Мишка продолжал машинально жевать, не прислушиваясь к воркотне Листвяны, но вдруг сознание зацепили какие-то слова…

— Так Юлька уже пришла?

— Да, у Анны Павловны сидит. — Подтвердила Листвяна. — Ждет, пока ты поешь.

— Зови. — Мишка протянул ключнице миску и ложку. — Все, наелся, больше не хочу.

— Да ты и половины не съел, Михайла! Анна Павловна сердиться будет. Съешь еще, хоть немного.

— Не хочу, тошнит меня. Зови лекарку!

— Ну, как знаешь… А еду я оставлю, может лекарка тебя уломает еще поесть.

— Уломает, уломает… Юлька на что хочешь, уломает, зови!

— Здравствуй, Юленька. А я все думаю:

"Плагиат, сэр Майкл, да еще такой бездарный. И не стыдно?"

Юлька неожиданно поддержала критику "внутреннего собеседника":

— Все еще бредишь? А сказали, что на поправку пошел.

— Вот, ты пришла, мне сразу и полегчало.

— Что-то, не заметно. То орал: "Берегись, стрела!", а теперь и вовсе чушь несешь… хотя, складно. Какого только бреда с вами не услышишь.

Несмотря на ворчливый тон, было заметно, что Юлька довольна. Только непонятно чем: состоянием пациента или стихами?

— Давай-ка рассказывай: где болит, как себя чувствуешь?

— Глаз почти не болит, только там все время мокро, а вот ухо, почему-то болит, даже жевать больно. — Принялся перечислять Мишка. — А еще: встать не могу — голова кружится и тошнит.

— А сейчас голова кружится?

— Нет, только когда приподнялся, но быстро прошло.

— Ладно, давай-ка посмотрим, что у тебя там.

Юлька принялась снимать повязки, а Мишка с трудом сдерживался, чтобы не спросить: не принесла ли она, случайно, с собой зеркало. Он даже сам не ожидал, что состояние внешности будет так сильно его волновать. К уху повязка присохла, Мишка зашипел от боли, но на Юльку это не произвело не малейшего впечатления, она даже и не попыталась его успокоить "лекарским голосом".

— Юль, меня сильно поуродовало? — Не выдержал, наконец, Мишка. — Рожа здорово страшная?

— А ты и так красавцем не был. — «Порадовала» Юлька. — Такую харю сильно не попортишь.

— А вот и врешь! — Запротестовал Мишка. — Красава — внучка нинеина — на мне жениться обещала. Красавец, говорит, писаный, только собольей шубы и красных сапог не хватает. Но сапоги с шубой — дело наживное.

— Ну, я же говорю: бредишь! Может, все-таки, она за тебя замуж выйти хотела, а не жениться?

— Не-а! Так и сказала: "Вырасту и женюсь на тебе!". Замуж каждая выйти может, а вот жениться… Но Красава, наверно, способ знает — внучка волхвы, все-таки.

Юлька, наконец, не выдержала и фыркнула.

— Трепач! Надо было тебе лучину в язык всаживать, а не в глаз! А ну, не лезь! — лекарка шлепнула Мишку по руке, которой он потянулся пощупать ухо. — Не зажило еще!

— Ну, что тут у нас? — Раздался вдруг из-за Юлькиной спины голос Настены.

Мишка даже и не заметил, когда она успела войти в горницу.

"Консилиум, сэр. Видать, дела серьезные. Слава Богу, Бурея третьим не пригласили — добивать, чтоб не мучался".

— Вот, мама. — Юлька отодвинулась, чтобы не мешать матери.

— Глаз промой ему. — Настена внимательно вглядываясь в Мишку, легко притронулась пальцами к его лбу возле брови, оттянула нижнее веко. — Ну-ка, попробуй глаз открыть, Мишаня.

Мишка попробовал, получилось плохо.

— Шевелится. — С удовлетворением констатировала Настена. — Все хорошо: глаз видит, веко шевелится, будет чем девкам подмигивать.

— Это я обязательно! — Бодро отозвался Мишка и для убедительности пропел:

— Ну, если запел, то выздоравливает! — Настена довольно улыбнулась. — Промывай ему глаз и перевязывай. Пожалуй, через пару деньков поднимется.

— Так что у меня с мордой? — Дождавшись, когда Настена выйдет, снова спросил Мишка. — Бурея по страхолюдству переплюну или нет?

— Ну, прямо, как девка! — Возмутилась Юлька. — Ничего особо страшного. Бровь, конечно сгорела, но вырастет снова… почти вся. Чуть-чуть кривая будет, но несильно. Волосы на голове тоже отрастут…

— А с ухом что?

— Ну… — Юлька помялась, но под настойчивым взглядом Мишки, все же продолжила: — Ты, когда на спину упал, уголек к уху скатился. Подшлемник волосам гореть не дал, но сам тлеть начал и, как раз, там, где ухо… Пока с тебя шлем стащили, пока то, да се… В общем, прижарилось у тебя ухо. Даже обуглилось слегка.

— И что?

— Ну, пришлось отрезать немного…

— Сколько это — "немного"?

Мишка опять полез щупать ухо и опять получил шлепок по руке.

— Не трогай! Как бы еще кусок отрезать не пришлось. Да ты не бойся, Минь, под волосами не видно будет.

— Эх, молодежь, молодежь. Только б вам резать. — Тоном старого доктора из не менее старого анекдота, проворчал Мишка. — Юль, вон там воск лежит, дай-ка мне кусочек.

Размяв воск в пальцах он вылепил из него некое подобие ушной раковины.

— Показывай, сколько отрезали?

Юлька немного поколебалась, потом несколькими движениями отщипнула задний край.

— Мать честная! Эльф!

— Что? — Непонимающе переспросила Юлька. — Какой эльф?

— У латинян сказка такая есть — про лесных людей. Они такие же, как люди, даже детей могут от людей рожать, только уши у них заостренные, как у зверей.

— А-а. Ну, у тебя только одно ухо заострилось.

— Так у них полукровок так и называют — полуэльфы.

— Трепач. У него, чуть не пол уха сгорело, а ему все хаханьки. — Лица Юльки Мишка не видел, потому, что она, как раз, накладывала ему повязку, но по голосу чувствовалось, что лекарка улыбается. — Ты и на собственных похоронах шуточки шутить будешь?

— Ага! Приходи, посмеемся.

— Дурак!

— Правильно! Дед Корней так и сказал: "Одна половина бунтует, другая половина с ума сошла, остальные — в жопу раненые". Ранен я совсем в другое место, в бунте замечен не был, так что, выходит, сумасшедший.

— Хватит! — Решительно заявила Юлька. — Шутки шутками, а Роська твой до горячки доигрался — в жару лежит. Ты думаешь, мать сюда на морду твою шпаренную любоваться пришла? Она с Роськой сидит, а попа, дружка твоего, за волосья с крыльца стащила. Приперся! Сам одной ногой в могиле стоит, и парня туда же тащит!

— Да ты что?

— То! И тетка Варвара чуть не померла. Вам, дуракам, смешно — стрелу в задницу поймала, а того не знаете, что там кровяная жила проходит. Порвать ее — смерть, нету способа такие раны лечить. Ефим, дурень, стрелу дергал, как морковку из грядки, а стрела-то от шлема отскочила — кончик погнутый! Разворотил, когда вытаскивал, так, что Варвара чуть кровью не изошла. Еще бы на волосок в сторону и все — порвал бы жилу кровяную. Правильно его твои ребята отлупили — чуть собственную жену по дури не угробил.

— Ну, Варвара тоже хороша! Любопытство ее когда-нибудь угробит — вечно ей все новости раньше всех надо знать… А остальные ребята мои как?

— Про Гришу тебе уже сказали?

— Да. Царствие ему Небесное. — Мишка перекрестился, Юлька даже и не подумала. — С Роськой все понятно, вернее, ничего непонятно. Как думаешь, выкарабкается?

— Не знаю, горячка от запущенной раны… хуже нет.

"Эх, пенициллину бы сюда, а так… У них же почти никаких средств для борьбы с сепсисом, а Роська еще и в депрессию впал. Совсем хреново".