– Наконец-то вы приехали, пан Брадзинский! Идёмте скорее. Это просто ужасно, ужасно…

Я поставил машину на стоянку.

– И поверьте, мне искренне жаль постояльцев, ведь они специально приехали на тринадцатиснежные праздники. А теперь вместо отдыха их ждёт труп и полиция!

Что я мог ему ответить? Что не полиция виновата в появлении трупа и что в общем-то комиссар отправил меня сюда сразу же по получении вызова.

– Извините, – мигом поправился призрак. – К вам никаких претензий, у вас такая сложная работа. Я рад, что приехали именно вы. Вы очень воспитанный и деликатный чёрт. Уверен, что сделаете всё возможное, чтобы не потревожить наших постояльцев.

Это могло звучать как неприкрытая лесть, но Вильям был совершенно искренен. Хотя о своём бизнесе он тоже беспокоился, но я знал, что больше всего он переживал за тех, кто доверился ему и поселился в его отеле.

– Я постараюсь. Итак, где тело?

Призрак кивнул и мгновенно просочился сквозь дверь. Я догадался её открыть. Уже в фойе мне показалось, что отель как будто увеличился в размерах. Я вспомнил, как не так давно Вильям мне говорил по телефону, что выставили на продажу вторую половину дома и как бы он хотел её выкупить и расширить свой маленький отель.

– Значит, у вас всё получилось? И когда вы только успели? – даже удивился я, оглядывая фойе и обратив внимание на новые обои и пару картин, которые я не видел здесь раньше.

– Пришлось взять кредит на сто пятьдесят лет. Зато теперь у меня настоящий отель, а не три комнаты.

– Поздравляю!

Мы поднялись на второй этаж.

– Спасибо, сержант! Вы добрый друг. Ну, вот мы и пришли, – сказал он, зависнув у комнаты номер шесть.

Дверь была не заперта, я толкнул её и вошёл в номер.

– Вот он, сержант. Какое несчастье, бедняга был такой молодой…

Хм, я бы так не сказал. Чёрт, вытянувшийся на кровати, не был молодым. Но у практически бессмертных призраков свои возрастные мерки. Меня больше задело другое. Лицо мертвеца было похоже на перекошенную восковую маску. Неужели его убила какая-то страшная форма аллергии или его так обезобразил неизвестный сильный яд?

Я осторожно подошёл поближе и только тогда спокойно выдохнул. Лицо неизвестного покрывал очень толстый и грубый слой театрального грима. Однако он явно перед смертью чего-то очень сильно испугался.

– Похоже, он изображал Люцифера, – быстро ответил призрак на мой немой вопрос и пояснил: – Это месье Гаррикасян. Он прибыл с труппой актёров, приехавших поучаствовать в городских праздничных мероприятиях. У них свой уличный театр, насколько я понял.

– А сколько чертей в труппе?

– Кажется, было всего трое. По крайней мере, столько поселилось у меня. Ещё женщина и мужчина, тоже почти юноша. Они живут в соседних номерах. Кстати, это они нашли тело.

– Позовите их, пожалуйста, – попросил я, доставая из кармана куртки служебный блокнот.

Вильям полетел за ними, а я осмотрел тело. Судя по искажённым чертам лица и прикушенному синему языку, мои подозрения были верны. Сто процентов – его кто-то жутко напугал!

– По всем признакам, такое могло сотворить только привидение, – уныло пробормотал я.

Хозяин отеля, пожалуй, вне подозрений, но надо будет опросить и всех служащих. Осматривая номер и душевую с туалетом, я постарался не упустить ни одной детали, по ходу внося в блокнот всё, что имело хоть какое-то значение. Старая плоская коробка с театральным гримом, три пустые бутылки из-под запрещённого к употреблению питьевого керосина, куча следов на полу и даже на кровати от грязных ботинок жертвы. Но ничего, что бы указывало на присутствие постороннего лица. Ни-че-го…

Грим и одну из бутылок я решил взять с собой, сунув в специальный пакет для улик. Из коридора раздалось деликатное покашливание, и ко мне сквозь дверь заглянул Вильям.

– Пан Брадзинский, я их привёл, ждут в коридоре.

– Спасибо. Кстати, у вас тут есть ещё призраки?

– О да, конечно! Наша уборщица призрак, поэтому у нас в отеле всегда так грязно, – не без гордости сообщил он.

В городской черте многие любят грязь, привычно считая, что без пыли и грязи уюта быть не может. На деле это существенно мешает в любом полицейском расследовании. Элементарно, на одном зеркале в ванной я насчитал кучу отпечатков пальцев, минимум от пяти последних постояльцев. И это не говоря уже об оставленном ими всеми мусоре. И как тут прикажете догадываться, кто заходил к актёру в гости и к кому относятся улики.

– Хорошо. А теперь, пожалуйста, позвоните в морг, пусть заберут покойного.

Я открыл дверь и позвал двух стоящих в коридоре чертей, девушку и мужчину. Сесть не предложил, чтобы не расслаблялись. А главное, мне было важно видеть их реакцию на мёртвого товарища. Я сел в кресло, приготовившись записывать.

– Представьтесь.

– Пьер Клошар, артист.

– Жульет Намазини, актриса. Начинающая, но многие считают, что подающая надежды…

– Благодарю, я записал. Кто из вас обнаружил тело?

Я внимательно наблюдал за актёрской парочкой. У молодого ещё тощего чёрта с говорящей фамилией был кривой нос, залысины на висках и неприкрыто-недовольное выражение испитого лица. Видимо, к бутылке он прикладывался с суровой педантичностью лет эдак с трёх-четырех. Если не раньше.

Заплаканные глаза мадемуазель Намазини подчёркивались чёрными кругами от размазанной туши. В остальном она была даже миловидна.

– Я… я его нашёл сегодня утром, – нервно сказал чёрт, кривя лицо и не отрывая глаз от покойника. – Потом зашла Жульет. А потом мы сказали ему. – Он кивнул на влетевшего в дверь хозяина отеля.

Тот торопливо подтвердил, знаками сообщив мне, что вызвал машину из морга.

– Вы оба приехали вместе с погибшим?

– Да, Асмодей был руководителем нашей труппы.

– То есть его полное имя Асмодей Гаррикасян? – уточнил я. – Когда вы в последний раз видели его живым?

– Вчера поздно вечером. У нас была репетиция, – сказала девушка.

– А где она проходила?

В этой комнате не было ни её следов, ни следов Клошара, по крайней мере явных.

– В номере у Пьера.

– Вы всегда репетируете в гриме? – спросил я, записывая.

– Нужно было выверить все нюансы. Поверьте, сержант, грим не последнюю роль играет в создании образа, – высокомерно протянул её напарник, сцепив руки за спиной.

– Специфика работы, – согласился я.

– Ну да. Если, конечно, творчество можно назвать работой…

Тощий чёрт отвечал, глядя куда-то в сторону, поверх моей головы, всем видом будто говоря: вам, приземлённым существам, этого не понять.

– И спать вы тоже ложитесь в гриме?

– Не все. Только настоящие профессионалы. Те, кто ради сцены готов пожертвовать красотой своей кожи, – гордо поддержала товарища Жульет. – Нам необходимо не просто войти в роль, важно полностью перевоплотиться!

Как мне кажется, это уже был полный бред. Только настоящий идиот ляжет спать с перемазанной красками физиономией, прекрасно зная, что весь его грим утром окажется размазанным по подушке, а при взгляде в зеркало рискуя потерять сознание или приобрести проблемы с психикой. Но наши артисты обычно умом не блещут.

Ведь общеизвестно, что в актёры никто не идёт по собственной воле. Пустующие театральные вузы набирают в свои аудитории только тех студентов, которые провалили экзамены во все другие учебные заведения и готовы всю жизнь работать за копейки, при этом терпя постоянные оскорбления режиссёров, недовольство публики, свист и закидывание тухлыми яйцами, разгромные статьи критиков и вечный стыд родителей за непутёвых чад…

Я задал им ещё несколько вопросов, но так ничего существенного и не добился. К смерти своего товарища эта парочка, похоже, не имела никакого отношения. Их труппа была приглашена нашим Мокропсинским городским советом для участия в празднике. Помимо них, сюда приехали ещё несколько коллективов из других мест. Свои таланты горожанам давно приелись, поэтому подобный культурный обмен театральными и фольклорными группами уже стал постоянной практикой.