Вид у музыкантов был весьма потрепанный и откровенно голодный. То ли дела шли неважно, то ли «худрук» был скупердяем, а скорее всего — и то, и другое.

Мишка подошел к оркестру, поздоровался, в ответ получил торопливые униженные поклоны.

"Да, ребята, чувствуется, затюканные. Начальник у них — еще та сволочь. Может, из-за его дурного характера и бедствуют? Актер, все-таки, должен быть легок в общении, весел, насколько можно, симпатичен, а на этого смотреть тошно. Надо их подальше от зрителей посадить, чтобы… как в настоящем цирке! Как же им про музыку-то объяснять? Может сами сообразят?".

— Я не знаю, что вы умеете играть, — обратился Мишка к музыкантам — поэтому давайте так: я буду показывать, что мы делаем, а вы подбирайте к этому музыку. Понятно?

— Понятно, хозяин, подберем.

— Я не хозяин, ну, ладно, неважно… Вот смотрите для начала.

Мишка вытащил кинжалы и принялся жонглировать. Музыканты обернулись на Свояту, видимо темп обычно задавал своим бубном он, но худрук был целиком поглощен процессом торговли. Мужик с трубой взял руководство на себя.

Бу- бу-бу-бу — загудела труба, точно поймав ритм полета кинжалов, тут же вступили рожки затянув что-то протяжное, но это оказалось лишь звуковым фоном. Флейтист некоторое время помолчал, потом, переглянувшись с хозяином «ксилофона» заиграл что-то веселое, снайперски попав в настроение полета клинков, тут же вступили «ксилофонист». Получилось просто здорово!

— А ну, кончай! Мы еще о цене не договорились! — Своята орал препротивнейшим голосом, музыку как ножом обрезало. — Эй, сопляк! Ты, который с ножами, а ну, отойди!

— Я тебе не сопляк, а Михайла Фролыч! Понял, пень корявый?

— Ой, неужто боярин? — Своята являя собой воплощение сарказма. — А может князь? Я-то и не разобрал сослепу!

— Я — княжий ратник в восьмом колене! Андрей, объясни ему!

Немой ухватил Свояту за шиворот и, приподняв в воздух, крепенько встряхнул. Мишка подскочил к нему, глянул в наливающееся кровью лицо.

— Еще раз вякнешь, пес, уши до жопы натяну! Понял?

— Эк-кх-кх — «худрук» задыхался, пытаясь дотянуться ногами до земли, но Немой, без всякого видимого усилия, продолжал держать его на весу.

— Понял или не понял?

— Д-д…

— Отпусти его, Андрей.

Своята коснулся ногами пола и судорожно втянул в себя воздух. Мишка дождался пока «худрук» продышится и снова повторил вопрос:

— Понял или не понял?

— Понял…

— Как меня звать?

— Михайла Фролыч.

— Иди, торгуйся дальше, а мне не мешай.

— Кхе!

Мишка совсем забыл про деда, спокойно сидевшего все это время в уголке, даже, кажется, подремывавшего. "Кхе!" было явно одобрительным. Тут же последовало и подтверждение от дядьки Никифора:

— А внук-то у тебя, Корней Агеич, себя понимает…

— Дык, воспитываем, Никеша. Кхе! Воспитываем, как же без этого?

"Блин, опять из образа вышел! И чего это я? Ну, мужик противный, ну, обозвал сопляком… Ничего особенного, с чего я завелся-то? Сорри, сэр, а музыку Вы когда последний раз слышали? Еще ТАМ? То-то это пиликанье Вас сразу за душу взяло! И тут это уродище кривобокое Вам весь кайф обломало. Вот и причина! А ведь и правда — соскучился. Еще бы что-нибудь знакомое услышать, да откуда здесь… А оттуда! Ну-ка, попробуем!".

— Слушайте, а если я напою мелодию, сможете сыграть?

— Напой, хозяин! — Один из рожечников сразу оживился. — Напой, мы новое быстро схватываем! Парень забрал у флейтиста его инструмент и уставился на Мишку.

— Давай, хозяин.

— Ля, ля-ля.

Мишка напел, в общем-то, несложную мелодию "Катюши".

Слух у музыканта, похоже, был абсолютным — уже второй куплет он воспроизвел безошибочно, на третьем вступил мужик с трубой и второй рожечник. «Ксилофонист» сначала выстучал мелодию отдельными ударами, а потом рассыпался дробью, Мишку чуть слеза не прошибла.

— Здорово, молодцы ребята!

Музыканты заулыбались, а Мишка вдруг всей кожей ощутил повисшую в амбаре тишину. Все пялились на него, словно увидели впервые в жизни.

"Блин! Прокол за проколом! Позвольте Вам заметить, сэр Майкл: Вы совсем охренели. Это же, по нынешним временам, черте что и с боку бантик! Покруче, чем рок-н-ролл в пятидесятые годы. Помните, как деды тогда отреагировали? Причем, не только у нас, но и в Штатах. Официальные запреты, судебные процессы, а в Советском Союзе, так вообще, пятнадцать суток наматывали, как за мелкое хулиганство. А ну, как и ЗДЕСЬ то же самое будет? Да еще святые отцы… Все дело завалим!".

— Михайла, ты где это слышал такое? — озвучил общее недоумение Никифор.

"М- да, и на библиотеку отца Михаила не сошлешься".

— Да так, дядя Никифор… Само как-то придумалось. А что, плохо?

— Эй, парень… э-э Михайла Фролыч! А еще чего-нибудь такое знаешь?

— Ну, я не знаю… Можно попробовать… А зачем?

— Так ить! Да никто ж этого не знает! Да мы с этакой музыкой…

Своята прикусил язык, но было поздно. Никифор тонкости момента не уловил, но Мишка просек ситуацию мгновенно.

— Дядя Никифор! Новая музыка денег стоит. Вы на чем сторговались? Если он мою музыку перенимать собирается, так еще долю срезай!

— Ха! А как же! — Никифор хищно ощерился. — Не, Своята, я тебе с самого начала правильную долю назвал — двадцатую. Деньги получишь, да еще и новую музыку узнаешь. И не торгуйся, даже и слышать ничего не хочу!

Никифор, и слыхом не слыхивал о таком звере, как авторское право, но наживу чуял нутром и своего не упускал. Торг пошел по новому кругу.

— Хозяин. — Флейтист говорил шепотом, видимо для того, чтобы не услышал Своята. — Напой еще что-нибудь, твоему дядьке торговаться легче будет.

— А тебе-то какой интерес?

— Да ну его, сквалыгу, нам все равно ничего не достанется, только кормежка, а музыку не отнимешь, она всегда с нами. Ну, напой Михайла Фролыч!

— Погоди, подумать надо…

"Почему «Катюша» так сразу прижилась? Вернее, не так. Почему я с «Катюши» начал? Даже не задумался, само как-то выскочило. Значит, подсознательно был готов. К чему? К тому, что поймут и примут? Я, ведь, уже вжился в ЗДЕШНЮЮ жизнь, должен такие вещи чувствовать. Может и чувствую, но не понимаю, а надо понять, иначе промахнусь. Чем «Катюша» отличается от остальных песен, вообще от всей музыки? Блин, консерватории не кончал, на гитаре только «блатные» аккорды знаю…

Тогда заходим с другой стороны: музыка — один из видов воздействия на человека, значит, разновидность управления, причем, напрямую — без посредничества словесного или визуального ряда. Чем воздействие «Катюши» отличается… Ага! Есть две русские песни, которые знают во всем мире: «Катюша» и "Подмосковные вечера". Видимо, они универсальны, в том смысле, что «ложатся» на любой менталитет.

Так что же, "Подмосковные вечера" с ними разучивать? Нет, тут должно быть что-то еще. Когда была написана «Катюша»? Еще до Отечественной Войны — в тридцатые годы. И, сначала, это была вовсе не солдатская строевая песня — ее исполняли с эстрады. Что тогда была за публика? Индустриализация, бурный рост городского населения… Вчерашние крестьяне, мягко говоря, не обремененные знанием мировой музыкальной культуры. То же, что и ЗДЕСЬ. Уже тепло!

Есть методика! Делаем обобщенный портрет слушателя и ищем аналогии между XX и XII веками! Патриархальное воспитание, крестьянский образ жизни, плюс военная тематика представления… Песни гражданской войны! А ну-ка!".

— Так, попробуем! Сначала, ты. — Мишка ткнул пальцем в сторону мужика с трубой. — Раз, два, три, четыре! — Вместе с отсчетом Мишка взмахами руки задал «басу» темп.

Бу- бу-бу загудела труба.

— Теперь ты — Мишка обернулся к «ксилофонисту». — Делаешь так, как будто копыта стучат на галопе: тра, тра, тра.

— Теперь — ты! Ля, ля-ля-ля…

"Белая армия, черный барон