Я обнял ее и взял на руки; я мог бы отжимать Лилли до окончания сезона. Я отнес ее в ее комнату.

— Думай об этом так, — сказал я ей. — Мы просто переезжаем в другой отель «Нью-Гэмпшир», Лилли. То же самое, только в другой стране.

Но Лилли плакала и плакала.

— Я лучше останусь с цирком по имени «Номер Фрица», — ревела она. — Я лучше останусь с ними, хотя и не знаю, что это такое.

Вскоре мы, конечно, узнали, что это такое. Слишком скоро. Было лето, мы еще не окончили паковаться. Еще до того, как мы заказали себе билеты на самолет, четырехфутовый, сорокаоднолетний Фредерик Вортер по кличке Фриц нанес нам визит. Надо было подписать какие-то бумаги, а часть труппы «Номера Фрица» захотела посмотреть на свой будущий дом.

Однажды утром, когда Эгг спал рядом с Грустецом, я выглянул из окна в Элиот-парк. Сначала я не заметил ничего странного; какие-то мужчины и женщины выгружались из автобуса «фольксваген». Они все были примерно одинакового роста. Мы все же еще были отелем, и я подумал, что это какие-то новые постояльцы. Затем я сообразил, что там было пять женщин и восемь мужчин, и все они спокойно поместились в одном «фольксвагене», а потом я узнал Фредерика Вортера по кличке Фриц и понял, что все они такого же, как и он, роста.

Макс Урик, который брился, глядя в свое окно четвертого этажа, вскрикнул и порезался.

— Чертов автобус, набитый карликами, — говорил он мне позже, — ты вовсе не ожидаешь увидеть такое, когда только что встал.

Невозможно предсказать, что бы сказала или сделала Ронда Рей, увидь она их, но она в это время была еще в постели. Фрэнни и моя штанга лежали нетронутыми в комнате Фрэнни; Фрэнк, дремал ли он, учил ли немецкий или читал про Вену, находился в своем собственном мире. Эгг спал вместе с Грустецом, а мать с отцом, к своему последующему смущению, развлекались в старом добром номере «ЗЕ».

Я побежал к Лилли в комнату, зная, что она захочет увидеть прибытие, по крайней мере, человеческой части «Номера Фрица», но Лилли уже проснулась и наблюдала за ними из окна; старомодная ночная рубашка, которую мать купила ей в комиссионном магазине, скрывала ее полностью; она прижимала к груди свою тряпичную куклу.

— Это маленький цирк, как и говорил мистер Вортер, — с восторгом прошептала Лилли.

Мы наблюдали, как в Элиот-парке карлики собрались вокруг автобуса; они потягивались и зевали, какой-то мужчина сделал стойку на руках, какая-то из женщин прошлась колесом. Один из них заскакал на четвереньках, как шимпанзе, но Фриц хлопнул в ладоши, возмущенный такой несерьезностью, и они собрались вместе, как совещающаяся на поле футбольная команда (с двумя лишними игроками), и в строгом порядке зашагали к дверям фойе.

Лилли побежала впустить их, а я пошел в пультовую, чтобы сделать объявление. Для номера «ЗЕ», например:

— Прибыли новые владельцы, общей численностью тринадцать человек. Конец.

Для Фрэнка:

— Guten Morgen! «Номер Фрица» ist hier angekommen. Wachs du auf!

И для Фрэнни:

— Карлики! Иди разбуди Эгга, чтобы не испугался, а то подумает, что они ему приснились. Скажи ему, что здесь тринадцать карликов, но бояться их нечего.

Затем я побежал в комнату Ронды Рей; я считал, что лучше будет передать ей это сообщение лично.

— Они здесь! — прошептал я из-за двери.

— Беги себе дальше, Джоник, — сказала Ронда.

— Их тринадцать, — сказал я. — Всего лишь пять женщин и восемь мужчин, — сказал я. — Для тебя остаются по крайней мере трое.

— Какого они роста? — спросила Ронда.

— Это сюрприз, — сказал я. — Иди посмотри.

— Беги себе дальше, — сказала Ронда. — Все вы бегите дальше.

Макс Урик пошел и спрятался вместе с миссис Урик на кухне; они стеснялись выходить представляться, но отец вытащил их встречать «Номер Фрица», и миссис Урик провела карликов по кухне, показывая им свои кастрюли и демонстрируя, как вкусно и полезно все пахнет.

— Они маленькие, — рассуждала потом миссис Урик, — но их много; что-то они должны есть.

— Им никогда не дотянуться до выключателя, — сказал Макс Урик. — Мне придется переставлять все выключатели.

Ворча, он съехал с четвертого этажа. Было ясно, что именно четвертый этаж захотят занять карлики. «Маленькие раковины и унитазы — как раз для них», — ворчал Макс, но только не в присутствии Лилли. Фрэнни считала, что он ворчит только из-за того, что ему приходится переезжать поближе к миссис Урик; но он переехал к ней не ближе чем на третий этаж, где (представлял я) он вечно будет обречен слышать топот маленьких ножек над головой.

— А где будут животные? — спросила Лилли мистера Вортера.

Фриц объяснил, что цирк будет использовать отель «Нью-Гэмпшир» как летнюю резиденцию; животные останутся на улице.

— А какие это животные? — спросил Эгг, стискивая Грустеца.

— Живые, — ответила одна из карлиц, ростом примерно с Эгга; кажется, ее заинтриговал Грустец, она не переставала трепать его.

Был уже конец июня, когда карлики переделали Элиот-парк так, что тот стал походить на ярмарочную площадь; полотнища, когда-то ярко раскрашенные, теперь выцветшие до пастельных тонов, хлопали возле шестов, шевелились бахромой у каруселей, возвышались куполом над большим шатром, где должно было происходить главное представление. Детишки со всего Дейри приходили и слонялись по парку целыми днями, но карлики не спешили: они устанавливали палатки, трижды переставляли карусель и отказывались даже для пробы включить вращавший ее двигатель. В один прекрасный день прибыла коробка размерами с обеденный стол; она была битком набита огромными мотками разноцветных билетов, каждый величиной с автомобильную шину.

А Фрэнк осторожно ездил по запруженному теперь народом парку, огибая маленькие палатки и большой шатер, прося городских детишек уступить дорогу.

— Все откроется четвертого июля, ребята, — официально заявлял он, свесив за окошко локоть. — Вот тогда и приходите.

К тому времени мы уже уедем. Мы надеялись, что животные прибудут до нашего отъезда, но заранее знали, что открытия уже не застанем.

— Во всяком случае, мы и так увидели почти все, что они будут делать, — сказала Фрэнни.

— В основном, — соглашался Фрэнк, — они просто будут расхаживать — такие маленькие.

Лилли взорвалась. Она напомнила о стойке на руках, о жонглерах, о танцах с водой и огнем, о пирамиде из восьми человек, о слепой пародии на футбольную игру, а самая маленькая карлица сказала ей, что может верхом без седла ездить на собаке.

— Покажи мне собаку, — сказал Фрэнк.

Он был в кислом расположении духа, так как отец продал Фрицу наш семейный автомобиль, и Фрэнку теперь требовалось разрешение Фрица, чтобы ездить по Элиот-парку; Фриц был щедр в отношении машины, но Фрэнк терпеть не мог что-либо просить.

Фрэнни понравилось брать уроки по вождению у Макса Урика на отельном пикапе, потому что Макс любил ее быструю езду.

— Поддай-ка газку, — подбадривал он ее. — Обойди этого сосунка, у тебя еще уйма места.

И Фрэнни возвращалась с урока гордая, что оставила девять футов черноты перед эстрадой для оркестра или двенадцать за углом Центральной улицы перед зданием суда. «Оставить черноту» — так мы называли в Дейри, штат Нью-Гэмпшир, черный след от шин при резком торможении.

— Это возмутительно, — говорил Фрэнк, — вредно для сцепления, вредно для шин, просто какое-то мальчишество, ты дождешься неприятностей, у тебя отберут ученическое разрешение, Макс потеряет свои права — уже давно мог бы потерять! — ты задавишь чью-нибудь собаку или маленького ребенка, какой-нибудь тупица из города втянет тебя в гонку, или кто-нибудь увяжется за тобой до дома и намнет тебе бока. Или намнут их мне, — сказал Фрэнк, — просто потому что я тебя знаю.

— Мы уезжаем в Вену, Фрэнк, — сказала Фрэнни. — Погоняй по Дейри, пока еще есть такая возможность.

— «Погоняй»! — сказал Фрэнк. — Отвратительно.