— В санях копались. Довольны.

Дед в ответ лишь коротко кивнул.

Женщин за столом, естественно, не было. Мать принимала на женской половине дома жена Никифора Ксения, которая произвела на Мишку какое-то жалостное впечатление. Была она импозантному Никифору, как говорится, не пара. Бледная, молчаливая, чуть ли не шепотом поздоровавшаяся и, при первой же возможности, поспешившая скрыться с глаз. Может быть дело было в том, что Ксения дохаживала последний срок беременности, а может, от природы была "серой мышкой"… Впрочем и Никифор отнесся к жене, как-то небрежно — представляя гостям, назвал «Ксюхой», а цепляющаяся за материн подол девочка годиков четырех-пяти, и вообще осталась бы безымянной, если бы Мишкина мать сама не спросила, как ту зовут. Похоже, семейной идиллией тут и не пахло.

Застольный разговор бестолково крутился вокруг разных событий: летней эпидемии, дорожных тягот, Мишкиных подвигов во время нападения волков ("апостолы" разинули рты, Никифор глянул на племянника даже с некоторым уважением), последних столичных новостей. Главной новостью, конечно же было постановление Князем Туровским Вячеслава Владимировича — третьего сына Владимира Мономаха. Мишка с изумлением узнал, что никакого Турово-Пинского княжества, собственно, и нет. Оказывается, более тридцати лет назад, перебираясь на Великое Киевское княжение, Святополк II[3] Изяславович не оставил на Туровском столе преемника, а сохранил Туров за собой — в области Великого княжения. Правда князь в Турове был — Брячислав Святополчич, но был он молод и не княжил, а "сидел на кормлении", так же, как и еще один сын Святополка — Изяслав — "сидел на кормлении" в Пинске. После смерти Великого князя все так и осталось. Правда сын Святополка II Ярослав Святополчич, став князем Волынским, претендовал на Туров и Пинск, как на наследство отца, но ничего не добился. Теперь же Брячислава отправили к брату в Пинск, а в Турове полноправным князем сел Вячеслав Владимирович Мономашич.

"Вот это номер, сэр Майкл! Выходит Вы имеете удовольствие пребывать в княжестве, которого формально не существует! То есть, теперь-то, когда Мономах посадил сюда своего сына Вячеслава, оно, вроде бы, появилось, но раньше-то? То было, то не было. Вот, наверно, почему в учебниках о нем почти ничего нет!".

Потом, уже изрядно "приняв на грудь", дед с Никифором озаботились пошатнувшимся здоровьем Владимира Мономаха и перспективами борьбы за Великокняжеский пост разных ветвей рода Рюриковичей. Мишка прислушивался к разговору с интересом, впитывая информацию о княжеских разборках, а «апостолам» взрослые разговоры довольно быстро надоели и они решили поразвлечься, указав "родственнику из провинции" его истинное, в их понимании, место.

— Минька, а Минька! Разгадай загадку: "В семи сундуках по семь ларцов, в каждом ларце по семь гривен. Сколько всего денег?".

— Триста сорок три гривны.

— А-а! Ты раньше знал! — Разочарованно протянул Петька.

— Чего тут знать-то? Эту загадку три тысячи лет назад в Египте придумали, только звучала она так: "В семи домах по семь комнат, в каждой комнате по семь кошек". Вы ее на купеческий манер переиначили, вот и все.

— Ну ладно, а вот еще загадка…

— Э-э нет! — Перебил двоюродного брата Мишка. — Теперь моя очередь!

— Про коровьи лепешки, небось? — съязвил старший из "апостолов".

— Петька! — дядька Никифор, оказывается, следил за разговором. — Гостей уважать не научился? Рано я тебя за стол пустил!

— Ничего, дядя Никифор, — заступился Мишка — моя загадка как раз купеческая. Слушайте. Три купца поехали в Киев с товаром, там расторговались, купили другого товара и привезли его сюда в Туров. Продали и поделили между собой прибыток. Первому досталась четверть от всех денег, второму — в полтора раза больше, а третьему девять гривен. Вопрос: сколько гривен получил каждый из купцов и какой была вся выручка целиком?

Над столом повисла тягостная тишина. Первым подал голос Никифор:

— Ну-ка, Михайла, повтори еще раз.

Мишка повторил, в глазах Петра и Павла поселилась вселенская тоска.

— Ну! — В голосе Никифора зазвучали грозные нотки. — Чего молчите?

— Не решается это, папаня, смеется над нами Минька.

— А в чулан, на хлеб и воду, пока не решите?

По всей видимости вышеописанный педагогический прием был «апостолам» прекрасно знаком, у обоих на лицах появилось плаксивое выражение, и Мишка решил, что братьев пора выручать.

— Тут все просто, смотрите: один купец получил четверть, а другой в полтора раза больше, значит, четверть и еще полчетверти. Сколько будет половинка от четверти?

— Осьмушка. — Еще не понимая, к чему ведет Мишка, неуверенно ответил Петр.

— Верно. Значит, у первого купца две осьмушки, а у второго — три. Так?

— Так.

— Сколько тогда вместе?

— Пять осьмушек!

— А сколько всего осьмушек может быть в чем-то целом?

— Восемь!

— Тогда сколько же осьмушек осталось на долю третьего купца?

— Три!

— Но это — девять гривен. Значит, одна осьмушка… Сколько?

— Три гривны!

— У первого — две осьмушки, у второго — три, у третьего — тоже три. Дальше-то сами посчитаете?

— Ага! У первого шесть гривен, а у второго и третьего по девять, а всего… Погоди, сейчас… Двадцать четыре!

— Правильно. Но сами вы ответ не нашли, поэтому снова моя очередь загадывать. — Мишка поймал себя на том, что сбивается на менторский тон, но резко менять тональность было уже нельзя. — Задумайте число, небольшое — меньше десятка, но мне не говорите, держите в голове. Задумали? Теперь прибавьте к нему пять. Прибавили? Прибавьте еще семь. Отнимите три. Готово? Теперь отнимите задуманное число. Прибавьте семь. Отнимите четыре. Разделите на три. Разделили? У вас получилось — четыре. У обоих!

Эффект превзошел все ожидания! Глаза у «апостолов» чуть не вылезли из орбит, дядька Никифор уронил ложку, даже дедово "Кхе!" прозвучало в иной, чем обычно тональности. Невозмутимым остался лишь Немой, но, опустив глаза, Мишка заметил, что из пирога, который тот держал в руке, во все стороны полезла начинка.

— Кхе! Ребята, да кто из вас купец-то?

Дед был доволен как кот, безнаказанно обожравшийся сметаны.

— Как это?… — Наконец вымолвил Никифор. — Михайла, как это ты? Стой! Не рассказывай, пусть сами догадаются. Три дня вам на раздумья! Слышали? А мне потом объяснишь.

— Дядя Никифор, да это шутка, ради праздника. Дозволь объяснить, сами они не догадаются.

— Папаня! Не догадаемся, дозволь! Тебе же и самому любопытно! — Дружно поддержали Мишку "апостолы".

— Шутка говоришь? — Никифор прицелился в Мишку зеленым кошачьим глазом. — Ну ладно, объясняй.

— Все очень просто. Они задумали число, я его не знаю, но мне и не нужно. Я же их заставил отнять задуманное, значит остались только те числа, которые я сам и назвал. А с ними можно уже делать, что захочешь: делить умножать, хоть кренделем закручивать. И кто бы какое число ни загадал, у всех, все равно, результат одинаковый получится. Некоторое время в горнице стояла тишина, а потом…

— Ха-ха-ха, го-го-го! Хитер! Гы-гы-гы, хоть в крендель… Ой, уморил!

Громче всех, почему-то, смеялся дед, впрочем, Никифор с сыновьями не отставали. Участия в общем веселье не принимал только Немой, сосредоточенно вылавливавший из рукава натекшую туда начинку.

— Парни! Никому — ни слова, поняли? — Никифор грозно простер длань в сторону сыновей. — Я своих друзей завтра удивлю! Я им такой крендель заверну! Ха! Я с ними еще и на деньги поспорю! Михайла, половину выигрыша — тебе!

Пользоваться пьяной щедростью и благодушием Никифора следовало, что называется, "не отходя от кассы".

— А друзей-то у тебя много, дядя Никифор?

— Не бойся, Михайла, десяток ногат заработаешь, а то и побольше!