– И все равно, – громко и жалобно вскричала Мария, – думай не думай, а есть все-таки хочется!

Глава XV

Причина, по которой Марию именно в эту минуту пронял голод, состояла в том, что добрая старая Стряпуха, а с нею и Капитан, приковыляли по лестнице с миской супа, которым они надеялись утешить узницу, и запах этого супа проник сквозь дверь. Однако, мисс Браун, видимо, сидела в засаде, поджидая Стряпуху, ибо из коридора донесся быстрый топоток, затем хлопнула дверь, и Мария услышала, как пойманной с поличным бедной Стряпухе отказывают от места.

– Вон! – визгливо крикнула в дальнем конце коридора мисс Браун. – И без всяких рекомендаций!

– Да упаси меня Бог, мэм, – величественно ответила Стряпуха, – пачкать мои вещи соседством с вашей рекомендацией.

Дверь хлопнула снова, на этот раз потише, шаги кухарки замерли вдали, но аромат супа остался.

В убогой спаленке становилось темно. Вечерний ветерок стих, деревья парка погрузились в молчание, не шевеля ни единым листком. Безмолвие сумерек подействовало и на птиц, и на зверье. С двадцати ярдов можно было услышать, как кролик жует траву. Даже лысухи на дальнем озере и те болботали вполголоса.

Некоторое время Мария развлекалась, отыскивая на темнеющих обоях небывалые узоры, потом барабанила пальцами по подоконнику, потом посвистела для практики, выдернула из подушки несколько перьев, послушала, как перекликаются за окном уже одолеваемые дремотой птицы.

Пароходы придется завести, думала она, пусть курсируют между островами: вот такие, как продаются в магазинах игрушек, их еще заправляют денатуратом.

На одном из островов непременно обнаружатся чайки, – черноголовые чайки, которые селятся на озерных островах и убивают птенцов друг у друга. Таким островом Народу пользоваться будет опасно, во всяком случае, в период размножения, потому что ни одна из чаек не станет долго думать, прежде чем клюнуть лиллипута, тут и сомневаться не в чем, достаточно вспомнить, как они обходятся с собственными племянниками и племянницами.

А с другой стороны, пожалуй, стоило бы попробовать подшутить над этими чайками.

В то время года, когда чайки еще не выводят птенцов, мы бы явились на их остров целой командой и провели бы там кое-какие земляные работы. По всему берегу мы нарыли бы в гальке такие круглые ямки, наподобие глубоких тарелок или воронок, какие оставляют муравьиные львы, и на донышке каждой тарелки устроили бы откидную дверцу. Дверца вела бы в узкий проход, а все проходы сходились бы в центральный подземный зал, и там я, пожалуй, врыла бы в землю большой глиняный горшок с рыбьим клеем. Вот, и когда чайкам придет пора выводить птенцов, отборный отряд лиллипутов поселится в туннелях острова Чаек со всем необходимым припасом, и все время, пока чайки сидят на яйцах, лиллипуты будут жить под землей, словно тупики. И как только чайка снесет яйцо, оно, конечно, скатится на дно тарелки, а чайка усядется сверху. Тут сразу зазвонит звонок, – придется подсоединить электрические батареи и индикаторы вроде тех, что установил у себя на кухне Владелец псовой охоты Мальплаке, – и двое лиллипутов мигом прибегут по коридору, откроют дверцу, и яйцо провалится в подземелье, а там его уже откатят в зал и уложат в рыбий клей на хранение. А глупая чайка через некоторое время приподнимется, заглянет себе под ноги и скажет: «Господи-Боже, а я-то думала, что сижу на яйце», – и решит снести другое. Таким способом мы не только смогли бы уменьшить число чаек, но и снабжали бы лиллипутов яичным порошком.

Понадобится, правда, фабрика для обезвоживания яиц – или как это называется, – потому что одного яйца хватит, чтобы кормиться целой семьей в течение недели, а приготавливать сразу столько еды неэкономно. Если же мы станем перерабатывать яйца в порошок, его можно будет употреблять понемногу, – думаю, ложечки для соли вполне хватит, и это осчастливит любую хозяйку…

А то еще, думала Мария, начинавшая уже позевывать, мы могли бы выводить в инкубаторах цыплят-однодневок и кормиться ими, или кольцевать из-под низу их родителей – в Научных Целях, или воспитывать птенцов, чтобы работали у нас гидропланами…

Скоро она уже плыла по небесам сновидений, где реактивные гидропланы складывали крылья перед посадкой или расправляли их перед взлетом, наклоняя к воде под углом в сорок пять градусов. Последние несколько недель Мария недосыпала. Щека ее покоилась на сложенных вместе ладонях, темные косички раскинулись по подушке, таинственные тени ресниц стали воротцами в неведомый мир, где происходят события, постичь которые не в силах никто.

За миг перед тем, как уйти в этот мир, Марии послышалось сквозь полудрему, что вроде бы на террасе мисс Браун разговаривает с викарием.

Проснулась она в темноте, чувствуя, что сна у нее ни в одном глазу. Она ощущала себя крепкой, счастливой, живой, а перед глазами ее совершалось нечто чудесное.

С проходившего над окном водосточного желоба, словно паук на конце своей нити, спускался освещенный луной шестидюймовый человечек.

Дело, видите ли, в том, что если по всему вашему парку пять сотен острых глаз неотрывно следят за вами из-под кустиков щавеля и листьев репейника, если пять сотен похожих на крохотные раковинки ушей настороженно вслушиваются из-за зеленых плодов ежевики и дикой петрушки, в этом случае не следует вам разгуливать по террасе, рассказывая викарию, что Марию отправили спать на пустой желудок, ибо такое развитие событий через самое малое время непременно начнут обсуждать в лиллипутской столице.

Так оно и случилось, а маленький Народ состоял не из тех, кто покидает своих друзей в минуты страдания. Приготовления начались немедленно. Сращивались снятые с фрегата канаты, организовывались транспортные средства, делалось все, чего требовала столь решительная минута. К десяти часам лиллипуты тронулись в путь и достигли Южного фасада за час до того, как мисс Браун отправилась спать. Две обитаемых комнаты им были известны, поскольку вечерами они видели горящий в этих комнатах свет.

Прославленный верхолаз, занимавшийся обычно наружным ремонтом Храма Отдохновения, проник в ближайшую к окну трубу водостока и полез по ней, как альпинист по скальному камину. Это означает, что он уперся спиной и ступнями в противоположные стенки трубы и так, в сидячей позе, начал медленно двигаться вверх, прижимаясь к стенке спиной. Длины взятой им с собою веревки на всю огромную трубу не хватало, – а больше ему было не утащить, – так что следом за ним поднимался второй участник восхождения, он нес вторую веревку и на середине пути срастил ее с первой. Теперь первому верхолазу, уже забравшемуся на кровельный желоб водостока, предстояло выполнить еще одну важную работу. Второй присоединился к нему – помогать.

Вытащив длинную веревку из трубы, они спустили ее на землю, а там расторопные руки обмотали ее вокруг столба, уже вбитого на краю лужайки. Теперь от желоба к траве вела сплетенная из конского волоса соединительная нить. Оставалось лишь пропустить ее через выкованную из гвоздя металлическую скобу и привязать к скобе вторую веревку. После этого в распоряжении лиллипутов оказались две длинных веревки, из которых одна играла роль верхнего троса подвесной канатной дороги, а за другую можно было металлическую скобу подтягивать вверх и вниз. Получилось что-то вроде фуникулера.

Когда приготовления завершились, и было твердо установлено, что мисс Браун уже храпит, верхолаз начал спускаться на короткой веревке к оконному проему Марии.

Та, стараясь не шуметь, открыла окно.

– Как же я рада вас видеть!

Верхолаз негромко ответил:

– Привяжите Конец этой Веревки к вашему Столику, Мисс, или к чему-нибудь внутри Комнаты. Говорите потише, чтобы нас не учуяли. Мы установили наверху Полиспаст. Желаете видеть Школьного Учителя?

– Да!

– В таком Случае, Минутку.

И он исчез, словно крошечная обезьянка, оставив Марию закреплять нижний конец веревки.