Плохо дело, подумал я. Саманты мне не найти. Может, ее дома нет или она переехала отсюда. А　 может быть, она вообще никогда здесь и не жила. Сопровождаемый злобным, пристальным взглядом старухи, я зашел еще в один дом и позвонил, но　 мне никто не ответил.　

Я решил сделать последнюю попытку. Если и здесь меня постигнет неудача, плюну на все и поеду домой.　

Дойдя до дверей следующего дома, я, в который раз, нажал кнопку звонка. Мне открыла девушка лет двадцати.　

Извините, — сказал я. — Не живет ли здесь　 Саманта? — Я повторял этот вопрос так часто, что　 теперь он звучал уже смешно.　

Какая Саманта? Как ее фамилия?　К сожалению, не знаю.　

Девушка неприязненно поджала губы.　

Подождите минутку, — бросила она. — Я посмотрю.　

Дверь захлопнулась. По ступенькам я спустился к палисаднику. Там на бетонированной площадке стояла маленькая красная машина. Томительное ожидание тянулось бесконечно, а старуха, стоявшая неподалеку, сверлила меня взглядом.　

Наконец я повернулся, и тут дверь отворилась. На пороге стояли двое — уже знакомая мне девушка и женщина средних лет. Я было шагнул к ним, но женщина остановила меня резким взмахом руки.　

Что вам нужно? — громко спросила она.　Я ищу… некую Саманту.　Я слышала. Зачем?　Вы — Саманта? — с расстановкой спросил я.　

Она оглядела меня с привычной уже мне подозрительностью. Это была изящная женщина с волнистыми каштановыми волосами до плеч, в которых пробивалась седина.　

Что вам нужно? — сурово повторила она.　Вам знакома фамилия Нор? — спросил я. — Филип Нор или Кэролайн Нор?　

Девушке это явно ни о чем не говорило, но женщина взглянула на меня более пристально.　

А что именно вы хотите? — продолжала допытываться она.　

Меня зовут… Филип Нор.　

Женщина взглянула на меня уже без прежней настороженности, но и без особого дружелюбия,　

скорее — недоверчиво. Определенно, мое имя было ей знакомо.　

Ну что ж, заходите, — наконец проговорила она.　Меня зовут Саманта Берген.　

Я поднялся по ступенькам и вошел в дом. Мне казалось, что сейчас на меня нахлынут воспоминания детства. Но память молчала.　

Вниз, — сказала она и, пройдя вперед, оглянулась через плечо. Я прошел за ней по холлу и спустился по ступенькам, которые во всех лондонских домах ведут через кухню к черному ходу, а оттуда — в сад. Девушка шла за нами. На лице ее были написаны удивление и тревога.　Вы уж извините за такой прием, — сказала Саманта, — но знаете, какие пошли времена. Столько кругом ограблений. Вот и приходится осторожничать. А тут вы вдруг пришли и стали Саманту спрашивать…　Понимаю, — успокоил я ее.　

Мы вошли в большую облицованную деревом комнату, похожую на кухню в деревенском стиле, за тем исключением, что в деревнях такую редко встретишь. Вокруг большого стола стояли стулья, пол выложен красным кафелем. Застекленные двери вели в сад. На цепях, прикрепленных к потолочной балке, висело большое плетеное кресло. Рядом помещался газовый камин, и всюду была расставлена утварь из сверкающей меди.　

Недолго думая, я прошел по красному кафелю и сел в висячее плетеное кресло у камина, поджав под себя ноги.　

На Саманту Берген это произвело впечатление разорвавшейся бомбы.　

Это вы! — воскликнула она. — Филип, маленький Филип! Он всегда так здесь сидел, поджав ноги. Я и забыла. Но вот сейчас… вы так сели… Боже милостивый.　Извините, — пробормотал я и, вскочив, остановил крутившееся кресло. — Я просто… машинально.　Ну что вы, милый мой, — возразила она. — Сидите! Просто так странно снова видеть вас. А это — Клэр, моя дочь, — сказала она, повернувшись к девушке.　Когда вы жили здесь, ее еще не было. — Потом обратилась к дочери: — Сын подруги. Я иногда за ним присматривала. Господи… сколько же лет　

прошло? Неужели… да, двадцать два года. Но, по-моему, я тебе об этом никогда не рассказывала.　

Девушка покачала головой. Смотрела она на меня уже менее озадаченно, взгляд потеплел. И мать, и дочь привлекали какой-то неброской красотой: обе были одеты в джинсы и свободные свитера, на лицах — ни следа косметики. У обеих большие серые глаза, прямой нос и красиво очерченный подбородок, только дочь стройнее, а ее волосы — темнее и короче. Держались они уверенно, в глазах читался ум.　

Своим приходом я, видимо, оторвал их от работы: на столе были разложены корректурные гранки, рисунки и фотографии — макет будущей книги. «Кулинарная книга», — пояснила Клэр, перехватив мой взгляд, а Саманта добавила: «Клэр работает в　

издательстве», — после чего меня усадили за стол. Я сразу рассказал им о поисках Аманды и о счастливой случайности, приведшей меня в их дом.　

Действительно счастливая случайность, — грустно покачала головой Саманта. — Но, увы, боюсь, что помочь я тебе ничем не смогу. В последний раз я видела Кэролайн тогда же, когда и тебя. Я и не знала, что у нее есть дочь. Она никогда здесь с ней не бывала.　Расскажите мне о ней, — попросил я. — Какая она была?　

Кэролайн? Чудесная такая, веселая, легкая, хорошенькая, ее все время хотелось обнять. Все ее любили и ни в чем не отказывали. Но… — Она замолчала.　

Что «но»? — настойчиво спросил я. — Говорите прямо, прошу вас. Двенадцать лет, как она умерла. Боли я не чувствую.　Ну… она принимала наркотики. — Саманта бросила на меня испытующий взгляд, но я кивнул, и она продолжала: — Перепробовала почти все: кокаин, ЛСД, марихуану, всякие депрессанты, антидепрессанты. Но тебя она старалась от этого оградить — не хотела, чтобы ты видел, как они там балдеют, ну и просила иногда за тобой присмотреть денек-другой… Правда, раньше чем через несколько недель она за тобой не возвращалась… Ты был такой тихий, как мышонок… но во- обще-то с тобой было очень хорошо. И я никогда не возражала, когда она тебя приводила.　

А часто это случалось?　Часто ли она приводила тебя? О… ну, раз шесть. В первый раз ты здесь появился года в четыре, а в последний раз я видела тебя лет в восемь. Тогда должна была родиться Клэр, и я уже не смогла брать тебя.　Я всегда с большой благодарностью вспоминал вас, — сказал я.　Правда? — Ей это было приятно. — А я и не думала, что ты помнишь… хотя, раз уж ты пришел сюда, значит, в самом деле…　Кстати, вы не знаете Хлою, Дебору или Миранду?　спросил я.　Дебору БеДербек? Которая переехала в Брюссель?　Наверное, именно ее…　

Саманта с сомнением покачала головой.　

Об Аманде она ничего не будет знать. Она уже… двадцать пять лет как живет в Брюсселе.　

Клэр стала делать чай, а я тем временем спросил Саманту, не рассказывала ли ей когда-нибудь мать о моем отце.　

Нет, я ничего никогда о нем не слышала, — убежденно сказала она. — Да и остальные, наверное, тоже. Она должна была сделать аборт, но не сделала. Дотянула до тех пор, пока не стало слишком поздно. Фантастическое легкомыслие — в этом вся Кэролайн.　Она скорчила гримасу. — Но если бы она сделала то, что обещала этой ведьме — своей матери, ты бы сейчас, наверное, здесь не сидел.　Она искупила свою вину: мое рождение не зарегистрировано.　Господи! — Она хмыкнула. — Узнаю Кэролайн. Мы друг друга с детства знали, учились в одной школе. А когда окончили, она почти сразу же влипла в эту историю с тобой.　А в школе она принимала наркотики?　Да нет, что ты! — Она задумалась, нахмурив брови. — Это случилось позже. Кто из нас этим не баловался! Нет, вместе мы этим не занимались. Но наше поколение…В молодости все мы, наверное, рано или поздно их пробовали. В основном, марихуану.　

На лице Клэр было написано удивление — она,　

видно, и не предполагала, что ее мать способна на нечто подобное.　

А ее друзей, с которыми она балдела, вы знали?　

Саманта покачала головой.　

Нет, не доводилось. Кэролайн говорила «друзья», но мне всегда казалось, что это один человек — мужчина.　Нет, — сказал я, — иногда их было несколько. Я помню: на полу — диванные подушки, на них — 　

полусонные люди, комната вся в дыму. И повсюду — мир и покой.　

Я вспомнил людей, которые говорили «косячок», «травка», «костыль», но для ребенка эти слова непонятны, ибо означают другое.