошников. — Но насчет уничтожения всех финских солдат и офицеров он прав.

-А я считаю, что генерал Марков прав во всем! — Высказал своё мнение и Жуков. — А что за ультиматум он выдвинул финнам?

Берия вынул из своей папки ещё один лист и положил его на стол.

-Вот здесь относительно подробный текст переговоров, вернее высказанного Марковым ультиматума, но если коротко, то он заявил, что если финны прекратят против нас военные действия и отойдут на линию государственной границы этого года, то тогда мы готовы заключить с ними мир без репараций и контрибуций. После Нового Года это уже будет стоить финнам контрибуции, причем чем дольше они будут тянуть, тем больше будут контрибуция и репарации.

-Однако… — Сталин, затянувшись трубкой, выпустил изо рта дым и не торопясь произнес. — Конечно товарищ Марков не совсем в своем праве, делать такие заявления от лица всего нашего правительства, но тут совершенно ясно, что он хочет как можно быстрее вывести Финляндию из войны. Он конечно превысил свои полномочия, но действовал исключительно в желании помочь нашей стране и нашему народу.

Сталин минут пять неторопливо походил перед окном кабинета, затянувшись несколько раз трубкой и наконец произнес.

-Есть мнение, что генерал Марков прав в своём решении не брать больше финнов в плен, а всех их уничтожать. Было бы очень хорошо, что бы и другие наши части Карельского фронта последовали его примеру, а сожженный финский госпиталь… Будем считать, что у генерала Маркова был нервный срыв после увиденного им нашего уничтоженного госпиталя. А вот что выйдет из его затеи, думаю мы скоро увидим.

20 октября 1941 года, Ленинград.

За прошедшие три недели нам удалось выдавить финнов на линию Выборг — Приозерск. Пускай медленно, но верно мы вышли на эту линию, причем с минимальными потерями. Всё в этом мире относительно, это сейчас для нас казалось медленно, три недели на примерно 60 километров, то есть примерно 3 километра в день. Полтора года назад во время финской войны продвигались значительно медленней, но зато нам не надо было штурмовать линию Маннергейма. Все встречавшиеся нам укрепления были полевого типа и на раз уничтожались КВ вышедшими на прямую наводку. Выйдя на намеченную линию мы остановились, а шедшие за нами войска Карельского фронта принялись судорожно зарываться в землю, строя полевые укрепления. В этом строительстве войскам активно помогало уцелевшие мирное население, уже немного пожив при новом порядке и под новой властью, оно категорически не хотело возвращения финнов и всеми мерами старалось помочь нашим войскам. Зальцман поделился чертежами бронекапсул со всеми ленинградскими заводами, и как только началось строительство укрепрайона, так сразу к месту строительства потянулись эшелоны с бронекапсулами. Кроме того он сам проявил инициативу и на базе устаревших танков стали выпускать подъемные краны для установки этих бронекапсул в траншеи. Танкам снимали башни и на это место устанавливали в поворотном круге подъемный кран. Всего сделали шесть десятков таких машин, добавив им еще бульдозерные отвалы и сделав из них таким образом инженерные машины. Зачастую после установки на место бронекапсулы её лобовую часть заваливали камнями, которых в Карелии много, и заливали их сверху цементом, таким образом повышая бронезащиту укрепления. Если на карельском фронте у нас были успехи, то на других фронтах обстановка была не такой хорошей. Подтянув резервы и перегруппировавшись немцы нанесли новые удары и пускай и с достаточно большими потерями, но смогли захватить Смоленск и Брянск, а группа армий Север снова занять Остров и захватить Псков, развивая успех по восточному берегу Псковско-Чудского озера в направлении Нарвы, что вынудило наш 11-ый корпус Шумилова оставить восточную часть Нарвы и отойти. Теперь оборона проходила по линии Усть-Луга, Кингисепп, Осьмино, Луга, Новгород. Ленинградцы успели построить линию обороны по этому рубежу, причем с достаточно большим количеством бронекапсул. На их выпуск Жданов подрядил все ленинградские верфи и механические заводы и теперь отступившие войска заняли там оборону. Другая линия обороны шла от Старой Руссы через Осташков, Ржев, Калугу, Тулу и Липецк. В любом случае сейчас положение наших войск было значительно лучше, чем в истории Носова и я это отчетливо видел. Своими действиями я уже значительно изменил ход истории, причем явно в лучшую для нас сторону, но всё равно положение наших войск оставалось достаточно тяжелым, хотя и более легким, чем в покинутом мной мире.