Но женское любопытство, оно такое, неистребимое и неотвратимое. Пришлось доложить, пришлось схитрить и пришлось взять обещание, что она теперь сама всё рассказывать папе будет.

Наконец мачеха запаковывает начинку под хитрую тестовую плетёнку, – я тут же влезла потренироваться, – и помещает все четыре увесистых, длиной в две ладони, пирога в духовку.

– Надо бы мне научиться, – рассуждаю я, усевшись спиной к окну прямо на пол, – Вот понадобится мне соблазнить какого-нибудь молодого человека, я ему раз! Пирог под нос! И всё, он – мой.

– Молодого человека не так надо соблазнять, – хихикает мачеха, – твой способ хорош для мужчины за тридцать. Они к тому возрасту как раз приучаются ценить такие вещи.

– Для молодых я и сама знаю способы, – срезаю я, – подумаешь, бином Ньютона.

– Ну, и какие? – насмехается мачеха. Она что, считает себя опытной женщиной? Ну-ну…

– Такие, – туманно отвечаю я, – лучше ты покажи, раз учишь меня.

– Показать? – мачеха хитренько улыбается. Она как-то подбирается, вроде ничего не делает, но развёрнутая осанка заставляет выпятиться грудь, глаза подёргиваются поволокой…

Я наблюдаю, судорожно вбивая внутрь себя настырно лезущие наружу восхищение и потрясение. Медленно и очень красиво Эльвира отводит ножку в сторону, вытягивая носок. Затем как бы невзначай сдёргивает полу халата, обнажая её до середины бедра. Не ослабляя вытянутую стопу, подводит ногу под себя, чуть согнув вбок. Резко выделяется линия бедра. Я не мужчина, но я судорожно сглатываю.

– Понятно. Вот как ты папу охмурила.

Мачеха вместе с хохотом возвращается к обычному виду.

– Сильно. Правда, сильно, – а сейчас я тебя сделаю, мамочка. Одной левой. Одним пальцем.

– Но я по-другому делаю.

– Как? – глаза Эльвиры горят любопытством.

– Очень просто, – я вытягиваю руку ладонью вверх и маню её пальчиком, – Чего ты так смотришь? Это всё. Не надо грудью козырять, нежные взгляды посылать, ножкой играть.

– Да ну тебя… – мачеха разочарованно отворачивается.

– Чего, да ну? – возмущаюсь я, – Это срабатывает. Только час назад кое-как от двух парней отделалась.

– Ты права, – мачеха не чувствует себя побеждённой, – Но такие всегда есть. Которые сами липнут. А вот как подловить того, кто не бежит за тобой, высунув язык и теряя слюни.

– А зачем мне тот, кто не пускает на меня слюни? – резонно спрашиваю я, – Какая может быть любовь, если мужчина тебя не хочет. Не верю я, что, например, отец не выдавал своего желания добраться до тебя.

– Ладно-ладно, подловила! – смеётся мачеха. Смотрит на часы.

– Пора, ну-ка помоги! – вытаскиваем один противень, с рыбными пирогами. Они раньше поспевают.

Один ливерный мы навернули горячим. Остальные оставили на ужин, там же в духовке.

– Дойдут, ещё вкуснее станут, – комментирует мачеха.

Но станут ли они вкуснее вечером, мы не узнали. Папахен заявился намного раньше, в четвёртом часу, часа через полтора после обеда.

Вхождение его происходит шумно. Изумляется мачеха, расширяю глаза я, а папахен внедряется в прихожую с какой-то коробкой и оставляет дверь открытой. За ним входит мужчина тоже с коробкой.

– Спасибо, сосед, – мужчина молча кивает и уходит.

– Подарок тебе, Дана! Я ж обещал! – папахен цветёт радостью за меня. А мне немножко неудобно.

– Так это, пап…

– У неё тройка по биологии, – выручает меня мачеха.

– Одна?

– Одна, – подтверждает Эльвира, – По английскому и физкультуре пять.

– По математике и химии тоже пять, – добавляю я, – Что? Я просто не успела тебе перечислить.

– Четыре один в твою пользу, – смеётся папахен, меня сразу отпускает. Одна тройка по второстепенному предмету его не огорчает.

Он уходит, ещё не всё принёс, понадобилась вторая ходка, и отогнать машину на парковку. Я ковыряюсь около коробок, читаю непонятные слова, чешу репу.

– Давай в твою комнату отнесём, – предлагает мачеха, – там и разберёшься.

Разбираться пришлось сильно позже. Пока папахен вернулся, пока он поел горячего пирога, пока вытряхнул из меня все подробности. Один весь умял, мы-то с мачехой вдвоём кое-как. Одно слово, мужчина.

Все втроём, сначала втроём, потом Эльвире стало скучно, разбираемся с коробками. Папахен разорился купить мне компьютер. Чешу репу, что это такое и с чем его едят, не имею никакого представления. Монитор, это такой средних размеров телевизор, только длиннее в глубину. Читаю сопроводиловку, ничего не понимаю! Процессор, это чего? Пиксель, это к чему?

– Последнее достижение, – гордо говорит папахен, – жёсткий дисковод на сто двадцать мегабайт.

Смотрю на него с тоской брошенного щенка. Дисковод, это чо? Мегабайт, это на каком языке? Папахен смеётся.

– Не грусти. Когда освоишь, тебе понравится.

Когда всё установили и подсоединили, стол оказался безнадёжно занят.

– А как я уроки буду делать? – грустно так спрашиваю.

– Ерунда! – отмахивается он, – Ещё один столик купим.

В общем, папиным подарком, кстати, за изрядные деньги в полторы тысячи рублей, я напугана. И цена какая-то заоблачная, так он ещё сказал, что купил по оптовой цене. Так-то их в продаже ещё нет. Короче, этот день характеризуется моим любимым уже пару дней выражением: чешу репу.

27 марта, пятница.

Загородная усадьба Франзони.

Захожу вслед за Юлькой в конюшню, вдыхаю ядрёные запахи полной грудью. Как же давно я их не слышала! Вообще-то вампиры на лошадях не ездят, но высшие, часто прикидывающиеся людьми, пользуются конным способом передвижения. Пользовались часто, сейчас пореже.

Приходится прятать своё нутро, иначе лошади жутко пугаются.

– Юль, а почему у вас такая странная фамилия? Откуда?

– Шведского происхождения. Правильно она звучит «Френнсон», но в русских документах за полторы сотни лет напутали, – Юля в костюме для верховой езды выглядит отпадно. Облегающие бриджы и высокие сапоги ей идут идеально. Длинные ноги, красивая линия бёдер, жилетку распирает на груди. Конфетка, а не девочка!

Мне костюма не нашлось, обойдусь джинсами, а сапоги подобрали.

– Красиво напутали, – киваю я, – Франзони здорово звучит.

– Вот и мои предки, наверное, так решили, – с Юлей мы проходимся по конюшне. Она знакомит меня с ними, рассказывает о норове каждого животного. Всё остальное, возраст, пол, кличку можно прочесть на табличке у каждого денника.

– Ты говоришь, у тебя небольшой опыт есть?

На вопрос киваю, чего-то я вчера наплела, когда поздно вечером она позвонила и пригласила к себе. И уже следующим утром за мной приехала машина, на которой я с огромной радостью укатила. Папин подарок меня просто пугает. Не то, чтобы вот… всё-таки серьёзно напугать высшего вампира я даже не знаю, кто или что может.

Останавливаемся у очередного стойла. Через заборчик тянется красивая конская морда. Ко мне тянется? Ты что, меня не боишься? А, ну да, давлю атавистическое чувство. В этом теле они меня и не должны боятся. Задумчиво глажу по морде, от шелковистых губ гнедого жеребца щекотно.

– Кайзер, – сообщает подружка, – с характером мальчик, как все жеребцы. Я на нём поеду. Пойдём кобылку тебе подберём.

Всё правильно. На двух жеребцах вместе кататься нельзя, они тут же начнут выяснять отношения. Юля выбрала для меня беленькую кобылку с кокетливым прозвищем Жози. И выглядела кокетливо, кто-то ей розовую ленточку в гриву вплёл.

Сахарок для знакомства и можно выводить.

– Справишься? – Юля видит мою уверенность, но смотрит с долей сомнения. Киваю.

– Так ты, значит, шведка у нас? Вот откуда твоя северная красота! От викингов происходишь, – мы болтаем, идя к выходу. Лошадки, перефыркиваясь между собой, идут за нами.

– А ты, судя по внешности, ирландка или шотландка.

– Или из кельтов, говорят, они были рыжими.

Накатались мы не то, чтобы всласть, но мне на первый раз хватило. Можно сказать, повезло, что снег не везде сошёл, сухих мест было мало. Покрутились часок по одной дорожке, раза три пускались в галоп. Юлька всё досадовала, что ипподром пока недоступен. Ей хотелось, как я поняла, показать прыжки через барьер. Опять-таки, повезло. Мне наверняка не захотелось бы отстать, а одно место, то на котором я сижу, уже ноет. И ноги врастопырку столько времени держать привычка нужна.